– Что вы, какой я чародей! – расхохотался Медьери. – Вот Феона, по слухам, действительно чародейка, мне о ней рассказали в Петербурге.
Марго приостановила Ласточку, но так, чтобы лошадь Медьери не проехала по узкой тропе. Пришлось остановиться и венгру.
– А почему вас, образованного человека, интересуют невежественные колдуны? – задала она вопрос, который не решалась задать раньше, но сейчас-то они были наедине.
Безусловно, и среди образованных господ полно людей темных, благоговеющих перед колдовскими «науками», многие знатные господа держат домашних ведунов и ворожей, но ученый… В чем тут его интерес?
– Знахари, мадам, – уточнил венгр. – Иной раз деревенский знахарь обладает бóльшими знаниями, чем ученый, он получает их по наследству, совершенствует их и передает своему преемнику. Мы до сих пор пользуемся рецептами Авиценны, которым уже несколько веков; по-вашему, он тоже был невежествен?
– Вы ушли от моего вопроса.
– Да нет, я скажу… Моя младшая сестра больна, собственно, потому я и занялся медициной, что мечтал потягаться с судьбою. Пока все тщетно, но надежды не теряю.
Тронулись дальше. Марго проворчала:
– Ненавижу дамское седло, страшнее этого – только гильотина! А чем больна ваша сестра?
– Простите, Маргарита Аристарховна, мы уже приехали…
Анфиса поднялась навстречу Изольде, которая торопливо, прижимая собачку к груди, шла по аллее к тому месту, где они познакомились.
– Я думала, вы не придете, – сказала Анфиса.
– Простите, дорогая, матушке было плохо, поэтому я опоздала.
– А что с ней?
– Грудная жаба, но все обошлось. Куда мы пойдем?
– В кондитерскую, чай пить с пирожными, я обожаю пирожные. Только… позвольте мне вас угостить?
– Ну, коль вы желаете…
– Желаю! – воскликнула Анфиса. – А вы мне покажете, как правильно кушать пирожные, чтобы я не оконфузилась при гостях. Графиня все время ругается, говорит, я дикарка, меня нельзя пускать в общество, это обидно.
– Вовсе вы не дикарка, графиня преувеличивает.
– Благодарю вас, вы очень добры, – потупилась Анфиса, но тут же вскинула глаза: – А потом мы зайдем в магазины, я обожаю магазины! Поможете мне купить… я покуда сама не знаю, чего хочу… но я обязательно чего-либо захочу!
Изольда залилась смехом, ласково глядя на девушку, и Анфиса подумала, что такую хорошую и добрую барышню грешно обманывать, но раз барыня приказали-с…
Двухэтажная бревенчатая изба высилась на опушке леса и выглядела каким-то инородным телом среди глухой чащи. Свободно разгуливали куры, привязанная к колышку коза жевала листья, губами обрывая их с куста, под навесом сохли пучки трав, что-то дымилось в котле, висевшем над костром. А какая-то крепкая босоногая девица в холщовой рубашке и в юбке, подол которой она заткнула за пояс, подбрасывала дрова в костер. Залаял здоровенный пес, рвавшийся с цепи, в общем, для жилища чародейки то была слишком уж обыденная картина.
– Это и есть Феона? – спросила Марго.
– Сейчас узнаем.
Медьери спрыгнул с лошади и подошел ближе к девице со словами:
– День добрый. Мы ищем Феону…
– А… – понимающе произнесла та. – Сейчас позову.
Она убежала в избу. Медьери помог Марго слезть с лошади, что-то тихо сказав Яношу.
– Что вы ему сказали? – полюбопытствовала Марго.
– Приказал узнать у девушки, где можно напоить лошадей.
В это время открылась дверь и выглянула девица, крикнув:
– Заходите!
Идеальнейший порядок царил в избе, а убранство ничем не напоминало обиход крестьянского быта. В большой светлой горнице посередине стоял круглый стол, застланный белой скатертью, вокруг – стулья, а не лавки, как у крестьян. По стенам стояли шкафы с книгами и посудой, в углу на полке – самовар. Но внимание Марго приковалось к пожилой женщине в мещанском платье и длинном фартуке, с непокрытой головой, с гладко зачесанными волосами. Не было в ней ничего от знахарки, оттого у Медьери голос прозвучал слегка растерянно и даже удивленно:
– Вы – Феона?
– Я, – ответила женщина. – Прошу садиться, господа. Аглая, ставь самовар, господа с дороги, наверняка они не откажутся испить чаю.
Девица забрала самовар и убежала. Марго и Медьери сели за стол, напротив Феоны. Оба гостя заметили ее проницательные, почти бесцветные глаза, бывшие когда-то голубыми, но при всем при том сохранившие свою ясность. Они остановились сначала на Марго, изучили ее, затем хозяйка перевела взгляд на Медьери. У него она и спросила:
– За каким делом, господа, пожаловали?
– Позвольте представиться, – сказал венгр. – Медьери Иштван, а это ее сиятельство, графиня Ростовцева Маргарита Аристарховна.
– Иноземец?
– Венгр. Но моя мать – русская дворянка. Моей сестре нужна ваша помощь…
– Отчего ж не привез с собою сестру?
– Надеялся, что вы согласитесь поехать с нами, в любой удобный для вас день…
– Сено к лошади не ездит, – отрезала она.
Марго заметила, что ему трудно с ней говорить, впрочем, когда в тебя ввинчиваются такие подозрительные очи, почти не мигая, трудно бывает не смутиться.
– Да, конечно, – согласился Медьери; кстати, говорил он с нею весьма уважительно. – Мы не знали точно, где вы живете, поехали на разведку… К сожалению, поездка для моей сестры сопряжена со многими сложностями, без посторонней помощи она не может обходиться.
– Калека? – коротко спросила Феона.
– Было бы лучше, если бы вы согласились посмотреть ее у нас дома, я обязуюсь доставить вас туда и обратно со всеми почестями.
– Я никуда не выезжаю, а почести мне без надобности. Коль у тебя нужда, сюда ее и вези. У тебя что? – обратилась она к Марго. – Впрочем, слова тут лишние: сама вижу твою боль.
– Нет-нет, у меня ничего не болит…
– А я не о той боли, что болит, я о той, что одновременно и сладкой, и горькой бывает, изнутри душу точит.
Каким образом Феона заглянула в ее душу – неизвестно, но эта внутренняя боль касалась одной только Марго, и пускать туда она не намеревалась даже чародеек, пусть они и пообещали бы исполнить все ее желания с помощью колдовства. А уж мужчина – так и вовсе лишний тут свидетель, и Марго поспешила замять тему:
– Пустое, не с болью я приехала к вам… – И у нее тоже не повернулся язык обратиться к Феоне, как к простой смертной. – Для начала я расскажу вам одну невероятную историю. Ежели сможете, то объясните нам, что это за явление такое…
Грустно: Артем уезжал на несколько дней. Софии предстояло вернуться домой и выдержать… Ой, не хотелось ей даже думать об этом! В воскресенье она готовила завтрак, это такой кайф – готовить для мужчины, ставшего смыслом твоей жизни. Артем пришел в кухню с телефонной трубкой и положил ее на стол. Он разговаривал… София не сразу поняла с кем, хотя связь Артем включил громкую, но, поняв, она сначала оскорбилась – мол, как он посмел при ней туда звонить? – но потом остыла, успокоилась.
– Передайте Лике, что я уезжаю в командировку, – говорил жестким тоном Артем, закуривая.
– Надолго? – спросил упавший женский голос.
– Я бы навсегда оттуда уехал, вы понимаете – почему? Но еду я на неделю, может, больше, не могу сказать, как пойдут дела.
– А ты сам не можешь ей позвонить?
– Нет. Не хочу! И вам я звоню вовсе не потому, что беспокоюсь за нее. Она же с приветом, прибежит ко мне на работу, начнет разузнавать, где я. Не хочу становиться всеобщим посмешищем.
– Почему – посмешищем? Ты поступаешь как порядочный человек, мы это ценим, Артем…
– Ой, хватит вам, Валерия Михайловна, давить на мою порядочность! Надоело, честное слово! Повторяю: я не люблю вашу Лику, помогите ей сами, потому что я больше не желаю идти на поводу у ее истерии.
– Мы делаем все возможное…
– Неправда! Вы не показывали ее врачам, боитесь, что она обидится на вас, поэтому меня вы просто кидаете в топку. А ведь она больна, помните об этом, все же Лика – ваша дочь. Я все сказал, до свидания.
Он отключил трубку, загасил сигарету, но довольным не выглядел.
– Кто такая Лика? – София имела право на этот вопрос, да и на второй тоже: – Жена?
– Хуже!
– А что может быть хуже?
– Знаешь, я и так испортил себе настроение, поговорив с ее матерью. Когда я разговариваю с ней, у меня растет комплекс вины, я начинаю считать себя негодяем. Потом расскажу, приеду и все тебе расскажу, хорошо?
– Хорошо.
София навестила Алину. Честно сказать, только сейчас она полностью осознала, что девочка далеко не в порядке. Прежде у Софии были другие цели, другие мысли. Маркел Кузьмич подтвердил ее опасения:
– Неважные дела, должен признать. Ее следует поместить в психиатрическую клинику…
– Какой ужас! Ничего нельзя сделать?
– По большому счету, ничего. И в клинике ей тоже не помогут, ну, на какое-то время отчасти восстановят ее нормальное психическое состояние, но куда же она потом-то денется? Где ей жить? Что она делать-то умеет? Не хотелось бы мне вас огорчать, София, но девочка кончит богадельней или дурдомом – кто заберет ее из этих двух организаций? Печально.
