Увидев в руках Заикина диктофон, охранник с перевязанной головой тут же начал давать показания:
— Их было двое. Мужчина лет под сорок, высокий с яркой внешностью, и с ним женщина. Темненькая. Она свое лицо прятала, но грудь выпирала, и я понял — баба. Как с неба свалились. Потом погас свет и меня оглушили.
— Любопытная штучка! — заявил майор, протягивая что-то Заикину.
— Что это?
— Нательный крестик. Женский. Золотой, с камушками. На обратной стороне инициалы — Л.А.
— Отвезите в редакцию. Его надо сфотографировать.
— А здесь?
— Свет не тот, нам нужно получить качественный снимок.
— Мы готовы к сотрудничеству.
Заикин вышел на улицу и набрал номер Олега. Тот долго не отвечал, потом послышался пьяный голос:
— Ну что еще там?
— Ты в «Престиже»?
— А где мне быть?
Лора ощупала грудь.
— Потеряла.
— Он был на тебе?
— Когда приехала в редакцию, был.
— Дальше?
— Лифт. Там было тесно. За мной стоял тип с уголовной рожей.
— Понял. Это Бука, шестерка Цимбала.
— Мне от этого не легче.
— Не волнуйся, крестик нашли.
Они переговаривались шепотом и трезвыми голосами.
6.
Машина остановилась возле дома Громова. Двое мужчин взяли из багажника сумку и направились к подъезду. Поднявшись на третий этаж, открыли квартиру ключом и вошли в нее.
На нижней и верхней площадках появились бойцы спецназа. Дверь была вышиблена одним ударом. Ворвалась вооруженная команда. Двое незваных гостей ничего не успели понять, с заломленными руками их положили на пол.
— Эй, ребята, не перестарайтесь, мы свои! Удостоверение в кармане, — сказал один из них.
Удостоверения достали и у одного, и у другого. В комнату вошел Вербицкий.
— Своими мы никогда не были.
— У нас есть ордер на обыск, — заявил второй.
— Предусмотрительно. Сумочку с деньгами с собой принесли?
— Ничего мы не приносили.
Вербицкий встал на корточки, открыл экран видеокамеры и показал, как они достают сумку из багажника.
— Я не представился. Старший следователь по особо важным делам прокуратуры Вербицкий. Будете колоться сами или помочь? У сейфа стояли наши камеры, и они сработали.
— Сегодня мы откроем рот — завтра протянем ноги.
— Завтра уже некому будет до вас дотянуться. Посидите в камере, часа на раздумье вам хватит.
Вербицкий вышел.
Помощник спросил у него на улице, подавая зажженную спичку:
— Как ты догадался, Илья, что сюда поедут?
— Они пошли на дело со спортивной сумкой Олега, он с ней на теннис ходит. Ради такого доказательства можно было деньгами рискнуть.
Вербицкий раскурил сигарету.
С рассветом к знакомому киоску подъехал «БМВ» Олега. Лариса осталась в машине.
Киоскер распечатывал пачки газет.
— Привет, Гриша.
— Олежек? Твою газету сметают за час. Похоже, ею квартиры оклеивают. Утренний тираж по пять раз подвозят, а там, глядишь, дневной подойдет. Я в мыле.
— Доброе утро, Олег.
Громов обернулся и увидел знакомое лицо.
— Здравствуйте, Родион. Где напарника потеряли?
— Вы меня знаете?
— Я газетчик, обязан знать.
— И до сих пор не сдали меня?
— Ваша личная жизнь меня не интересует, пока она не стала общественно опасной. Хорошо сработали в конторе дальнобойщиков, а вот записочки не следовало писать. Пижонство.
Олег забрал свою газету:
— Успехов в личной жизни.
— Вы это серьезно? — спросил Брелев.
— Неприятностей вам и без того хватает. Громов сел в машину и тронулся с места.
— Ты прав, — сказала Лариса, листая газету, — складывается впечатление, что ты сам для Вольнова пишешь сценарии.
— Так оно и есть. Только он об этом не догадывается.
— Послушай, Олег, тут рисунки художника. Портрет не твой, он очень похож на того парня, с которым ты только что разговаривал.
Олег взглянул на рисунок размером в полполосы:
— Не повезло Брелеву, впутали парня в гнилую историю.
— А вы чем-то похожи.
Секретарша сообщила Громову, что все вызваны в кабинет Цимбала, у него проводится расширенное совещание. Олег поторопился на сходку, Лариса не отставала.
Двери приемной были нараспашку. Бука складывал бумаги в портфель.
— День открытых дверей? — спросил Олег.
— Велено пускать всех, кто придет, сегодня я ему не нужен.
— Вольнов там?
— Не видел. Он спускается на своем лифте, его не проследишь.
Олег с Ларисой прошли в хоромы Цимбала. Народу набилось немало — весь состав редакции «Вестника уголовной хроники».
— А вот и главный! — обрадованно воскликнул Цимбал. — Проходите. Думаю, и твоя девушка может присутствовать на совещании. Сейчас мы должны разработать стратегию дневного выпуска, поставить в деле жирную точку. Обыватель перекалился, надо дать ему остыть недельку, и возьмемся за новое дело.
— Преступник уже пойман? — тихо спросил Олег.
— Можно сказать и так. Я вызвал в редакцию всех свидетелей, каких мы нашли, барменов и даже Сайда. Нас интересует, что они думают об опубликованных портретах. Может быть, мы зря заплатили художнику солидные деньги, и он не оправдал наших надежд.
Дверь лифта открылась, в кабинет вошел гордый и самодовольный Вольнов. Присутствующие встали. Он сделал небрежный жест, и все сели. Шеф занял председательское кресло.
— Господа! Сегодня мы обязаны оборвать цепь дерзких преступлений и завершить наше следствие.
— Скорее, не следствие, а спектакль.
Все обернулись. Человек в форме подполковника юстиции представился:
— Старший следователь по особо важным делам прокуратуры Вербицкий. Прибыл по поручению прокурора округа. Никто не возражает?
— Милости просим, — улыбнулся Вольнов.
— Спасибо, господин Вольнов. Первый вопрос у меня к вам. Девушка, изображенная на рисунке в утреннем выпуске, работала в вашем холдинге. Неужели вы ее не узнали? Ирина Борисовна Бессонова.
— Я не могу знать всех сотрудников холдинга.
— Речь идет не обо всех, а о близкой вам женщине. Ее труп в Институте судебной медицины. Позавчера утром ей перерезали горло турецким кинжалом.
— Я так и думал! — воскликнул Цимбал. — Вот зачем он покупал кинжал в клубе «Дамаск»!
— Вполне возможно. Скажите, господин Цимбал, а вы знали убитую?
— Конечно. Но сейчас мне не до редакции журнала мод, я туда давно не заглядывал.
— А вы утром в день трагедии не заезжали домой к Ирине, господин Вольнов?
— О чем вы говорите! — вмешался Цимбал. — В девять утра Павел Иванович был на месте. Я к нему заходил.
— Разве я назвал точное время?
— Точное время вы установили на разбитом будильнике, переведя стрелки на час раньше, — тихо сказал Громов.
— Что за чушь! Хорошо. Мы знали о смерти Ирины и пережили шок. О будильнике мне рассказала горничная Ирины по телефону, и о трагедии тоже.
— Горничная отдыхает у сестры в Виннице больше десяти дней и вернется только через пять, — снова сказал Олег.
— И все-то ты знаешь! А не ты ли там был в то утро?
— Был. Но ушел ровно в десять. А стрелки часов на будильнике застыли на десяти часах одиннадцати минутах. Это зафиксировано в протоколе и соответствует времени смерти.
— Пустые слова. Где твои свидетели?
— Трое таксистов. Они ждут внизу. Стоянку напротив упустил из виду?
— Извините за беспокойство, джентльмены.
На пороге кабинета стоял интересный мужчина в дорогом костюме.
— Меня зовут Родион Брелев. Пришел защищать свой мундир. Меня оклеветали, напечатав мой портрет в газете. Я уважаю свою профессию, пусть и незаконную, и не хочу, чтобы марали мою репутацию. Руки хирурга не хватаются за кувалду.
— Боюсь, вы спутаете нам все карты, — пробурчал Олег.
— Это что, явка с повинной? — спросил Вербицкий.
— Расценивайте и так. Меня можно обвинить в побеге, согласен. Я осужден на три года, добавят еще три, через четыре выйду досрочно, за хорошее поведение. Будет время отдохнуть и подумать о будущем.
— Где же ваш сообщник? — спросил Вольнов.
— Ему грозит вышка, и он со мной не пошел. Я не могу его осуждать за это.
— Никуда он не денется.
— В этом городе деньги решают любые проблемы, а у него очень много денег.
— Да… — покачал головой Вербицкий, — репутацию вам здорово подмочили. Рекомендую исправить положение. Репортерам можно фотографировать. Эти снимки вы поместите в дневном выпуске, они того стоят. Проведем следственный эксперимент в присутствии работника прокуратуры. — Вербицкий повернулся к Брелеву: — Видите сейф, Родион? Вскройте его голыми руками за пять минут. Слова одно — дело другое.
— Да, но почему мой сейф? — возмутился Цимбал. Его оттеснили ребята с фотоаппаратами.
