конверт и еще раз посмотрел на него.
– Тюдор говорил мне, что просил Билла скакать на его лошади.
– Когда? – спросил Лодж. – Когда он сказал вам это?
– Я вез его в Брайтон с пламптонского ипподрома через четыре дня после смерти Билла. Мы говорили с ним о Билле.
– Что-нибудь еще? – спросил Лодж.
– На лошадях Тюдора до самого последнего времени ездил наш друг Джо Нантвич. Это на его лошади, на Болингброке, Джо однажды выиграл скачку, когда ему было предписано проиграть… Но на скачках в Челтенхеме он оказался сзади, и Тюдор устроил ему за это головомойку.
– Камуфляж, – предположил мой отец.
Я сказал:
– Не думаю, чтобы это был Тюдор.
– Почему? – спросил Лодж. – У него есть организаторские способности, он живет в Брайтоне, он владеет такси, он нанимал Джо Нантвича и знал майора Дэвидсона. Пока он представляется мне наиболее подходящей кандидатурой.
– Нет, – произнес я устало. – Самая крепкая ниточка у нас – это шоферы фирмы «Такси Маркони». Тот, кто послал их с лошадиным фургоном, никак не предполагал, что я их узнаю. Но кто-кто, а Клиффорд Тюдор мог быть уверен в этом. Он стоял рядом со мной во время драки шоферов и прекрасно понимал, что у меня было достаточно времени разглядеть их.
– И все-таки я не снимаю с него подозрений, – заявил Лодж, собирая бумаги и укладывая их обратно в портфель. – Преступникам свойственно совершать глупейшие ошибки.
– Если мы когда-нибудь найдем нашего Клода Тивериджа, я думаю, он окажется человеком, которого я в глаза не видел и о котором даже не слышал, – сказал я. – Кто-то со стороны. Это куда вероятней.
Я сам желал в это верить.
Мне не хотелось допускать другую возможность, от которой я мысленно отказывался, не решаясь даже намекнуть о ней Лоджу.
Кто, кроме Тюдора, знал до инцидента с фургоном о том, что я собираюсь мстить за смерть Билла? Кэт. А кому она об этом говорила? Дяде Джорджу, у которого, как я подозревал, в его жирном теле благодушного толстяка под бесстрастной маской скрывалась убогая и алчная душонка.
Дядя Джордж ни с того ни с сего купил своей племяннице лошадь. Зачем? «Чтобы расширить круг ее интересов», – сказал он. Но от Кэт он мог узнать многое о том, что творится на скачках.
И дядя Джордж не нашел для Поднебесного другой конюшни, кроме той, где стояла лошадь Билла.
Совпадение или начало интриги, неожиданно оборвавшейся смертью Билла?
Все это было туманно и неубедительно. Все основывалось только на предположениях, а не на фактах, и подтверждалось лишь выражением испуга на лице дяди Джорджа, когда Кэт рассказала ему о нашем посещении «Голубого утенка». «Несварение желудка», – сказал он тогда. Что ж, все может быть.
И это оружие в его кабинете, предметы ритуала дикарей, скальп… Были это игрушки человека, получающего наслаждение от жестокости? Или человека, который не выносит жестокости? Или, может быть, человека, соединяющего в себе и то и другое?..
Сцилла вошла в гостиную, держа в руках медную вазу с нарциссами. Она поставила ее на низенький столик около меня, и весеннее солнце внезапно осветило золотые венчики, так что они вдруг засияли звездами, отражающими золотой свет на ее склоненном к ним лице, пока ее пальцы перебирали цветы, приводя их в порядок.
Она бросила на меня внимательный взгляд и повернулась к отцу и инспектору Лоджу.
– Алан выглядит очень усталым, – сказала она. – Чем вы тут занимались?
– Болтали, – ответил я, улыбаясь ей.
– Ты снова попадешь в больницу, если будешь переутомляться, – мягко упрекнула она меня и без всякого перехода предложила Лоджу и отцу кофе.
Я был рад перерыву в разговоре, мне бы не хотелось сейчас обсуждать с ними меры, которые предстоит принять для поимки мистера Клода Тивериджа. Каждое мое небольшое продвижение в этом направлении сопровождалось возмездием, это верно. Но зато в каждой встречной его акции я находил улику. Моя заблудившаяся память все еще прятала от меня нечто важное, за что я заплатил падением в Бристоле, но это не уменьшало моей решимости довести дело до конца.
Я подойду к Тивериджу ближе. Он нанесет удар и тем самым подскажет мне следующий шаг, подобно тому как выстрел в темноте подсказывает местонахождение снайпера.
Джо Нантвич нашел снайпера первым.
Через восемь дней после визита Лоджа я поехал на скачки в Западном Суссексе, предварительно заглянув в свою лондонскую контору. Синяки побледнели и сошли, ребра и ключица больше не беспокоили меня, и даже постоянная головная боль стала постепенно проходить. Я, насвистывая, вошел в раздевалку и передал Клему свой новый шлем, который этим утром купил за три гинеи у Бейста на Джермин-стрит.
Весовая была пуста, и отдаленный гул, доносившийся сюда, указывал, что первый заезд в разгаре. Клем, прибиравший раздевалку после бури, которой обычно сопровождается переодевание жокеев в цвета скачек, их выход на весы и в паддок, встретил меня тепло и пожал руку.
– Я рад, что вы вернулись, сэр, – сказал он, взяв шлем. Он написал мое имя шариковой ручкой на кусочке лейкопластыря и приклеил его к блестящей поверхности шлема. – Надеюсь, вам не скоро понадобится новый. – Он покрепче прижал пластырь большим пальцем.
– Завтра я начинаю работать, Клем, – сказал я. – Можете принести мое снаряжение? Большое седло. Проблемы веса не существует – я скачу на Адмирале.
– Наилегчайший вес, – откликнулся Клем покорно. – И куча свинца, к которому Адмирал не привык. Майор Дэвидсон вряд ли когда-нибудь нуждался в этом. – Клем искоса бросил на меня оценивающий взгляд и добавил: – Вы потеряли фунта три-четыре, по-моему.
– Это к лучшему! – проронил я весело, направляясь к двери.
– Да, одну минуту, сэр, – сказал Клем. – Джо Нантвич просил передать, что он хочет сообщить вам нечто важное.
Я резко обернулся.
– Он спрашивал вас в субботу в Ливерпуле, но я сказал, что вы, может быть, приедете сюда, поскольку мистер Грегори упоминал на прошлой неделе, что завтра вы будете скакать на Адмирале. – Клем рассеянно поднял седло и разглаживал его рукой.
– А Джо не сказал, что именно? – спросил я.
– Он хочет показать вам кусок коричневой оберточной бумаги, на котором что-то написано. Он сказал, что это вас заинтересует, хотя я не вижу в этом ничего интересного. Про какой-то курятник, если я правильно понял. Он вытащил эту бумажку в раздевалке в Ливерпуле, расправил ее на скамейке, аккуратно сложил и сунул во внутренний карман пиджака. И при этом хихикнул. По-моему, он немножко выпил тогда, но ведь это было после Национальных скачек, тогда все выпили.
