их менял? — и вскоре овальное, совсем не похожее на луну лицо Мэла превратилось в другое, грубое, квадратное. Костиган? Да, он самый. Но кто скрывался за его спиной? Кто отдавал ему приказы?
Первого января Квирка навестила Фиби. Порывистый ветер не швырял, а плевал в окно моросящим дождем, дым, едва вылетая из труб, тут же рассеивался. Фиби явилась в черном берете, сдвинутом набок и черном же пальто с меховым воротником. Она словно похудела с прошлого раза, когда у Квирка хватило сил ее рассмотреть, побледнела, от холода крылья носа порозовели. Были и другие, менее заметные изменения — Фиби стала настороженнее и сдержаннее, чем прежде. Внезапную суровость (если то впрямь была суровость) — суставы блестели, тонкие косточки едва не прорывали полупрозрачную кожу — Квирк списал на расставание с Конором Каррингтоном. Разумеется, девушка злилась, что проиграла войну за личную свободу, которую с таким пылом вела. Да, причина крылась не в расставании, а в проигрыше: Фиби явно коробило, что кто-то ее победил. Взрослое пальто Фиби и дорогой, лихо сдвинутый на бок французский берет, выбивали Квирка из колеи. Милая девочка неожиданно превратилась в женщину.
Фиби заявила, что о поездке в Америку говорить не желает. Когда Квирк ненароком упомянул Бостон, девушка скривилась и с равнодушной безысходностью пожала плечами.
— Они хотят от меня избавиться, — процедила она. — Хотят отдохнуть от моего обвиняющего взгляда, который сейчас, как им кажется, повсюду их преследует. А меня это больше не волнует.
— Что именно не волнует?
Фиби снова пожала плечами, скользнула сердитым взглядом по елочке на подоконнике, повернулась к Квирку и с тщательно просчитанным лукавством предложила:
— Поехали со мной!
Квирк заметил, что разбитое колено в гипсовой повязке стало настоящим будильником. В самые тревожные или ответственные моменты, которые он, одурманенный лекарствами, мог бы запросто пропустить, ногу пронзала резкая боль, как от щипка добродушного садиста-дядюшки: вроде игра, а синяки остаются. Фиби приняла его сдавленный сгон за снисходительный, означающий «нет» смешок, хмуро посмотрела в окно, потом в свою маленькую черную сумочку — «Все женщины заглядывают в сумочки одинаково», — подумал Квирк — достала изящный серебряный портсигар и такую же зажигалку. Ну вот, в полку курильщиков прибыло! Квирк благоразумно воздержался от комментариев, а Фиби ловко открыла портсигар большим и средним пальцем. Сигареты, тонкие и толстые, лежали внахлестку, как овальные органные трубы.
— «Пассинг Клауде»! — взяв одну, изумился Квирк. — Вот так вкус!
Фиби протянула ему зажигалку. Квирк подался вперед, одеяло откинулось, и он вдруг почувствовал свой новый запах, сырой, теплый, несвежий — эдакий больничный амбре.
— Думаю, нам обоим нужно выпить! — с фальшивой веселостью объявила Фиби, крутя сигарету с таким же фальшивым равнодушием. — Пара джинов с тоником будут очень кстати.
— Как дела дома?
— Какие дела дома? — На миг утонченная молодая женщина превратилась в дерзкую капризную девчонку. Фиби вздохнула, сунула мизинец в рот и стала кусать ноготь. — Ужасно, — секунду спустя прошелестела она. — Они почти не разговаривают.
— Почему?
Фиби вытащила мизинец изо рта, глубоко затянулась и зло посмотрела на Квирка:
— Откуда мне знать? Я же ребенок, детям ничего знать не полагается.
— А ты сама с ними разговариваешь? — спросил Квирк. Фиби насупилась и взглянула себе на ноги. — Вдруг им нужна твоя помощь?
Последний вопрос Фиби проигнорировала.
— Хочу уехать! Хочу оказаться за тридевять земель отсюда. Ах, Квирк, дома так ужасно! — зачастила она. — Кажется, они друг друга ненавидят. Они, как звери, как запертые в одной клетке звери! Сил нет терпеть, мне нужно уехать! — Поток слов иссяк. В окне мелькнула чья-то тень, вероятно, птицы. Фиби потупилась и стала наблюдать за Квирком из-под опущенных ресниц, определяя, проникся ли он ее горестями и поможет ли воплотить план в жизнь. Фиби — девушка бесхитростная, Квирк читал ее как книгу.
— Когда улетаешь в Бостон?
Фиби сжала колени и вздрогнула: у нее явно сдавали нервы.
— Не скоро, еще через несколько недель. Сейчас там погода плохая.
— Да, в это время года там пурга.
— Пурга, — повторила Фиби.
Квирк зажмурился, и перед его мысленным взором предстали Сара и Делия в зимних сапогах и русских меховых шапках. Взявшись за руки, они идут к нему под ледяной сечкой. Невероятно, но при этом светит солнце, вокруг переливается тысяча маленьких радуг. Носы у девушек порозовевшие, как сейчас у Фиби, зубы сверкают. Никогда прежде Квирк не видел таких ровных белых зубов, они представлялись воплощением всего, что ожидает его в этом мире достатка и беспечности. Он с девушками и Мэлом гулял в Коммон-парке. Вокруг с серебристым звоном падали крошечные льдинки. В каком году это было? В 1933? Тяжелые времена отступали в прошлое, страшные вести из Европы еще казались пустыми сплетнями. Их сердца переполняла невинность, вера в себя и прекрасное будущее. Квирк устало разлепил веки. «Вот Оно, прекрасное будущее, которого мы так ждали!» Мрачная Фиби ссутулилась, скрестила ноги и левой рукой подперла подбородок. Кончик ее сигареты покраснел от помады, вдоль лица вился сизый дымок. Девушка легонько сжала портсигар.
— Симпатичный, — проговорил Квирк.
— Что, портсигар? — Девушка машинально взглянула на серебряную безделушку. — Это он подарил. Возлюбленный, с которым меня разлучили, — добавила она клоунским басом, выжала из себя невеселый смешок и раздавила бычок в жестяной тарелочке-пепельнице. — Я пойду.
— Уже?
Фиби на него даже не взглянула. Интересно, за чем она пришла? Не просто же так? В любом случае «того самого» она не получила, хотя, возможно, сама не знала, чего хочет.
За окном сгущались сумерки.
— Подумай об этом, — посоветовала Фиби. — Ну, о том, чтобы поехать со мной в Бостон. — На этом она ушла, оставив лишь сизое облачко дыма, свой пахнущий табаком призрак.
Квирк смотрел, как снежные хлопья танцуют за окном и исчезают в темноте. За чем же все-таки приходила Фиби, и что он не сумел ей дать? А что он вообще дал ей и другим людям? Квирк заерзал на кровати. Загипсованная нога тянула, как капризный, несговорчивый ребенок. Ревизию и подсчеты он начал невольно, а результаты привели его в шок. Взять хотя бы несчастного Барни Бойла, разочарованного жизнью, мечтающего утонуть на дне бутылки, разве он пытался помочь ему, подбодрить или успокоить? Молодой Каррингтон боялся, что Мэл Гриффин и старший судья погубят его карьеру. Зачем он издевался над ним, зачем выставил трусом и идиотом в глазах Фиби? Зачем пошел к судье и очернил Мэла в его глазах? Мэла, который и так с детства разочаровывал отца? Мэла, который сидел с матерью на кухне, в то время как он, кукушонок Квирк, грелся у камина в
