— Куда? В церковь? — Егор скосил глаза на Алину.
— Зачем в церковь? По глазам вижу, ты в Бога не веришь. Иди сразу в милицию.
— Да иди ты! — Кулаков хотел послать ее к черту, но черное одеяние монашки и неосознанная боязнь того, что Бог все-таки есть и может его наказать, остановили его. — Отстань от меня! Нет у меня грехов!
— У всякого человека есть грехи, — философски заметила монашка. — Человек не Бог, и все человеческое ему не чуждо.
— А у меня нет грехов! — упрямо огрызнулся Кулаков.
— А в рабочее время выпить бокальчик пива в соседнее кафе бегаешь? — зловеще зашептала Алина.
Егор всмотрелся в ее лицо, но узнать «работника милиции», недавно приходившего в «Гарант», он так и не смог: черный платок был надвинут до самых бровей и закрывал большую часть щек и подбородка. Наружу торчал только нос.
— Слушай, на, возьми, — он выгреб из кармана всю мелочь и ссыпал в ящик, — только отстань от меня. Каждый второй мужик пьет пиво в рабочее время.
— Я не об этом. Пиво — это так себе, тьфу. За тобой есть грешок пострашнее. Ты все-таки сходи в милицию, покайся.
Кулаков ускорил шаг и запрыгнул в отъезжающий с остановки автобус.
А потом была бабушка, слепая, в черных кругленьких очочках и старомодной шляпке, из-под которой торчали спутанные седые волосы. Она попросила Егора перевести ее через дорогу.
— Внучек, а отчего у тебя такие руки потные? — завела знакомую песню Алина. — Сотворил, что ли, неладное? Нехорошо, внучек, нехорошо. За поступки свои надо отвечать.
— И ты, старая карга, будешь меня совестить? — вдруг взбесился Кулаков и, бросив бабку на разделительной полосе, широкими прыжками пересек оставшуюся часть проезжей части улицы.
Когда на следующее утро к нему подошла бедно одетая селянка, он уже знал, о чем пойдет разговор. Алина его не разочаровала. На смешанном русско-украинском языке она спросила:
— Хлопчик, пидкажи, а дэ тут у вас будэ милиция? На вокзале сумку гады таки уперли, — пояснила она. — Раптом знайдуть. Як думаешь?
Егор хотел показать направление рукой, но Алина его остановила:
— А може, и тоби туды треба?
— Это еще зачем? — заскрипел зубами Кулаков, и тут что-то неуловимо знакомое показалось ему в Алинином маскараде. — А вообще-то ты права, мне надо в милицию! Иди за мной и не отставай, тетка.
Алина вприпрыжку побежала за Егором. Она неслась так, что чуть не потеряла свои вьетнамки.
По пути в милицию Кулаков вспомнил имя мента, который приходил в «Гарант» после смерти Бермудовой и всех их опрашивал.
«Воронков — его фамилия! Вот ему-то я и сдам эту «колхозницу», а вместе с ней и «цыганку» с «монашкой» в придачу. Пускай разбираются. Вдруг Ирину Геннадьевну именно таким образом довели до самоубийства, а я на очереди? — пришла ему в голову страшная мысль. — Боже избавь. Не дождутся, чтобы я на себя руки наложил».
В кабинет Воронкова Егор втащил Алину за бретельки линялого сарафана: в последнюю минуту ему показалось, что она передумала идти в милицию. Каково же было удивление Сергея Петровича, когда в тетке из далекого села он признал Алину Николаевну Блинову. Дальше ситуация разворачивалась следующим образом. В состоянии высшей степени нервозности Кулаков написал на мою подругу заявление, в котором обвинял ее в преследовании и доведении его до суицида. Егор был очень возбужден и был уверен, что «тетка» — редкий маньяк, который занимается тем, что доводит людей до самоубийства.
— Ну и что мне с вами делать? — спросил Воронков, когда за Кулаковым захлопнулась дверь. — Возбуждать уголовное дело?
— С какой стати? — окрысилась Алина.
— С той, что вы хотели довести Кулакова до самоубийства.
— Таких, как он, доведешь! Сами просили проследить за ним!
— Я?
— Вы!
— Когда?
— Нам Сундуков передал ваши пожелания.
— Мои? — удивился Сергей Петрович. — Ну, знаете! Мне ваша шайка-лейка вот уже где, — и он провел ребром ладони по горлу. — Может, я так и сказал, не помню… — Воронков слегка стушевался, припоминая проведенный с Игорем вечер. — Но сейчас я вам с полной ответственностью заявляю: на Кулакова у нас ничего нет!
— А вы знаете, что этот Кулаков совсем не Кулаков, а Куликов из Белозерска? — ехидно спросила Алина, надеясь своим сообщением огорошить капитана. — Вы в его паспорт смотрели? Он родился в Белозерске? Так вот: Кулаков совсем не Куликов, а кто-то третий.
Воронков взял со стола бумагу, на которой были написаны паспортные данные Егора Кулакова.
— Егор Кулаков родился в семьдесят втором году в городе Воронеже.
— Какой Воронеж? — не поверила Алина. — Там должен быть город Белозерск.
— Воронеж, Алина Николаевна, — повторил Воронков. — Воронеж. Что вы там себе еще придумали? Живо рассказывайте.
Алина была потрясена, убита наповал: одна малюсенькая деталька разбила вдребезги всю нашу версию. И на кого теперь думать? Где искать Степу? Как ей помочь?
Алину душили слезы. Такой сокрушительный провал ее плана! Как она хотела вывести Кулакова на чистую воду! И что из этого вышло? Он написал заявление. На кого? На нее, честную женщину, которая сама в недалеком прошлом была юристом.
Со слезами на глазах она вылетела из кабинета Воронкова, он ее не останавливал. Прибежав в «Пилигрим», Алина отвела душу, выплакав все слезы на моем рабочем столе.
— Алина, не расстраивайся. Мы должны радоваться, что Егор не замешан в этом деле. Признаюсь, он мне чем-то симпатичен. Нормальный парень. Нет, он, конечно, великий лодырь и обалдуй, но без подлости в душе.
— Марина, ты хоть понимаешь, что мы опять у разбитого корыта? — Алина заломила руки.
— Успокойся. Я сейчас тебе скажу такое, такое, что ты, что ты… умрешь.
«Черт! Со мной всегда так: когда хочу произвести впечатление, несу черт-те что. Хотела успокоить подругу — смолола чушь», — разозлилась я на себя.
— Я уже сегодня чуть не умерла от обиды и стыда, — вяло ответила мне Алина.
— А вот я действительно чуть не умерла! — радостно воскликнула я.
Если бы кто-нибудь наблюдал за нами со стороны, подумал бы, что с моей головой не все в порядке. Ее чуть не убили, а она радуется. Где это видано? Но Алина, слава богу, правильно расценила мои слова.
— А ну рассказывай, что с тобой произошло?
Я ее интриговать не стала, кое-что приукрасила касательно сцены обезвреживания преступника, но это так, мелочи, в целом мой рассказ выглядел правдиво. Дослушав меня до конца, Алина радовалась как ребенок.
— Поймался-таки на крючок, поймался. Но как же этот гад затихарился, как затихарился. Если бы не ты, он бы так и сидел, и сидел, — от избытка чувств она постоянно повторялась. — Марина, я только никак не возьму в толк, он имеет какое-то отношение к Белозерску? К Белозерску, а?
— Алина, я сама теряюсь в догадках, — призналась я. — Куликова никак не переделаешь в Панова. Как ни крути — фамилии разные.
— И все-таки Настя узнала его по паспорту, по фамилии и месту рождения.
— Ну не знаю, — сдалась я. — Главное, что он сейчас за решеткой. Надеюсь, Воронков выколотит из него признание. А там, глядишь, сам обо всем нам расскажет.
— Расскажет, — в голосе Алины звучала уверенность. — Не забывай, он должен быть нам благодарен: мы ему преступника поймали. А если забудет — напомним.
Воронков объявился через неделю. С тортом и двумя букетами роз, для меня и Алины.
— Это в честь чего? Восьмое марта вроде бы прошло? — спросила Алина и кокетливо улыбнулась, догадываясь, что и цветы, и торт неспроста.
— А знаете ли вы, милые дамы, кого вы нам неделю назад в отделение доставили?
— Панова и Кулакова, — подыграла я капитану.
— Ну, Кулакова можно было бы и не упоминать. Его Алина Николаевна так запугала, что он теперь забыл, как сбегать в рабочее время в пивбар. А вот Панов… вы оказались правы: никакой он не Панов.
— Куликов, что ли? — округлила глаза Алина.
— Почему Куликов? Нет, не Куликов.
Скрипнула дверь, и на пороге материализовался Игорь Сундуков. Он подмигнул Воронкову и, глядя мне в глаза, невинно спросил:
— Я посижу здесь в стороночке? Можно? Да?
— Куда от тебя деться? — хмыкнула я. — Думаешь, мы не догадались, что ты и капитан заранее договорились здесь встретиться?
— О! Игорек, заходи, дорогой! — радостно воскликнул Воронков, не замечая в моих словах иронии. — Садись, тортика сейчас покушаем, если, конечно, нас дамы к чаю пригласят.
Алина вытянула из шкафа поднос с чашками. Несколько минут, и мой рабочий стол был сервирован к чаепитию.
Воронков, а вместе с ним и Сундуков, накинулись на кремовые розы, как школьники.
— Сергей Петрович, вы не забыли, зачем пришли? — не боясь показаться негостеприимной, я схватила его за руку, когда та тянулась за вторым куском. — Много сладкого есть вредно. Рассказывайте, кто такой Панов?
