Артур вздохнул. Надо было вымыть фарфор из Челси. Ведь и ребенку понятно, что смахивание пыли этой щеткой не сделает его действительно чище. Уставший, но настроенный выполнить все до конца, он поставил пастушку, джентльмена в фартуке, собак и маленькие корзинки с цветами на поднос и понес их в кухню.
Артур всегда хорошо спал. Обычно он засыпал через пять минут после того, как его голова касалась подушки, и редко когда просыпался до того, как в семь тридцать утра звонил будильник. Эта способность спать была, по-видимому, нужна ему для того, чтобы сбить с толку тех многочисленных невидимых психиатров, чьи слова он читал, но никогда не слышал, и которые, несомненно, отнеслись бы к нему крайне отрицательно. А ведь это было неправильно. Ни невротики, ни тем более истерики не отличаются хорошим сном. Артур прекрасно знал, что он был абсолютно нормальным человеком, у которого – как и у всех нормальных людей – была одна маленькая особенность, которую он мог прекрасно контролировать. В доме Джонсон всегда был последним, кто уходил на работу, и первым, кто возвращался домой. Это происходило потому, что все остальные жильцы работали дальше от дома, чем Артур. Джонатан Дин уходил первым. Он отправлялся в пять минут девятого, в то время, когда Артур еще принимал ванну.
В этот понедельник Дин захлопнул дверь в свою комнату с такой силой, что вода в ванной заплескалась, как чай в наклоненной чашке. Входная дверь была закрыта с таким же грохотом. Артур вытерся и, надев для приличия купальный халат, вымыл ванну, раковину и пол в ванной. Одевшись, отпер свою собственную дверь и оставил ее закрытой на щеколду.
Семейка Котовски выбежала из своей квартиры в тот момент, когда он заливал молоком хлопья. Как всегда, они ссорились.
– Послушай, я все уже понял, – услышал Артур слова Брайана Котовски. – Ты уже три раза сказала мне, что вечером тебя не будет дома.
– Я просто не хочу, чтобы вечером ты стал обзванивать моих подруг, разыскивая меня.
– Но в этом случае ты могла бы сказать мне, где ты будешь, Веста. Все же очень просто…
Они спускались по лестнице, продолжая свой спор, но ответа Весты Котовски Артур так и не смог разобрать. Входная дверь закрылась почти бесшумно, что означало, что ее закрыла Веста. Джонсон подошел к окну гостиной и посмотрел, как они садятся в свою машину, которая вечно, вне зависимости от погоды и времени суток, была припаркована прямо на улице перед домом. Артур почувствовал радость оттого, что сам никогда не решился на такое сумасшествие, как женитьба; более того, предпринял серьезные шаги, чтобы этого никогда не произошло. Возвращаясь на кухню, он услышал, как Ли-Ли Чан поднялась на лестничную площадку и подошла к телефону. Ли-Ли говорила на очень приличном английском, но манера ее речи походила на манеру говорящего попугая. У нее был высокий, отрывистый голос, и она постоянно хихикала, без всякой на то причины.
– Ты скоро меня заберешь? В восемь пятнадцать? – прохихикала она в трубку. – Ты просто прелесть, прелесть, прелесть. Ты хочешь знать, люблю ли я тебя? А я не знаю. Ну конечно, конечно, я тебя люблю. Я ведь люблю очень-очень многих. Ну, до встречи.
По дороге вниз по ступенькам Ли-Ли не переставала улыбаться. Артур фыркнул, но так, чтобы она его не услышала. Лондонский общественный транспорт на этой особе ничего не заработает, это уж точно. Эта девица никогда не потратила на автобус или метро и пенни, подумал Артур. Потом у него мелькнула мысль, а что же все эти мужики в ней находят? Но он не стал распространяться на данную тему – это было слишком противно.
Девушка вышла из дома ровно в восемь пятнадцать. Дверь она всегда закрывала очень осторожно, как будто хотела что-то скрыть. На этот раз за ней приехал тщательно промытый молодой англичанин. Он выглядел вполне респектабельно и управлял красной спортивной машиной. Стыдоба, подумал Артур, но таким мальчикам некого винить, кроме самих себя, – чувство самодисциплины им совсем незнакомо.
Оставшись в доме один, Артур закончил завтрак, вымыл посуду и тщательно протер все поверхности на кухне. Почту обычно приносили в девять. Когда он чистил щеткой свой лучший костюм № 2 и подбирал галстук, услышал, как ее опустили в почтовый ящик. Артур всегда сам разбирал почту и раскладывал письма на столике в холле. Но сначала надо было разобраться со своим мусором. Он достал пластиковый мешок из мусорного ведра, завязал его веревкой и вышел на лестницу, предварительно убедившись, бросив быстрый взгляд в зеркало, что его галстук аккуратно завязан, а в нагрудном кармане пиджака торчит чистый белый платок. И не важно, был ли он в доме один или нет, Артур никогда не спускался вниз одетым неподобающим образом. Он также никогда не выходил из дома, не заперев дверь, даже если шел к мусорному баку. Опять из бака высыпались пожелтевшие ростки фасоли, которые даже не удосужились завернуть в бумагу. А все эта бесхозяйственная Ли-Ли. Надо будет наконец объяснить Стэнли Каспиану, что один мусорный бак совершенно недостаточен для пяти взрослых человек – даже для шести, когда сегодня въедет новый жилец.
Отперев дверь и войдя в холл, Артур занялся почтой. Обычное еженедельное письмо от отца Ли-Ли Чан из Тайваня, который так и не привык к западному стилю и подписывался на старинный китайский манер – Чан А Фэнь. Доверчивый бедняга, подумал Артур, как же мало ты знаешь. Еще один счет для Джонатана Дина. Так недалеко и до судебных приставов – это сильно «укрепит» репутацию дома. Два письма для Котовски – одно только для нее, а второе для всего семейства. Этот порядок никогда не менялся. Артур аккуратно сложил в стопку рекламные проспекты и ваучеры – он никак не мог понять, кто их так зверски перемешивает, не иначе как какой-то псих делает это специально. Письма он аккуратно разложил на столике, выровняв их края по отношению друг к другу и к краям стола. Девять десять. Находиться в доме совсем одному было так приятно, что Артур даже негромко с сожалением вздохнул, поднимаясь наверх за своим портфелем. Вообще-то портфель был ему совсем не нужен, потому что Артур никогда не брал работу на дом, но свой первый портфель он получил от тетушки Грейси на свой двадцать первый день рождения, и с тех пор этот нынешний был уже третьим. Ну и, кроме того, он хорошо смотрелся с портфелем. Тетушка Грейси всегда говорила, что джентльмен, выходящий на работу без портфеля, выглядит таким же голым, как леди, выходящая на улицу без перчаток. Артур спустился по ступенькам в последний раз и вышел на Тринити-роуд. Стоял яркий, солнечный день и в воздухе пахло осенью. А чего еще можно было ожидать в конце сентября?
«Грейнерс», супермаркет стройматериалов, открывался в девять тридцать, и Артур не торопился. Он слегка затормозил у дома, в котором они раньше жили вместе с тетушкой Грейси. Дом стоял на углу Баллиол-стрит и Магдален-хилл в том месте, где улица переходила в Кенборн-лейн; высокое узкое здание, предназначенное под снос и ожидающее, вместе с соседями, своей участи. Входная дверь и окна нижнего этажа были забиты блестящим серебристым рифленым железом, чтобы в него не могли пробраться сквоттеры [6]и другие бездомные. Артур часто думал, что бы сказала тетушка Грейси, если бы увидела их дом сейчас. То, что вход заколотили, ему определенно нравилось. Артур остановился на тротуаре и посмотрел на заколоченный прямоугольник, который когда-то был окном его спальни. Тетушка Грейси всегда была очень добра по отношению к нему. Как бы Артур ни старался, он до конца жизни не сможет отплатить ей за все, что она для него сделала. А он очень хорошо знал обо всем, что она для него сделала, потому что, помимо вещественных доказательств, окружавших его, тетушка не переставала постоянно говорить ему об этом.
– И это после всего, что я для тебя сделала, Артур!..
Она выкупила его у его матери, своей собственной сестры, когда Артуру было всего два месяца от роду.
– Мне пришлось заплатить ей целых сто фунтов, Артур, а в те годы это была целая куча денег. После этого мы с тобой ее никогда больше не видели. Она испарилась, как пот со лба.
Как все-таки тетушка любила слово «пот»! Семь потов, пот со лба; придется тебе попотеть, Артур…
Она рассказала ему о его рождении, как только посчитала его достаточно взрослым, чтобы что-то понять. К сожалению, Стэнли Каспиан и другие, ему подобные, решили, что он достаточно взрослый, на несколько месяцев раньше, но это была не ее вина. Больше тетушка никогда не упоминала о его матери, а об отце, кто бы он ни был, не говорила никогда. Но в этой спальне с открытой дверью – тетушка настаивала, чтобы дверь в его спальню была всегда открыта, – он провел много долгих часов, размышляя о том, кем мог быть его отец. Как все-таки глупы и неблагодарны бывают дети…
Артур встряхнулся и кашлянул. Через несколько минут на него начнут обращать внимание. Джонсон всегда старался избегать действий, которые могли бы привлечь к нему внимание посторонних. С чего это он вдруг так рассопливился сегодня – ведь он проходит мимо этого дома каждый день? Да и в жизни его вроде бы ничего нового не произошло. Но это была неправда – в жизни его как раз и произошли изменения. В комнату № 2 въезжал новый жилец. А поэтому естественно, что сегодня Артур вспоминает свое прошлое. Естественно, но вполне контролируемо. Он резко отвернулся от дома, когда часы на церкви Всех Святых пробили полчаса. Вход в «Грейнерс» находился через дверь от заколоченного дома, рядом с пустырем, размером с акр или около того, дома на котором уже были разрушены, а новое строительство еще не началось; за пустырем находилась станция метро «Кенборн-лейн».
