Модин взял фотографию Люсии.
— Андреас Хаас. Тоже чех. Что у него за причина просить убежища, я, честно говоря, не знаю. Бумаги уехали с ним в Цельсиусгорден.
— Но вы уверены, что это они на фотографиях?
— Абсолютно уверен.
— Продолжайте, — сказал Валландер. — Рассказывайте.
— О чем?
— Что они за люди? Были ли какие-то происшествия с их участием? Были ли у них деньги? Все, что вспомните.
— Я уже пытался вспомнить. Они держались особняком. Вы должны знать, что жизнь в лагере беженцев — далеко не сахар. Неизвестность, бесконечное ожидание, ощущение того, что твоя судьба находится в чьих-то руках и ты никак не можешь на это повлиять. Это очень тяжелое испытание. Они целыми днями играли в шахматы.
— А деньги у них были?
— Насколько я помню, нет.
— А что они за люди, какое у вас впечатление?
— Очень скрытные. Но не могу сказать, чтобы они были настроены агрессивно.
— Что-то еще?
Валландер чувствовал, что директор тянет с ответом.
— О чем вы задумались?
— Это очень маленький лагерь, — сказал Модин. — Никто из персонала здесь не живет, а иногда вообще никого не бывает. Кроме кухарки. У нас есть машина, ключи заперты в конторе. Но иногда, когда я приезжал по утрам, у меня было чувство, будто кто-то пользовался автомобилем. Будто кто-то влезает в контору, берет ключи и катается по ночам.
— И вы подозревали этих двоих?
Модин кивнул:
— Сам не знаю почему. Просто мне казалось, что это они.
Валландер задумался.
— Ночи, — сказал он. — По ночам здесь никого нет. И днем иногда тоже. Это так?
— Да.
— Пятница, пятое января, — произнес Валландер. — Больше чем полгода назад. Можете ли вы припомнить, был ли здесь кто-нибудь днем?
Модин начал листать календарь.
— В этот день было экстренное совещание в Мальмё. Прибыло очень много беженцев, и нам предстояло развернуть временные лагеря.
Горячо, подумал Валландер. Уже жжется!
Его версия обрела плоть и вот теперь говорит с ним.
— То есть тут никого не было?
— Только кухарка. Но окно кухни выходит на заднюю сторону. Если кто-то и пользовался машиной, она вряд ли видела.
— И никто из беженцев вам ничего не сказал?
— Беженцы никогда ничего такого не расскажут. Они всего боятся. В том числе и друг друга.
Курт Валландер поднялся. Теперь действовать как можно быстрее!
— Позвоните вашему коллеге в Цельсиусгордене и скажите, что я туда еду, — сказал он, — но не говорите, по какому поводу. Если сможете, сделайте так, чтобы я его застал.
Модин внимательно смотрел на него:
— Почему вы их разыскиваете?
— Есть подозрение, что они совершили преступление. Очень серьезное преступление.
— Вы имеете в виду убийство в Ленарпе?
Валландер не видел причин скрывать правду.
— Да, — сказал он. — Мы думаем, что это они.
Он добрался до центра Мальмё, где находился Цельсиусгорден, в начале восьмого. Поставил машину за перекрестком и пошел к главному входу, охраняемому вахтером. Вскоре к нему спустился директор лагеря по фамилии Ларсон, из бывших флотских, распространяя вокруг себя несомненный запах пива.
— Хаас и Кравчук, — сказал Валландер, когда они вошли в его кабинет. — Два соискателя политического убежища из Чехословакии.
Ответ любителя пива последовал незамедлительно.
— Шахматисты, — сказал он. — Они живут здесь.
Вот оно, подумал Валландер. Вот оно!
— Вы имеете в виду здесь, в этом доме?
— Да, — сказал Ларсон, — то есть нет.
— Да или нет?
— Они живут здесь. Но здесь их нет.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что здесь их нет.
— А где же они тогда, черт их побери?
— Честно говоря, не знаю.
— Но они же здесь живут?
— Они сбежали.
— Сбежали?
— Довольно частое явление. Бегут.
— Но они же ждут политического убежища?
— Все равно бегут.
— И как вы поступаете в таких случаях?
— Сообщаем, естественно.
— И что дальше?
— Как правило, ничего.
— Ничего? Люди, ждущие разрешения остаться в стране, бегут. И никому до этого нет дела?
— Полиция в принципе может их поискать.
— Полное безумие. Когда они исчезли?
— В мае. Скорее всего, они подозревали, что их могут выслать.
— И куда они направились?
Ларсон всплеснул руками:
— Если бы вы знали, сколько таких в стране! Живут себе без всякого вида на жительство. Их просто не сосчитать. Живут друг у друга, подделывают бумаги, меняют имена, работают «по-черному». Можно прожить в Швеции всю жизнь, и никто о тебе не спросит. Никто не хочет в это верить, но это так.
Валландер потерял дар речи.
— Это безумие, — повторял он. — Полное безумие.
— Полностью с вами согласен. Но что есть, то есть.
Валландер застонал:
— Мне нужны все документы на этих двоих!
— Я не могу их выдать просто так.
Курта Валландера взорвало.
— Эти два типа совершили убийство! — взревел он. — Двойное убийство!
— Даже в таком случае я не могу выдать вам бумаги.
— Завтра утром бумаги должны быть у меня, — отчеканил Валландер. — Даже если за ними придется ехать лично начальнику Управления государственной полиции.
— Что же поделаешь! Я не могу нарушать инструкции.
Валландер поехал в Истад. Без четверти девять он позвонил в дверь Бьёрку и быстро изложил суть дела.
— Завтра объявляем розыск, — сказал он.
Бьёрк кивнул.
— На два часа я назначил пресс-конференцию. Утром совещание с начальниками окружных управлений полиции. Но я прослежу, чтобы все бумаги из этой конторы вытрясли.
Валландер поехал к Рюдбергу. Тот сидел в сумерках на своем балконе. Курт вдруг понял, что Рюдбергу очень плохо.
Тот словно прочитал его мысли:
— Похоже, мне не выкрутиться. Не знаю, доживу ли до Рождества.
Валландер не нашелся что ответить.
— Надо держаться, — сказал Рюдберг. — Говори лучше, зачем пришел.
Валландер начал рассказывать. Лицо Рюдберга было еле различимо в темноте.
Потом оба замолчали.
Вечер был довольно прохладным, но Рюдберг, похоже, этого не чувствовал. Он неподвижно сидел в своем халате и тапочках на босу ногу.
— Может быть, они уже уехали из Швеции, — сказал Валландер, — и мы никогда их не поймаем.
— В таком случае нам придется утешиться тем, что мы знаем истину. Правовая защита не обязательно означает, что преступники должны во что бы то ни стало понести наказание. Не менее важно, что мы не сдаемся.
Рюдберг с видимым трудом поднялся и принес бутылку коньяка.
Дрожащей рукой он наполнил два бокала.
— Есть полицейские, которые, даже помирая, будут ломать голову над какой-нибудь старой нерешенной задачкой, — сказал он. — Я, наверное, один из них.
— Ты когда-нибудь жалел, что пошел в полицию? — спросил Курт Валландер.
— Никогда. Ни единого дня.
Они пили коньяк и тихонько беседовали. Иногда надолго замолкали. Был уже первый час ночи, когда Валландер поднялся и ушел, пообещав зайти завтра вечером. Выйдя на улицу, он поднял голову. На балконе по-прежнему маячил силуэт Рюдберга.
В среду утром 25 июля они с Ханссоном и Мартинссоном обсудили план действий. Поскольку пресс-конференция была назначена на два часа, они все же решили съездить на ярмарку в Чивик, Ханссон остался помогать Бьёрку писать пресс-релиз. Валландер прикинул, что к двенадцати они с Мартинссоном должны вернуться.
Проехав Тумелиллу, они угодили в пробку. Выехав из нее, Валландер поставил машину прямо на пашне, уплатив предприимчивому землевладельцу двадцать крон.
Когда они добрались наконец до ярмарки, начался дождь. Они нерешительно поглядели друг на друга. Народу было полно, орали репродукторы, толкались подвыпившие юнцы.
— Попробуем встретиться в центре, — сказал Валландер.
— Надо было рацию взять, — подосадовал Мартинссон. — Мало ли что.
— Ничего не случится. Встретимся через час.
