к сидевшему все в той же позе мэру:
– Как именно ты собирался нас убить, Эмилио?
Ортега молчал.
Комиссар огляделся. Взгляд его быстро нашел то, что искал.
– Вино из фамильного погреба? Клянусь, если ты не заговоришь, я заставлю тебя выпить стаканчик. Сильвио, не поможете мне?
– С удовольствием.
Сильвио взял одну из бутылей, принесенных Ортегой, и осмотрел ее на свет.
– Вот эту недавно откупоривали. Хотя сама бутылка полная, – сказал он и налил в поднесенный комиссаром стакан светло-янтарной тягучей жидкости с красивым рубиновым оттенком. – Прошу!
Саласар протянул стакан Ортеге.
– Ну, Эмилио? Это так просто, – сказал комиссар. – Доказать, что я не прав.
В распахнутые окна отголосками проникало звонкое пение радующихся очередном летному дню птиц. Никаких других звуков в гостиной, терпеливо ждущей от мэра ответа, не было.
Ортега убрал от лица руки и медленно поднял взгляд на Линареса. Стакана с вином под своим носом он будто не замечал. С откровением припертого к стене, но не отказавшегося от «своей правоты», человека, он заговорил:
– Этот парк мог стать нашим спасением, Эстебан. Можно было наладить туры из Севильи и Малаги. С программами, с расселением туристов по всем ближайшим городам. Это гостиницы, рестораны, супермаркеты – полное туристическое предложение со всей инфраструктурой. Это могло стать лекарством, способным вернуть наш город к жизни. Если ты меня арестуешь, все погибнет. Нам нужно, чтобы клад остался в Санта-Монике, Эстебан. Не мне, нашему городу.
Комиссар брезгливо покачал головой:
– Ты лжешь и здесь. Я навел справки. Парк никто не собирается строить. Больше года ты обманываешь инвесторов, продолжая собирать средства на уже закрытый проект.
– Я не знал, что его закрывают, – Ортега проглотил комок в горле. – Меня обманули.
– Когда-то, возможно, – согласился комиссар. – Но тогда ты решил обмануть тоже. Ведь отдать инвесторам обратно их деньги ты не мог. Ты их потратил на спасение собственной транспортной компании. Которой новая трасса тоже нанесла немало ущерба. Полетела половина заключенных с тобой контрактов, так? Все твои склады и базы остались не у дел, их надо было переносить и трансформировать, это недешево. И ты наврал, что строительство по-прежнему в силе. В надежде, что найдешь следующих инвесторов, покроющих расходы первых. А потом еще следующих, покроющих расходы вторых. И так далее, пока не отобьешь деньги своими грузовиками.
По реакции Ортеги было очевидно, что Линарес попал в точку.
– Но случилась накладка, – продолжил полицейский. – Никто из инвесторов не пожелал с нами связываться. Кредиторы начали задавать вопросы. Крах приближался и был неминуем. И тут в доме Анны Моредо обнаружился клад, покрывающий все расходы.
– И что я должен был сделать, по-твоему?! – взорвался Ортега. – Наблюдать за смертью родного города и собственного бизнеса? Когда можно было спасти сначала одно, а потом и другое?
– А цена тебя не волновала?
– Цена? Цена?! – мэр буквально взвился. – Ценой была всего-навсего одна единственная жизнь! Жалкой слепой старухи, которая и так была одной ногой в могиле!..
– Эй! – Анна явно была не согласна с таким определением.
– И это говоришь ты? После всего, что она для тебя сделала? – поддержал ее Линарес.
– Я вас умоляю! – Ортега зло расхохотался. – Донья Анна! Можете сколько угодно считать, что это вы помогли мне разбогатеть своим драгоценным советом, но… ради бога! Неужели вы думаете, что я действительно руководствовался им? А не цифрами рынка, собственными знаниями и прогнозами профессиональных аналитиков? Вы в своём уме? За кого вы меня принимаете? То, что вы промычали очевидное решение, примерно в то же время, как оно окончательно созрело в моем мозгу, означает, что я вам что-то должен?
Анна обиженно скрестила руки, но, редкий случай, не нашлась, что сказать в ответ.
– Как ты проник в номер Батисты? – пользуясь приступом откровенности, комиссар приступил к выяснению деталей.
– Принес ему несколько документов на подпись, якобы для формальной стороны дела, – ответил мэр, поняв, наконец, что врать больше не имеет смысла.
– А Агнешка? Она видела, как ты навещал Батисту. Я прав?
Ортега кивнул:
– Из окна своего отеля. Клянусь, я бы остановился на нем, но они начали этот глупый шантаж… И Нуньез. Он так удачно вписался в схему со всей этой своей историей… А возникшая потом возможность собрать всех в одном месте… Господи, все казалось таким простым и логичным! Если бы не идиот Адриан, о…
– Так где же Рикардо, сукин ты сын? – потеряла терпение Анна. – Ты ответишь уже или нет?!
– Тихо! – воскликнул вдруг комиссар.
Все умолкли. В наступившем безмолвии раздались чьи-то чрезвычайно скрипучие шаги – некто не спеша поднимался вверх по лестнице.
Собравшиеся в гостиной уставились на дверь. Она распахнулась – в дверном проеме стоял изможденный, сутулый, с большими темными кругами под покрасневшими глазами высокий человек в возрасте.
– Сеньор Нуньез! – искренне удивился комиссар. – Это вы?
– Рикардо? – крикнула донья Анна.
Лишь тут Линарес заметил, что рот у неожиданно появившегося аптекаря заклеен широкой полоской скотча, а руки он неловко держит за спиной, словно они связаны.
Ответить аптекарь не успел. Нуньез дернулся вперед и неуклюже упал ничком – будто получил перед этим жесткий удар между лопаток. Руки у него действительно оказались связанными.
А дверной проем тут же заполнила другая фигура – целиком – тоже отлично знакомая всем жителям Санта-Моники.
– Не советую даже пытаться, Эстебан!
Голос Исабель Фернандес, держащей в руках двустволку, прикладом которой только что получил в спину аптекарь, звучал серьезно. Свое оружие мать-героиня сразу же направила на Линареса.
– Мануэль! – обратилась Фернандес к мэру по имени, которое почти никто другой не использовал. – Не стой столбом! Забери у комиссара его пистолет. И соберись! Нам надо довести начатое до конца.
Каким бы ни был мэр Санта-Моники, он искренне переживал, что по его вине погибли ни в чем неповинные существа, зла которым он ни в коем случае не желал. Бедные собаки. Ни за что в жизни он не поднял бы на них руку. Случайность, по которой погибла псина Луизы, грызла его сердце с тех пор как все это приключилось.
Остатки отравы, убившей Гектора вместо Анны, он ни за что не хотел нести домой, где были дети, и закопал их у дороги, недалеко от дома. Черт его при этом дернул завернуть все это в бумагу из-под мяса! Ее вылизали сразу три дворняги и все дали дуба, разбежавшись, причем, перед этим в разные концы города. Что само собой нарисовало в умах впечатлительных горожан ужасную картину – по Санта-Монике бродит маньяк-догхантер, травящий всех, попадающих в его поле зрения, собак.
