Кемп закрывает глаза. Я опускаю глаза и вижу, что оба его кулака сжаты. Он медленно их разжимает. Я перевожу взгляд на Риардона, который не спускает с меня глаз, потом снова смотрю на Кемпа. Его воспаленные глаза чуть приоткрываются. Он кивает и произносит:
— Ладно, Радд, пусть будет по-твоему. Но мы тебя заставим.
Если честно, я полностью на их стороне. Я бы с удовольствием им все выложил, хочу, чтобы девушка наконец обрела покой в нормальной могиле, хочу помочь им выследить Свэнгера и с удовлетворением увидеть, как жюри признает его виновным в убийстве. Увы, такой возможности у меня нет. Делаю маленький шаг в сторону двери и говорю:
— Я хотел бы уйти.
Кемп не двигается с места, и мне удается протиснуться мимо него, не задев и не дав повода для драки. Я берусь за ручку двери и чувствую, что в спину мне вот-вот всадят нож, но ничего такого не происходит. Оказавшись в коридоре, я бросаюсь к выходу. Никогда прежде я не покидал здания департамента полиции с такой скоростью.
14
Сегодня третья пятница месяца — день нашей с Джудит обязательной встречи, на которой мы пропустим по паре бокалов. Нам обоим эти встречи не нужны, но никто не хочет сдаваться и прекратить их первым. Это было бы равносильно признанию слабости, чего мы не можем себе позволить, во всяком случае по отношению друг к другу. Мы говорим себе, что должны держать линии связи открытыми ради нашего общего сына. Бедный ребенок.
Это наша первая встреча после суда, на котором она безуспешно пыталась лишить меня права на общение с сыном. Поскольку раны после той стычки еще не успели затянуться, напряженность отношений будет ощущаться с удвоенной силой. Честно говоря, я надеялся, что она отменит встречу. Я чувствую, что могу быстро завестись и начать перепалку.
Я прихожу в бар заранее и занимаю кабинку. Она, как всегда, появляется минута в минуту, причем с довольно благодушным выражением лица. Джудит не очень приятная в общении особа и улыбается редко. Со стрессом борются многие адвокаты, но им не приходится трудиться в конторе рядом с девятью другими женщинами, каждая из которых известна безжалостностью и решительностью при отстаивании своей позиции в суде. Контора Джудит похожа на скороварку, да и в семейной жизни у нее далеко не все гладко. Чем старше становится Старчер, тем больше он рассказывает о постоянных громких ссорах Джудит с Эйвой. Я, само собой, выпытываю у сына как можно больше подробностей.
— Как прошла неделя? — задаю я традиционный вопрос Джудит.
— Как обычно. А вот ты, похоже, на подъеме. Видела твое фото в газете.
Официантка принимает у нас заказ: как всегда, бокал шардоне для нее и коктейль из виски с лимонным соком для меня. Слова Джудит окончательно испортили мне настроение.
— Ты поторопилась с выводом, — возражаю я. — Я больше не представляю этого парня. Ему нечем платить.
— Зато оказался бы в центре внимания. Дело-то громкое.
— Еще окажусь.
— Кто бы сомневался.
— Я тут не для обмена колкостями. Завтра заберу Старчера на свои тридцать шесть часов. Ты же не против?
— И чем вы с ним займетесь?
— А я что — должен с тобой это согласовывать? Есть постановление суда?
— Просто любопытно, вот и все. Тебе надо выпить.
Несколько минут мы молчим в ожидании напитков. Когда их приносят, мы жадно хватаем бокалы. После третьего глотка я сообщаю:
— Моя мать сейчас в Городе. Мы поедем в торговый центр и совершим обычный ритуал, принятый среди родителей, не осуществляющих опеку над своими детьми после развода. А именно: несколько часов будем пить кофе и смотреть, как ребенок катается на каруселях и резвится на игровой площадке. Потом в ресторанном дворике пожуем плохую пиццу и угостимся плохим мороженым, глядя, как клоуны кувыркаются и раздают шары. После чего поедем на реку и прогуляемся в гавани среди катеров и лодок. Что еще ты желаешь знать?
— Ты хочешь оставить его на ночь?
— У меня есть тридцать шесть часов один раз в месяц. Это с девяти утра завтра до девяти вечера в воскресенье. Посчитай сама. Это не так сложно.
Подходит официантка и интересуется, нет ли каких-нибудь пожеланий. Хотя мы еще не допили первые бокалы, я прошу повторить. За последний год я привык к кратким встречам с Джудит и даже начал их ждать. Мы оба юристы и иногда находили общий язык. Когда-то я любил ее, но не уверен, что она чувствовала то же самое. У нас общий ребенок. Мне нравилось думать, что со временем мы могли бы даже подружиться, поскольку друзей у меня совсем мало, а дружба нужна. Однако сейчас я не могу на нее смотреть без раздражения.
Мы молча пьем — два бывших любовника, погруженные каждый в свои мысли и готовые задушить друг друга. Она прерывает молчание вопросом:
— А что за человек Арч Свэнгер?
Несколько минут мы говорим о нем, а потом о похищении и кошмаре, обрушившемся на семью Кемп. Один знакомый адвокат как-то представлял интересы бойфренда Джилианы, когда слушалось дело об управлении им машиной в состоянии алкогольного опьянения, о чем Джудит поведала, судя по всему, только чтобы поддержать разговор.
За рекордные полчаса мы разделываемся с принесенной выпивкой и расстаемся без обязательного чмоканья в щеку.
15
Придумывать каждый месяц, чем бы занять Старчера, чтобы он не заскучал, — задача не из легких. Он уже сказал, что ему надоели и торговый центр, и зоопарк, и пожарная станция, и мини-гольф, и детский театр. А вот чего ему действительно хочется, так это снова сходить на бои без правил, что исключено. Поэтому я покупаю ему игрушечный катер.
Мы встречаемся с моей матерью возле Дебаркадера, как все называют строение в центре городского парка, стилизованное под лодочную станцию. Мы с ней пьем кофе, пока Старчер громко прихлебывает горячее какао. Мать беспокоится о его воспитании. Ребенок совершенно не умеет вести себя за столом, никогда не произносит слов «сэр», «мэм», «пожалуйста» и «спасибо». Я пытался с ним об этом поговорить, но понимания не нашел.
Двигатель купленного мной радиоуправляемого гоночного катера ревет как обернутая одеялом бензопила. Посередине большого искусственного пруда бьет фонтан. Это излюбленное место для моделей самых разнообразных лодок и для их капитанов всех возрастов. Мы со Старчером полчаса разбираемся, как пользоваться пультом дистанционного управления, пока наконец не осваиваем его. Когда Старчер благополучно погружается в игру, я устраиваюсь рядом с матерью на скамейке под деревом.
Сегодня чудесный день: воздух чист и прозрачен, а небо удивительно синее. В парке полно народа: гуляющие семьи с мороженым в руках, мамы с младенцами в огромных колясках, молодые влюбленные, целующиеся на траве. И много разведенных отцов, реализующих свое право на общение с потомством.
Мы с матерью беседуем о всякой ерунде и наблюдаем за ее единственным внуком, который играет с катером. Она живет в двух часах езды от Города и не в курсе местных событий. Она ничего не слышала о деле Свэнгера, и я не собираюсь ей о нем рассказывать. У нее обо всем имеется собственное мнение, и она не одобряет выбранную мной профессию. Ее первый муж — мой отец — был адвокатом и сколотил состояние, занимаясь недвижимостью. Он умер, когда мне исполнилось десять лет. Второй муж разбогател на производстве резиновых пуль и умер в возрасте шестидесяти двух лет. Она побоялась испытывать судьбу в третий раз.
Я приношу еще кофе в бумажных стаканчиках, и мы продолжаем беседовать. Старчер машет рукой, подзывая меня, и, когда я подхожу, говорит, что ему надо в туалет по-маленькому. Туалет расположен неподалеку — на другой стороне пруда в здании, где размещаются мелкие магазинчики и администрация парка. Я спрашиваю, не надо ли с ним сходить, что воспринимается им как унижение. В конце концов, ему уже восемь лет и он учится быть самостоятельным. Я провожаю его взглядом, вижу, как он подходит к зданию и входит в мужской туалет. Я останавливаю катер и жду.
