— Да, но мне надо об этом подумать. Может, я скажу завтра. А может, и нет.
Я думаю о семье Кемп и о том невыразимом страдании, в котором проходит их жизнь. Меня захлестывает ненависть к этому парню и желание упрятать его за решетку, если не сказать больше. Он тут сидит у меня в фургоне и невозмутимо потягивает пиво, а семья девушки сходит с ума от переживаний.
— Когда ее убили? — спрашиваю я, стараясь выведать побольше.
— Не могу сказать точно, но я не убивал, клянусь. И в заточении она не рожала, если вы об этом. И на черном рынке ребенка не продавали.
— Вам многое известно, верно?
— Даже слишком, и за это меня могут убить. Думаю, мне даже придется исчезнуть.
— Побег — прямое подтверждение виновности. В суде это используют против вас. Я бы не советовал вам сбегать.
— Выходит, лучше остаться и получить пулю?
— Арч, полицейские не убивают подозреваемых в убийстве, можете мне поверить.
Он сминает банку и оставляет ее на столе.
— Сегодня мне больше нечего сказать, Себастиан. Еще увидимся.
— Мой номер у вас есть.
Он открывает дверь и выходит. Напарник видит, как он озирается, пытаясь определить, где находятся полицейские, и исчезает в торговом центре. Мы с Напарником сразу едем в банк. Чек там не принимают. Я пытаюсь дозвониться до него целый час, и он наконец берет трубку. Приносит извинения и обещает, что завтра все уладит. Что-то мне подсказывает: верить ему нельзя.
10
В половине пятого утра звонит мой мобильник. Я хватаю его и не узнаю высветившийся на дисплее номер. Это всегда означает неприятности.
— Слушаю, — говорю я.
— Привет, Себастиан. Это я, Арч. Есть минутка?
Само собой, Арч. Как ни странно, но посреди ночи я не особенно занят. Делаю глубокий вдох и отвечаю:
— Конечно, Арч, минутка у меня есть. Сейчас четыре утра, поэтому надеюсь, причина для звонка у вас важная.
— Меня нет в Городе, другими словами, я в бегах. Я оторвался от слежки и ускользнул, так что теперь им меня никогда не поймать.
— Это большая ошибка, Арч. Найдите себе нового адвоката.
— Мой адвокат вы, Себастиан.
— Чек оказался фальшивым, Арч. Помните, о чем мы договаривались?
— Он до сих пор у вас, так что попробуйте погасить его сегодня. Клянусь, все будет в порядке. — Он говорит отрывисто, будто никак не может отдышаться после бега. — Послушайте, Себастиан, я хочу вам сказать, где девушка. Ладно? На случай, если со мной что-то случится. Тут замешаны и другие люди, и мне может сильно не поздоровиться. Понимаете, о чем я?
— Не очень.
— Я не могу всего объяснить, Себастиан. Все очень сложно. За мной гонятся, причем не только полиция, но и ребята, по сравнению с которыми копы просто пай-мальчики.
— Мне очень жаль, Арч, но помочь ничем не могу.
— Вы когда-нибудь видели рекламный щит на федеральной автотрассе примерно в часе езды на юг? Большой и яркий указатель на кукурузном поле со словами «Возвращаем стерилизованным мужчинам фертильность!». Вы когда-нибудь видели его, Себастиан?
— Не думаю.
Голос разума твердит мне, что самое лучшее — немедленно повесить трубку. Просто нажать отбой, и все! И никогда больше с ним не разговаривать. Но я не могу себя заставить так поступить.
Он же становится оживленным, будто тема его искренне забавляет:
— «Доктор Ву возвращает стерилизованным мужчинам фертильность. Принимаются любые страховки. Звоните круглосуточно. Звонок бесплатный». Вот там она и похоронена, Себастиан, прямо под этим щитом рядом с кукурузным полем. За два года до моего рождения отец сделал себе стерилизацию. Не знаю, что уж там пошло не так, но для матери беременность оказалась полной неожиданностью. Может, она еще кого завела на стороне. Тогда непонятно, кто мой отец, верно? Похоже, это так и останется тайной. Но сама идея вазэктомии всегда приводила меня в восхищение. Всего-то пара надрезов, сразу отпускают домой, и всю оставшуюся жизнь стреляешь холостыми. А вы сами не стерилизовались, Себастиан?
— Нет.
— Так я и думал. Видно, что вы жеребец.
— Так вы закопали ее там — вы это хотите сказать, Арч?
— Я ничего не говорю, Себастиан. Разве что до свидания и спасибо, что сохраните это в тайне. Я еще с вами свяжусь.
11
Я закутываюсь в одеяло и устраиваюсь посидеть на маленькой террасе. На улице холодно и темно, а на улицах далеко внизу тихо и пустынно. В такие моменты я часто задаюсь вопросом, почему стал адвокатом по уголовным делам. Почему решил посвятить свою жизнь защите людей, совершивших ужасные преступления? Обычно стандартных причин бывает достаточно для обретения внутреннего покоя, но не в такие моменты, как сейчас. Я думаю об архитектуре, которой бы наверняка посвятил свою жизнь, если бы не стал адвокатом. С другой стороны, у меня есть знакомые архитекторы, и их тоже мучают проблемы.
Вариант первый. Свэнгер говорит правду. В этом случае обязан ли я из соображений этики и долга хранить молчание? Вопрос в том, находимся ли мы с ним в отношениях адвоката и клиента, другими словами, являюсь ли я его адвокатом? Ответ — и нет, и да. Мы подписали контракт, но он нарушил его, вручив мне фальшивый чек. Отсутствие контракта означает отсутствие обязательств представлять его интересы, но тут не все так просто. Мы встречались с ним дважды, и при каждой встрече он считал меня своим адвокатом. Оба раза, без сомнения, являлись общением клиента с адвокатом. Он консультировался по юридическим вопросам. Я давал эти консультации. Он в целом следовал моим советам. Он доверился мне. Рассказывая о теле, он, несомненно, считал, что разговаривает со своим адвокатом.
Вариант второй. Допустим, я его адвокат, я его больше никогда не увижу и решаю обо всем рассказать полиции. Это явится серьезным нарушением доверия клиента, за что, скорее всего, меня лишат права заниматься адвокатской практикой. Но кто на меня пожалуется? Если он в бегах или его убьют, то как он сможет мне навредить?
Вариант третий. Если тело действительно там, где Свэнгер говорит, а я расскажу об этом полиции, то на него откроют охоту, схватят, подвергнут суду, вынесут обвинительный приговор и казнят. Он возложит вину на меня и будет прав. Моя карьера на этом завершится.
Вариант четвертый. Я не могу рассказать об этом полиции ни при каких обстоятельствах. Они не знают, что мне известно, а сам я им об этом не скажу. Я думаю о семье Кемп и страданиях их близких, но не могу не соблюдать конфиденциальность отношений между клиентом и адвокатом. Есть вероятность, что семья так и не узнает, где покоится тело.
Вариант пятый. Свэнгер лжет. Ему слишком хотелось, чтобы я был в курсе. Он преследует свои цели и втягивает меня в какие-то грязные игры, что добром точно не кончится. Он знал, что чек не примут. Ни его бедная мать, ни он сам никогда в жизни не держали в руках пяти тысяч долларов.
Вариант шестой. Свэнгер не лжет. Я могу устроить утечку информации через своего крота в департаменте Нейта Спурио. Тело найдут. Свэнгера поймают, подвергнут суду, а я буду держаться от процесса как можно дальше. Если это он убил девушку, я хочу, чтобы он оказался за решеткой.
Я прокручиваю в голове еще несколько возможных сценариев, но все только запутывается еще больше. В половине шестого я ставлю варить кофе. Пока он готовится, я расставляю на бильярдном столе пирамиду и разбиваю ее мягким ударом. Сосед по площадке пожаловался на громкий треск шаров в неурочное время, поэтому сейчас я решил поработать над точностью. Я обхожу стол, кладу в угол «восьмерку», наливаю крепкий кофе и возвращаюсь к игре. Потом снова расставляю пирамиду, и «четверка» останавливается в дюйме от лузы. Тридцать три очка за один подход. Неплохо.
Возвращение стерилизованным мужчинам фертильности?
12
За мной следит полиция, но не очень рьяно. По словам Напарника, я нахожусь под наблюдением только днем. После того как мы со Свэнгером встретились у меня в фургоне, слежка была очень плотной, но с тех пор прошло больше недели. Напарник высаживает меня в испаноязычной части Города у неказистого автосалона, торгующего подержанными автомобилями. В свое время я помог его владельцу Кену избежать тюрьмы, и мы оба знаем, что мои услуги ему еще обязательно понадобятся. Он любит сомнительные сделки, причем чем сомнительнее, тем лучше, и новое появление спецназа с ордером на арест — лишь вопрос времени.
