а жижоида… я не знаю, не в курсе межпланетного права по таким вопросам. Да какого черта! Что вы тут делаете?
– Экспонируюсь. – Она сделала то самое движение, которое я когда-то идентифицировал у мистера Жижи как пожатие плечами. Но у нее оно выглядело… элегантнее?
– Хорошо, будем продвигаться чуть медленнее, чем я планировал, – согласился я. – Какого черта вы экспонируетесь?
– Мадам, я не могу позволить, чтобы вы пострадали, – вмешался робот. – Я возьму всю вину на себя.
– Вольфганг, погодите. Молодой человек, вы знаете, кем я была до брака?
– Ну-у-у… – я замялся. – Порнозве… снимались для мужских журналов.
– Верно. А знаете почему?
– Ммм… деньги?
– Отчасти. Поначалу. Я же когда-то была балериной… не смотрите так, – грустно рассмеялась она. В тишине зала словно рассыпались хрустальные шарики. – У нас тоже есть балет.
– Извините, – пробормотал я, содрогнувшись от ужасных видений.
– Я была балериной, но травма… А жить без сцены…
– Порножурналы, – напомнил я нить беседы.
– А это тоже сцена. Почему бы и нет? Это тоже искусство! Если можно красотой сделать кого-то счастливым хотя бы на пару секунд… А разве я не красивая?
– Вы невероятная, – восхищенно пробормотал робот.
Я сделал ему знак замолчать.
– А муж запретил вам это? – понял я.
– Вы же были у нас дома, – грустно сказала она. – Он запретил мне все.
– И вы решили сбежать? Таким образом? Вы что, думаете, что ваш собственный муж не признает вас тут? Голой?
– Мадам не голая! – возмущенно воскликнул робот.
– Не надо, Вольфганг, – сделала она успокаивающий жест. – Он не обязан разбираться в нашей одежде. Мой муж ненавидит искусство. Он никогда не увидит меня.
– А его… друзья? Ваши… сородичи?
– У нас в мире нет скульптуры. А мои сородичи мало интересуются тем, чего нет в их мире.
– Но если… вдруг?
– Поживем – увидим, – вздохнула она.
– Я должен отвести вас к вашему мужу, – сказал я.
– Но?..
– «Но»? – ее голос меня завораживал.
Мне почему-то вспомнился несчастный оркестр в стене.
– Вы еще стоите здесь и разговариваете, а не тащите меня к нему. Поэтому есть какое-то «но». Но?..
– Но я не знаю, – честно признался я.
Она снова поднялась на пьедестал.
– Скажите, разве это плохо? – спросила она, приняв позу. Это было похоже на радужный гриб-трутовик.
– Я ничего не понимаю в современном искусстве, – ответил я.
– А в красоте? – мягко спросила она. – Вы же не можете ничего не понимать просто в красоте?
– Я не знаю.
Она перетекла в скульптуру женщины с веслом.
– А так?
– Возможно, – согласился я.
– Вы ничего не понимаете в красоте, – подтвердила она. – Первый вариант был гораздо лучше.
* * *
Мистер Жижа недавно снова женился. Как оказалось, в двадцатый раз. По бывшей жене он горевал ровно неделю – до тех пор, пока не обнаружил, что кто-то взломал бульдозером стену его дома и выкрал гномий оркестр на двенадцать персон и старого робота-дворецкого.
К радости мамы, я теперь выписываю буклеты выставок современного искусства. И складываю в особую папочку те, в которых принимают участие экспонаты из коллекции таинственного мецената.
Контору свою я пока прикрыл. Думаю, что еще лет десять проживу на бриллианты, преподнесенные благодарным гномьим королем.
Тем более что этот мистер Жижа увел у меня Пенни.
Трюк с фонарем
Александр Подольский
#смертельный_фокус
#лучшее_шоу_черного_мага
#курение_убивает
Выступали азиаты-карлики в пестрых пижамах блевотного цвета. Недомерки показывали карточные фокусы, дурачились, дрались, но публика никак не реагировала. Жалкое зрелище.
– А что полиция? – спросил я, выдыхая дым.
– Да срать им, – сказал Боров. – Оформили самоубийство, мол, никаких вопросов, чего, мол, тут голову ломать. Разбираться не стали. Им висяки не нужны. Как и мне – проблемы.
Десять минут истекли, и платформа поползла вниз, забирая карликов под сцену. Народ лениво похлопал – скорее скрипящим механизмам, чем циркачам. Сегодня людей было мало, сотни три. Но вечерний куш никто не отменял.
«Платформу» придумал Боров. Я никогда не понимал прелести этого местечка, но оно понравилось очень многим. Идея была в том, чтобы собрать в одном заведении кучу разномастной творческой живности, выделить каждому время для выступления, а лучших потом наградить. Сцена тут располагалась в здоровенной раковине, выглядывая в зал, будто глаз из дырки в черепе. Пола не было – его заменяли многочисленные платформы, которые тащил наверх подъемник. Пока выступали одни умельцы доставать кролика из шляпы, готовились следующие, и так три часа подряд семь вечеров в неделю. Безостановочное шоу на потеху зрителю. У каждой команды была своя платформа, которую она разрабатывала, обставляла и готовила к номеру. Отсюда и пошло название. Взнос участника, конечно, кусался, но шанс тем же вечером получить в десятки раз больше привлекал куда сильнее. Плюс к тому здесь частенько практиковалось поощрение отдельных удачных номеров неплохой денежкой. Победителя выбирали зрители, и он заграбастывал половину банка. Посетителей тянули сюда иллюзия власти, возможность решить чью-то судьбу. Ну а вскоре «Платформа», укрывшаяся от больного города в промзоне, стала любимым местом для представителей мира криминального. Полиция сюда не заваливалась, Боров платил исправно, так что публика собиралась соответствующая. Хотите снять бабу на ночь, заказать соседа или прикупить таблеток? В «Платформе» всегда отыщется нужный человек. Главное – знать, к кому подойти.
– Тогда зачем тебе копать?
Боров с трудом перекинул ногу на ногу и отхлебнул пива, расплескав его по второму подбородку. Кличку он оправдывал на все сто.
– Мне и не надо, Дым. А вот эти паскудники, – он ткнул жирным пальцем в сегодняшнюю афишу, – такое устроили! Мол, это знак, это убийство, мол, пора валить из «Платформы», пока целы. Слыхал, да? Идиотов куски. Мистика им, мол, мерещится. Призраки гребаные.
Подъемник явил зрителям платформу с парнем в красном костюме и двумя полуголыми девушками. Всяко интереснее карликов. Рядом с парнем стоял куб – полтора на полтора метра, – оформленный под газовый фонарь. Из деревянных ребер росли золотые перья, боковые грани казались бумажными. Сверху виднелась дыра, точно сливная щель в сортире. Зазвучала музыка, и на табло пошел отсчет новой десятиминутки.
– Вот они, – показал Боров на сцену. – Гляди внимательно.
Девушки задвигались. Они были действительно хороши: длинноногие, подтянутые, фигуристые. Короткие топики подчеркивали груди, а обтягивающие шорты не мешали по достоинству оценить задницы. Волосы – брюнетка и блондинка, как и положено, – до плеч, чулки в крупную сетку, каблуки, по-кошачьи плавные движения… Их танец не только завораживал, но и отвлекал. Это и была основная задача помощниц.
Фонарь оказался на колесиках. Девушки стали его вращать, показывая, что за ним никто не спрятался. Фокусник с умным видом наблюдал за этим, сжимая в руке полуметровый жезл с лампой на конце. Куб остановился ровно посередине сцены, и техники приглушили освещение. Брюнетка откинула переднюю панель, обнажая пустые внутренности фонаря. Девушки взялись за руки и отошли от куба, жестами приглашая к нему фокусника. Тот ухмыльнулся, поправил галстук и двинулся вокруг фонаря, насквозь просвечивая каждую грань своей странноватой лампой. Бумажные стенки вспыхивали электрическим огнем, не находя теней сообщников или других подставных.
