— Да, это все не может быть простым совпадением, — проговорила Мэгги, откладывая газету и нимало не смущаясь тем, что прерывает беседу двух высокопоставленных коллег.
— Вы о Хефцибе?
— Да. Все акты насилия, случившиеся здесь в последние дни и использованные в качестве предлога для замораживания переговорного процесса, имеют прямое отношение к истории и археологии. — Она ткнула пальцем в фотографию мозаики и веско добавила: — К далекому прошлому этой страны.
Миллер усмехнулся, словно Мэгги сказала что-то очень веселое.
— Может быть, мы имеем дело с призраками и привидениями? Духи тех, кто проливал свою кровь на этой земле, не согласны с мирным процессом и всячески ему мешают?
Мэгги проигнорировала язвительное замечание.
— Духи или нет, но… Что бы это ни было, оно поможет нам понять, почему мирный процесс находится на грани срыва.
— Мисс Костелло, дорогая! — уже совсем другим тоном заговорил Миллер. — Вы как с луны свалились! Да ведь все, буквально все в этой чертовой стране, пропади она пропадом, всегда было и всегда будет связано с историей, археологией и далеким прошлым! — Он тоже ткнул пальцем в фотографию. — Вы никому не открыли Америки! Вся эта земля представляет собой нагромождение священных скал и священных развалин. И осознание этого факта отнюдь не поможет нам понять, почему мирный процесс находится сейчас в такой заднице, прошу прошения за мой французский! А если вы что-то еще не понимаете, я охотно помогу вам это понять: у нас здесь возник классический политический кризис, который требует классического политического разрешения. Мы в тупике, и нам нужна открытая дверь. Так что будьте любезны — начните наконец оправдывать свою репутацию незаменимой «открывашки»! Вам это понятно, мисс Костелло?
Мэгги в первое мгновение хотела было резко ответить, что она вовсе не считает, будто тратит здесь свое время впустую, но у Миллера замигала лампочка на его карманном компьютере. Он взглянул на экран и нахмурился:
— Израильская полиция установила личность парня, которого грохнули ночью в Старом городе.
— Готова поклясться: это торговец антиквариатом. Я права, господин Миллер?
— Нет, мисс Костелло, вы не правы. Погибший был самым банальным продавцом зелени и фруктов. Как видите, это убийство будет сложно подшить к вашей археологической папочке. Банальный зеленщик.
— А имя?
— Афиф Авейда.
Иерусалим, предыдущий четверг
Руки Шимона Гутмана дрожали, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Он сам не помнил, как добрался до дома. Все было как в тумане. Никогда прежде он так не боялся, что с ним на улице может что-то случиться. А тут его буквально обуяла паника. Он то и дело оглядывался и едва не шарахался от каждого прохожего, шедшего навстречу. Его приводила в трепет сама мысль о том, что к нему может в любой момент подойти какая-нибудь шпана и потребовать вывернуть карманы. Нет, этого он не мог допустить. Только не сегодня. Только не сейчас.
— Я дома! — крикнул он из прихожей, надеясь, что ответом ему будет молчание.
Но увы.
— Шимон? — раздался с кухни голос жены.
— Да! Я у себя в кабинете! Занят!
— Кушать будешь?
Шимон проигнорировал вопрос и, войдя в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь. Приблизившись к столу, он локтем решительно освободил место в центре, сдвинув на угол видеокамеру, телефакс и кипу каких-то бумаг, до которых ему сейчас не было дела. Он с величайшей предосторожностью извлек из кармана глиняную табличку, всего час назад чудом вынесенную с арабского базара. Всю дорогу до дома он не вынимал руку из кармана, сжимая табличку пальцами так, словно боялся, что она может в любой момент испариться. Теперь она была вся мокрая от его пота.
Гутман положил ее перед собой на стол и вновь перечитал первые слова, которые едва не свалили его в сердечном припадке в лавке Афифа Авейды. Дальше он еще не читал. Не мог себя заставить. К тому же дальше значки были различимы не так четко. Шимон знал, что для полной расшифровки ему потребуется лупа, несколько справочников по древней клинописи и вся ночь. Предвкушение того, что ему предстояло сделать, вызывало почти непереносимое ощущение восторга и страха одновременно.
Господи, он даже не мог припомнить, когда в последний раз так терял голову. Может, со времени раскопок в Хефцибе, когда он по сантиметру выкапывал из земли жилые дома, окружавшие древнейшую синагогу, само существование которой доказывало, что евреи жили здесь в раннюю Византийскую эпоху? Может, с тех времен, когда он студентом раскапывал крепость Масаду? Нет. Возбуждение, охватившее его сейчас, было совершенно другого рода. В последний раз он испытывал нечто подобное, когда был сопливым мальчишкой и потерял девственность в объятиях девятнадцатилетней красавицы в родном кибуце Орна…
* * *
«Я, Авраам, сын Тераха…»
Ему не терпелось начать расшифровку текста, но что-то удерживало его. А вдруг он ошибся и речь идет о каком-то совершенно другом человеке?..
Шимон закрыл глаза, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Затем вскочил, снова сел и нервно забарабанил костяшками пальцем по краю стола. Итак, первая задача — удостовериться в том, что это действительно послание Авраама. Того самого Авраама, древнего библейского патриарха. А уж потом можно будет разбираться с текстом.
Он шумно выдохнул и вновь обратил взгляд на лежавшую перед ним табличку. Текст был составлен на древневавилонском — том самом языке, на котором говорили люди за двадцать веков до рождения христианского Иисуса. Примерно в то же время, согласно Библии, и жил патриарх. Первое очко в пользу таблички. Теперь. Автор назвал себя Авраамом, сыном Тераха, а сыновей своих — Исааком и Измаилом. Это твердое второе очко. Ибо трудно поверить, что примерно в одно и то же время жили два Авраама, у которых одинаково звали отцов и сыновей. Возможно, конечно, но, как говорится, вряд ли…
«Нет, дорогие мои, это он! Чувствую, что он!» — подумал Гутман.
Дверь в кабинет отворилась. Шимон инстинктивно прикрыл табличку ладонью.
— Здравствуй, шамуди. Я не ждала тебя так скоро. Разве ты не должен был встречаться с Шапиро?
«А ведь верно… Проклятие!»
— Да. То есть нет. Мы договорились созвониться.
— Что с тобой, Шимон? Ты неважно выглядишь.
— Душно на улице, а то ты не знаешь. И потом… я торопился.
— Куда?
— Послушай, что это за допрос? — вдруг взорвался он. — Оставь меня в покое, женщина! Я же сказал, что занят!
— Что это у тебя на столе?
— Рахель!
Она обиженно поджала губы, вышла и громко хлопнула за собой дверью.
Успокоившись, Гутман почти сразу отыскал упоминание о родном городе автора послания — Ур в Месопотамии. Именно в этом городе, согласно преданиям, Авраам появился на свет. Внизу, под текстом, стояла печать. И на противоположной стороне таблички тоже. Оттиск был сделан явно не теми древними каменными цилиндрами, которых Гутман за свою жизнь навидался. То были печати царей. Искусные мастера вырезали на них узоры и знаки, и цилиндр прокатывался по свежей глине, чтобы запечатлеть на ней высочайшую подпись. Шимон знал, что простые люди использовали другой способ подчеркнуть свое авторство — они просто прикладывали к табличке большой палец правой руки и вдавливали его в глину. Но на табличке Авраама печать была совсем другая, весьма редко встречавшаяся Гутману прежде. Он мгновенно понял, чем был выполнен оттиск.
Довольно грубый узор, напоминавший по форме окружность, — сеть пересекающихся в бессмысленном порядке черточек. До сих пор такой вид печати попадался ему на глаза всего дважды — на фотографиях в журнале «Минерва». В качестве печатки использовался обычный узелок, какими украшались полы древних мужских одеяний в Месопотамии. Ни один из образцов не дошел до наших дней. Впрочем, Гутман знал народ, который до сих пор одевался так, как это было принято четыре-пять тысяч лет назад, — ортодоксальные евреи, носившие особые молельные шали с точно такими же узелками. Достаточно выйти сейчас из дому — и на первой же автобусной остановке или у газетного ларька увидишь мужчину, одетого в точности как автор этой таблички, дошедшей до нас из глубины веков. Просто поразительно!
И ведь это не просто древний автор. Это Авраам, сын Тераха… Значение находки, сделанной Гутманом, нельзя было переоценить. Казалось бы, обыкновенная глиняная табличка. Древняя, но ведь таких много. И выглядят они почти одинаково… И тем не менее это являлось величайшим археологическим открытием всех времен! Первое материальное подтверждение того, что люди и события, описанные в Библии, были реальны! Конечно, не стоит забывать о Черном обелиске, выставленном в египетском зале Британского музея, по соседству с мумиями фараонов. Одна из барельефных сцен, запечатленных на Черном обелиске, живописала момент подношения дани израильским царем Йеху ассирийскому монарху. Йеху упоминался в Библии, как, собственно, и сам обелиск, отрытый в девятнадцатом веке Генри Лэйярдом.
