Они с Дермотом и дальше будут идти вместе — идти счастливо и наслаждаясь жизнью.
Именно это больше всего понравилось бы маме.
Селия вынула из ящика все отцовские письма и, сложив их в камине кучкой, подожгла. Они принадлежали умершим. Прочитанное письмо она сохранила.
На дне ящика лежал старый выцветший бумажник, вышитый золотой ниткой. Внутри — сложенный лист бумаги, очень ветхий, обтрепанный. На нем написано: «Поэма, присланная Мириам в мой день рождения».
Сентименты…
В наше время сентименты презирают…
Но в то мгновение Селии это показалось до боли сладостным…
Селии было плохо. Одиночество действовало ей на нервы. Как ей хотелось с кем-нибудь поговорить! С ней были Джуди и мисс Худ, но они принадлежали к совсем другому миру и с ними ей было сложнее, а не легче. Селия ни в коем случае не хотела ничем омрачать жизнь Джуди. Джуди такая живая — все доставляет ей радость. В присутствии Джуди Селия старалась быть веселой. Они играли в подвижные игры с мячом, с воланами.
После того, как Джуди укладывалась спать, тишина, как саваном, окутывала Селию. Было так пусто… так пусто…
Дом живо напоминал ей о тех счастливых, уютных вечерах, которые они проводили с матерью за разговорами — о Дермоте, о Джуди, о книгах, и о людях, и об идеях.
Теперь поговорить было не с кем…
Дермот писал редко и коротко. На семьдесят втором ударе завершил партию — играл он с Эндрюсом… Росситер приезжал играть вместе с племянницей. Он уговорил Марджори Коннел стать четвертым партнером. Они играли в Хиллборо — отвратительное там поле. Женщины в гольфе только путаются под ногами. Он надеется, что Селия довольна. Не поблагодарит ли она за него Джуди — за письмо?
У Селии нарушился сон. Перед ней возникали картины прошлого и не давали заснуть. Иногда она просыпалась в страхе, не понимая, что же ее так напугало. Она смотрела на себя в зеркало и видела, что выглядит больной.
Она написала Дермоту, умоляя его приехать на уикэнд.
Он ответил:
Дорогая Селия, я изучил расписание поездов и получается, что ехать смысла не имеет. Мне бы пришлось возвращаться в воскресенье утром, а иначе я бы приехал только в два утра. Машина барахлит, и я поставил ее на ремонт. Я знаю, ты понимаешь, что проработав всю неделю, я чувствую переутомление. К концу недели устаю как собака и не горю желанием отправляться в путешествие на поезде.
Еще три недели, и я уйду в отпуск. Мне кажется, твоя идея насчет Динара — неплохая. Я напишу туда и закажу комнаты. Не работай слишком много, — не переутомляйся. Больше гуляй.
Ты помнишь Марджори Коннелл, довольно приятную брюнетку, племянницу Барреттса? Она только что потеряла работу. Возможно, мне удастся добыть ей здесь место. Она очень дельная. Как-то, когда она совсем пала духом, я сводил ее в театр.
Береги себя и не перенапрягайся. По-моему, ты права, что не продаешь дом. Положение может измениться к лучшему, и позже за него могут дать больше. Не думаю, что нам от него будет когда-нибудь польза, но если у тебя с ним связаны сентиментальные чувства, можно, наверно, — это не будет, видимо, много стоить, — заколотить его и нанять сторожа, или же ты могла бы сдать его в аренду. Деньги от твоих книг пошли бы на уплату налогов и на садовника да и я помогу, если хочешь. Работаю я ужасно много и почти каждый вечер прихожу домой с головной болью.
Хорошо бы взять да уехать.
Привет Джуди.
Любящий тебя,
Дермот.
В последнюю неделю перед приездом Дермота Селия пошла к врачу и попросила дать ей что-нибудь, чтобы она могла спать. Он знал ее с самого рождения. Расспросил, осмотрел, а потом сказал:
— Разве никто не мог бы побыть с вами?
— Муж приедет через неделю. Мы собираемся с ним заграницу.
— Прекрасно! Знаете, дорогая моя, вы вот-вот сорветесь. Состояние у вас очень подавленное — вы пережили потрясение, надрываете себя горем. Вполне естественно. Я знаю, как привязаны вы были к матери. Но как только вы с мужем выберетесь куда-нибудь, смените обстановку, все будет снова в порядке.
Он похлопал ее по плечу, выписал рецепт и отпустил.
Селия считала дни. Когда приедет Дермот, все будет в порядке. Он должен приехать как раз накануне дня рождения Джуди. Они его отметят, а потом отправятся в Динар.
Новая жизнь… Горе и воспоминания отойдут в прошлое… Они с Дермотом идут вперед, в будущее.
Через четыре дня Дермот будет здесь…
Через три дня…
Через два дня…
Сегодня!
Что-то не так… Дермот приехал, но это был не Дермот. Это был чужой человек, который бросал на нее искоса взгляд и отводил глаза…
Что-то случилось…
Заболел…
Попал в беду…
Нет, тут было что-то другое.
Он стал чужим…
— Дермот, произошло что-нибудь?
— А что должно произойти?
Они были одни в комнате Селии. Селия заворачивала в папиросную бумагу подарки для Джуди ко дню рождения и перевязывала их лентой.
Почему она так испугалась? Отчего это тошнотворное чувство ужаса?
Его глаза — странные бегающие глаза… он то взглянет на нее, то отведет взгляд…
Это был не Дермот — честный, красивый, смеющийся Дермот…
Это был вороватый, увиливающий тип… он выглядел почти как преступник…
Она неожиданно спросила.
— Дермот, ничего не произошло… с деньгами… я хочу сказать, ты ничего не натворил?..
Как передать это словами? Дермот, воплощение честности, — и вдруг растратчик? Фантастика — фантастика!
Но эти бегающие глаза…
Как будто ей не все равно, что он сделал!
Вид у него был удивленный.
С деньгами? Нет, с деньгами все в порядке… Я… у меня все хорошо.
Она успокоилась.
— Я подумала — глупо, конечно, с моей стороны…
Он сказал:
— Тут такое дело… Думаю, ты можешь догадаться.
Но она не могла. Если это не деньги (мелькнула страшная мысль, что, может, фирма его обанкротилась), тогда она не представляла себе, в чем дело.
Она попросила:
— Скажи.
Это же не… не может быть, чтобы рак…
Рак поражает иногда сильных, молодых.
Дермот поднялся. Он заговорил голосом натянутым и незнакомым.
— Дело… ну, в общем, в Марджори Коннелл. Я часто вижусь с нею, она мне очень нравится.
Какое облегчение! Не рак… Но Марджори Коннелл — при чем тут Марджори Коннелл? Неужели Дермот… Дермот, который никогда не посмотрит ни на одну девушку…
Она сказала мягко:
— Не имеет значения, Дермот, даже если ты и наделал глупостей…
Флирт. Дермот не привык флиртовать. Все равно она была удивлена. Удивлена и обижена. Пока она была так несчастна — так хотела, чтобы Дермот был с нею и мог ее утешить, — он флиртовал с Марджори Коннелл. Марджори очень славная девушка и довольно красивая. Селия подумала: «Бабушка ничуть бы не удивилась». И в голове молнией пронеслась мысль, что, наверное, бабушка в конце концов совсем неплохо знала мужчин.
Дермот вспылил.
— Ты не понимаешь. Это совсем не то, что ты думаешь. Ничего не было… ничего…
Селия залилась краской.
— Конечно. Я и не думала, что…
Он продолжал:
— Ума не приложу, как заставить тебя понять. Она не виновата… Она очень переживает из-за этого — за тебя… О, Господи!
Он сел и закрыл лицо руками…
Селия сказала с удивлением:
— Значит она тебе дорога… понятно. Ох, Дермот, мне так тебя жаль…
Бедный Дермот, которого захлестнула страсть. Он так настрадается. Ей просто нельзя, нельзя злорадствовать, ожесточаться. Она должна помочь ему превозмочь это, а не осыпать его упреками. Он не виноват. Ее рядом не было — он тосковал, это вполне естественно…
Она опять сказала:
— Мне ужасно жаль тебя.
Он опять вскочил.
— Ты не понимаешь. Тебе не надо меня жалеть. Я скотина. Я считаю себя последним трусом. Я не сумел пристойно вести себя. Вам с Джуди от меня толку не будет… Лучше сразу меня брось.
Она пристально на него посмотрела.
— Ты хочешь сказать, проговорила она, — что ты меня больше не любишь? Совсем? Но мы были так счастливы… Всегда были счастливы вместе.
— Да, пожалуй. В некотором роде — тихое счастье… А тут все по-другому.
— По-моему, тихое счастье — самое лучшее, что есть в мире.
Дермот сделал нетерпеливое движение.
Она удивленно сказала:
— Ты нас хочешь оставить? Не хочешь больше видеть ни меня, ни Джуди? Ты же отец Джуди… Она любит тебя.
— Знаю… Она мне невероятно дорога. Но что толку. Я не умею делать то, чего не хочу… Я не могу вести себя порядочно, если я несчастлив… Я буду зверем.
Селия медленно проговорила:
