И одновременно личного офиса и склада нелегальных материалов.
– Я бесплатно никого искать не буду, – предупредил он, даже не поднимая клювастой головы.
– Обижаете, Паша, – сказал я, вытаскивая из кармана фотографию жены мистера Жижи и небольшой пузырек с валерьянкой.
– Ах, это вы, – сказал герр Пауль, оживившись и следя круглым карим глазом за пузырьком. – Давайте сюда объект.
Бросив взгляд на фото, он хмыкнул и протянул щупальце.
– Э, не, – сказал я, пряча пузырек за спину. – Сначала объект.
– Объект у меня внизу, – ответил осьминоид. – Плату вперед.
– Э, не, – покачал головой я.
– Э, да, – ответил герр Пауль и ткнул щупальцем куда-то мне за спину.
Я обернулся.
Там, на стене, висел лист бумаги с неровно выведенными буквами:
«ПЛАТУ ВПИРЕТ»
– А то много вас ходит таких, – пояснил осьминоид. – А потом ползи, мсти за обман, топи в вашей речке-говнотечке. Надоело.
Я вздохнул и протянул ему валерьянку.
Герр Пауль профессиональным движением отвинтил крышечку и опрокинул пузырек в ротовое отверстие.
– Ух! – одобрительно крякнул он и порозовел.
– Ну, – с нетерпением спросил я. – Ну что там?
– Айн момент, – отмахнулся он и нырнул в черные глубины.
Айн момент растянулся на минуту, потом на пять, затем на пятнадцать… Через двадцать минут я нетерпеливо похлопал ладонью по воде, а через полчаса снял ботинок с носком и сделал вид, что собираюсь устроить в бассейне постирушки.
Вода забурлила, и на поверхности показался осьминоид с чем-то, напоминающим полиэтиленовую книжонку.
– Ну и что это? – спросил я, разглядывая изображения каких-то клякс.
– Молодой человек! – назидательно поднял щупальце герр Пауль. – В вашем возрасте стыдно не знать, что мужские журналы есть у всех цивилизаций. Хотите, я покажу вам свою коллекцию? В ней есть весьма любопытные экземпляры.
Я вежливо отказался.
– Вот ваш объект, – герр Пауль ткнул щупальцем в одну из фотографий.
Наверное, у жижоидов это считалось очень эротичным. Возможно, – судя по тому, как был залапан этот разворот, – даже порнографичным. Но я уже сто раз вытирал ковер после того, как Царица Савская изволила переедать, так что цветное пятно на мебели меня не впечатлило.
– Ну как? – вкрадчиво спросил герр Пауль. – Вставляет?
– Что? – переспросил я.
– Вставляет? – повторил порномагнат. – Кирдячит? Дюдюкает? Хтангхн ктух? Хочется усики почесать?
– Эмн… – замялся я.
– Ах да, – махнул щупальцем герр Пауль. – Я забыл вашу анатомию и терминологию. Есть желание по…
– Нет! – быстро ответил я, вернул ему журнал и позорно сбежал.
* * *
– Между прочим, он очень обаятельный, – сказала Пенни, задумчиво разглядывая через лупу кулон с бриллиантом. – Обходительный, очаровательный, обворожительный…
– А еще округлый и обширный.
– А? – она с удивлением подняла один глаз. Вторым она продолжала разглядывать кулон. Бриллиант был размером с грецкий орех и даже сверкал как-то нахально и развратно.
– Я продолжаю ваш ряд прилагательных на “о”, – сухо ответил я, делая вид, что меня не интересует ни этот щедрый дар для Пенни, ни сама Пенни.
– Ах, ну да, от вас же даже на день рождения если чего и дождешься, так коробку конфет, которую дарили еще вашей прабабке!
– Я не знал, что вы такая меркантильная.
– Пф-ф! Меркантильная – это когда оказываешь услуги за деньги…
– Мне казалось, что это по-другому называется, – заметил я.
Пенни презрительно фыркнула.
– С нашей работой запроса на те услуги, для которых называешься по-другому, не дождешься. Никакой личной жизни. И никакой доплаты, кстати!
– А кстати, зачем мистер Жижа приходил? – при упоминании денег я обычно сразу меняю тему.
– Просто так, – Пенни пожала плечами, примеривая кулон на грудь. – Хотел узнать, как движется дело.
Я поперхнулся.
– И что вы ему сказали?
– Ну, как обычно, что все в порядке, что у вас есть версии и вы их разрабатываете, что в ближайшее время уже сможете предоставить итоги… Вы же сможете их предоставить?
– Ну, э-э-э…
– Я так понимаю, есть смысл звонить Трехглазому Джорджу?
– Пенни, – тоскливо попросил я. – Не могли бы вы…
– Не могу.
– Буквально на пару часиков!
– Увы-увы.
– Я обещал маме!
– Я буду приносить цветы на вашу могилу.
– Я повышу вам зарплату!
– Ха-ха-ха! – произнесла она без улыбки на лице, однако махнула рукой.
* * *
Мама очень любит ходить со мной на культурные мероприятия: концерты классической музыки, гастроли театра Кабуки, лекции приглашенных ученых и прочие облагораживающие действа. Она надевает свое лучшее леопардовое манто, вооружается моноклем и отгоняет от меня вертихвосток, которые хотят украсть у нее единственное сокровище. Тылы нам прикрывает сумка с Царицей Савской – о, сколько прошмандовок и профурсеток были вынуждены ретироваться, заслышав ее шипение!
В этот раз целью нашего семейного променада стала выставка современного искусства. Вся выставка заключалась в одном-единственном экспонате, которому посвящался буклет на добрую сотню глянцевых страниц. Две трети его заполняли излияния и изрыгания восторга по поводу уникальности, невероятности, замечательности, великолепности и в высшей степени всего прочего этого экспоната. На оставшейся трети располагались фотографии во всех ракурсах – и даже, кажется, снятые изнутри.
Признаюсь честно, хотя и со жгучим стыдом и болью в сердце, что я не поклонник современного искусства. А уж этот экспонат – по сообщению буклета, любезно предоставленный для выставки таинственным меценатом, – был больше всего похож на цветную бесформенную кучу.
Мама сокрушается, что я пошел в отца – грубого, неотесанного мужлана, который не мог отличить Мане от Моне, Гегеля от Бебеля, а Эйзенштейна от Эйнштейна. А также мою маму от той крашеной сучки, к которой впоследствии и ушел. Я не перечу, – в конце концов, стоит признать, папенька не отличался тонким вкусом: оставшаяся после него коллекция элитного алкоголя на деле оказалась омерзительной ядреной «паленкой».
Таинственный меценат скромно маячил в углу, прикрывшись буклетом.
Мама направилась в его сторону, тараном раздвигая посетителей и волоча меня за собой на буксире.
– О, это просто великолепно! – воскликнула она, подкравшись к меценату.
И оглушительно чихнула.
Тот вздрогнул и выронил буклет.
Его огромная непричесанная борода топорщилась во все стороны, напрочь скрывая лицо.
– Очнь пртно, – невнятно пробормотал он.
Борода дрогнула и поползла ему на грудь.
Он нервно схватился за нее рукой, затянутой в скрипучую лайковую перчатку.
Я чихнул.
* * *
Ждать в темноте музейного зала мне пришлось недолго.
– И снова здравствуйте, – сказал я. – Я же предупреждал вас о присохшем клее. А постижерная смесь очень плохо ложится на свои же остатки.
Робот замер, выронив из манипуляторов накладную бороду.
– Тем более, что вас надули, – продолжил я. – Вам продали бороды из запасников местного драматического театра рептилоидов. А у тех аллергия на синтетику и волосы гуманоидов. Вот и делают из кошачьей шерсти.
Робот как-то совершенно по-человечески вздохнул.
– Я так и знал, – печально сказал он. – Я так и знал, что у нас ничего не получится. Я же ей говорил.
– Не надо, Вольфганг, – вдруг прозвучал за моей спиной мелодичный голос.
Я вздрогнул и обернулся.
Уникальный, невероятный, замечательный, великолепный и в высшей степени все прочее экспонат медленно стекал со своего постамента, переливаясь всеми цветами радуги.
– Это была только моя идея, – сказал он. Или… она?
– Миссис… Жижка? – прохрипел я.
– Надеюсь, что недолго, – ответила она. – Сколько требуется времени, чтобы пропавшего признали умершим?
– Человека – двадцать лет,
