Неожиданно позади меня раздается какой-то шум, слышатся сердитые громкие голоса, а потом два выстрела. Поднимается крик. Ярдах в пятидесяти от меня черный подросток сломя голову несется через парк, перепрыгивает через скамью и, петляя, бросается к зарослям, будто его жизни угрожает опасность. Похоже, так и есть. Его преследует разъяренный черный парень с пистолетом в руке. Он снова стреляет, и только что мирно гулявшие вокруг меня люди теперь пригибаются, падают на землю, ползут, стараясь прикрыть детей и спасти жизнь. Все очень похоже на сцену из боевиков, которые обычно показывают по телевизору, вот только все происходит по-настоящему. И пистолет настоящий!
Я думаю о Старчере, но он на другом берегу пруда в туалете, а это далеко от линии огня. Я пригибаюсь и оглядываюсь, и в это время на меня налетает какой-то мужчина и, пробормотав извинения, бежит дальше.
Когда жертва и преследователь скрываются в зарослях, я жду, боясь пошевелиться. Затем слышатся еще два выстрела, но уже вдалеке. Если второму парню удалось настичь первого, то лучше этого не видеть. Мы все, замерев, ждем, а потом начинаем приходить в себя. Сердце у меня бешено колотится, и я, как все, не свожу глаз с зарослей, в которых скрылись подростки. Когда становится ясно, что опасность миновала, я делаю глубокий вдох. Люди с облегчением переглядываются, но все еще пребывают в шоке. Неужели нам все это не привиделось? Двое полицейских на велосипедах вылетают из-за угла и исчезают в зарослях. В отдалении слышен вой сирены.
Я смотрю на мать, которая разговаривает по телефону, будто ничего не видела. Потом перевожу взгляд на мужской туалет. Старчер еще не выходил. Я направляюсь к туалету и по дороге останавливаюсь у скамейки и кладу пульт управления катером рядом с матерью. Несколько мальчиков и мужчин заходят в туалет и выходят из него.
— Что там было? — спрашивает мать.
— Жизнь в большом городе, — отвечаю я.
Старчера в туалете нет. Я выбегаю на улицу и лихорадочно озираюсь в поисках сына. Потом подбегаю к матери, говорю ей, что он исчез, и прошу посмотреть в женском туалете. Несколько долгих минут мы обшариваем окрестности, чувствуя, как нами овладевает страх. Старчер не из тех детей, что могут уйти без спроса. Нет, он бы, сделав свои дела, сразу вернулся к пруду, чтобы продолжить пускать катер. Сердце у меня бешено колотится, я покрываюсь испариной.
Из зарослей выезжают на велосипедах двое полицейских, причем без подозреваемого, и направляются в нашу сторону. Я их останавливаю, говорю, что у меня пропал сын, и они сразу сообщают о ЧП по рации. Я в панике останавливаю прохожих и прошу помочь в поисках.
Подъезжают еще двое полицейских на велосипедах. Территория вокруг Дебаркадера охвачена смятением — все уже знают, что пропал ребенок. Полиция пытается заблокировать все входы и выходы, но их больше десятка. Прибывают новые патрульные машины. Пронзительный вой сирен только усиливает напряжение. Я вижу человека в красном свитере. Мне кажется, я видел, как он входил в туалет. Он говорит, что да, он был там и видел ребенка у писсуара. Ничего подозрительного не заметил. Нет, он не видел, как мальчик выходил. Я ношусь по дорожкам парка, спрашивая у всех встречных, не видели ли они заблудившегося восьмилетнего мальчика. На нем были джинсы и коричневый свитер. Никто его не видел.
Время идет, и я стараюсь себя успокоить. Он просто потерялся. Никто его не похищал. Но это не помогает, и меня охватывает паника.
О таких жутких историях обычно читаешь в газетах и думаешь, что с тобой такое никогда не случится.
16
Через полчаса мать находится в полуобморочном состоянии. На скамейке возле нее сидит врач и оказывает помощь. Полиция просит меня тоже быть рядом с ней, но я не могу сидеть на месте. Кругом полно полицейских. Храни их Господь!
Молодой мужчина в темном костюме представляется Линном Колфаксом, детективом Отдела розыска пропавших детей городской полиции. В каком же больном обществе мы живем, если для розыска пропавших детей полиция создала целый отдел?
Я подробно описываю ему, как все было. Показываю место, где стоял, когда Старчер направился в туалет, до которого оттуда меньше ста футов. Я провожал его взглядом, пока он не вошел, а потом меня отвлекли выстрелы. Шаг за шагом мы восстанавливаем всю цепь событий.
У мужского туалета только одна дверь и нет окон. Я не могу представить — и детектив Колфакс тоже, — что восьмилетнего ребенка можно схватить и насильно вывести из туалета так, чтобы этого никто не увидел. Но в тот момент большинство людей, оказавшихся возле Дебаркадера, прятались за скамейками и кустами или лежали, распластавшись, на земле, прикрывая голову руками от шальных пуль. Все свидетели это подтверждают. По нашим оценкам, отвлекающий маневр длился секунд пятнадцать-двадцать. Времени больше чем достаточно.
Через час я вынужден признать, что Старчер не потерялся. Его похитили.
17
Лучший способ сообщить Джудит о случившемся — дать ей возможность увидеть все собственными глазами. Если с нашим сыном случится что-то нехорошее, она никогда меня не простит и будет считать, что это целиком моя вина, поскольку я отвратительный отец, не имеющий понятия о том, как обращаться с детьми. Отлично, Джудит! Твоя взяла, и я во всем виноват!
Возможно, ей станет легче, если она окажется здесь и увидит, как много полицейских занимаются поисками.
Я долго смотрю на мобильник, не решаясь набрать номер, потом звоню.
— В чем дело? — спрашивает она.
Я с трудом сглатываю слюну и стараюсь говорить спокойно:
— Джудит, Старчер исчез. Я сейчас на Дебаркадере в городском парке с бабушкой и полицией. Он пропал час назад. Тебе лучше сюда приехать.
— Что?! — кричит она.
— Ты меня слышала. Старчер исчез. Я думаю, его похитили.
— Что?! Ты оставил его без присмотра?
— Нет, не оставлял. Спорить будем потом. Приезжай.
Через двадцать одну минуту я вижу, как она стремительно несется по дорожке, вне себя от ужаса. Подбежав к Дебаркадеру, она видит полицейских, потом меня, желтую ленту, опоясывающую место преступления вокруг туалета, закрывает рукой рот и не может сдержать рыданий. Мы с Линном Колфаксом подходим к ней и стараемся успокоить.
С трудом овладев собой, она спрашивает:
— Что произошло?
Она вытирает глаза и слушает наш рассказ. Потом еще раз. Со мной она не разговаривает, будто меня здесь вообще нет. На меня она даже не смотрит. Выспросив все у Колфакса самым подробным образом, она заявляет ему, что семью будет представлять она, поскольку именно она является родителем-опекуном, и все дальнейшие контакты должны поддерживаться только с ней. Что касается меня, то мне отводится роль нерадивой няньки, не более того.
У Джудит на мобильнике есть фото Старчера. Колфакс переправляет его в отдел. Он заверяет, что листовки о розыске будут изготовлены немедленно. Все возможные меры приняты, и оповещения разосланы. Старчера уже ищут все полицейские Города.
18
Наконец мы покидаем Дебаркадер, хотя это очень мучительно. Я бы предпочел остаться здесь до конца дня и просидеть всю ночь в ожидании — вдруг появится мой малыш и спросит: «А где мой катер?» Это было последнее место, где он видел своего отца. Если он просто заблудился, то вдруг найдет дорогу обратно? Мы в таком шоке, что не в состоянии соображать, и не можем смириться с мыслью о реальности случившегося.
Линн Колфакс говорит, что подобные случаи в его практике уже встречались и что самое лучшее сейчас — поехать к нему в полицию и обсудить дальнейшие действия. Это или похищение с целью выкупа, или исчезновение, или насильственный увоз. Разные варианты ставят разные проблемы.
Я отвожу мать в свою квартиру, где ею займется Напарник. Он будет присматривать за ней несколько часов. Она винит себя, что не была достаточно внимательна, и возмущается, что стерва Джудит ее словно не замечает.
