отпуска. Мне нравится дарить такие подарки, после которых восторженные хозяева звонят и рассказывают, что мой кофе открыл им новый мир из сказочных ароматов и вкусов. Я и сама увлеченная кофеманка, поэтому всегда рада, если кто-то тоже почувствует это бодрящее чудо.
Людочкина мама, Валентина (именно так она попросила себя называть), при виде упаковки всплеснула руками:
– Ах, Танечка, какой шикарный подарок. Мне на юбилей в школе дарили однажды этот невероятный кофе. Немедленно сделаю нам по чашечке. Поболтаем с вами. Людмилу задержали на работе, как всегда. Ох, если бы вы знали, какая это тяжелая профессия. Особенно для девочки. Только моя Людочка могла такое выбрать, с детства она упрямица, всегда хотела быть самой-самой.
– У нее отлично получается, – я отвесила комплимент милой старушке и осталась рассматривать фотографии, пока Валентина хлопотала на кухне, потом торжественно внесла в комнату расписанный яркими маками подносик с ажурными фарфоровыми чашечками.
– Вот, Танечка, пробуйте, по моему фирменному рецепту.
Я сделала небольшой глоток и причмокнула, тягучий сливочно-горьковатый вкус, ровно какой и должен быть.
– Вижу, вы оценили. Девочки на работе всегда моим кофе восхищаются и просят рецептик. Но не-е-е-ет, – старушка лукаво погрозила пальцем. Увидела альбом в моих руках и натянула простенькую пластиковую оправу очков посильнее на нос. – Ах, взяли альбом дочери, у них был выпускной в восьмом классе. У Людочки была такая роскошная прическа, правда, платьице пришлось из моего свадебного перешивать. Тогда совсем у нас были тяжелые времена. Но ничего, выдержали, Людмила работать пошла, техникум окончила экономический, а потом и вовсе поступила на заочный юрфак и пошла в полицию работать. Я так ею горда, скажу вам по секретику! Хотя их классная руководительница напророчила на выпускном вечере, что ничего из них хорошего не выйдет. Такой уж класс подобрался, мальчишки-хулиганы, девочки за школой курили. И Людмила, неслыханно, вы только подумайте, чуть тоже с их компанией не пошла по плохой дорожке, – глаза у женщины округлились от ужаса.
Она в задумчивости смотрела на фотографию, где застыли подростки в аляповатых платьях и смешных костюмах моды двадцатилетней давности.
– Это вот Максимка, – палец с тонкой пергаментной кожей указал на худенького мальчика с узкими прорезями голубых глаз и рубленой линией губ. – Первая любовь моей дочери. Ну, правда, поругались они, как у молодежи принято. А он возьми и с другой закрути, – старушка горько вздохнула. – Она на этом фото уже беременная их первым ребенком, нарожала, конечно, бабский батальон ему. Трех девчонок подряд. Максиму, к сожалению, это счастья не принесло, попивать начал, да и в таком виде в аварию угодил. В закрытом гробу хоронили. Ирочка так плакала, жена его. На весь двор плакала. Она третьей девочкой беременна была. А Люда дома плакала, в комнате у себя. Без слез, без звука, как она умеет. Но материнское сердце мое не обманешь. Работа тогда ее спасла от горя, Людмила и днем, и ночью в отделении пропадала. Дежурила почти каждый день, тяжело ведь видеть каждый день, как твоя соперница с животом, с колясочкой, потом с ребеночком по двору гуляет. И ведь все девочки, как на подбор, – вылитый Максимка.
– Грустная история, – я покосилась на фотографию.
– И продолжение у нее страшное, – от волнения у Валентины даже очки запотели. – Людмила не любит об этом говорить. Ведь из-за Ирочки она чуть полицию не бросила, да что там, чуть на тот свет не отправилась. Ирочка ее во дворе подкараулила и ножом по горлу полоснула, шрам остался.
– Из-за Максима? – удивилась я.
– Нет, нет, он к тому времени уже год как погиб. Я точно не знаю, дочка не рассказывала, а сплетни я не люблю по соседям собирать. Ирина Сорокина, она бухгалтером где-то работала, и какая-то у нее неприятность произошла, ну очень большая. Ирочке большой срок грозил… – Пожилой женщине было тяжело говорить о событиях тех лет. Она сильно побледнела, голос становился все тише. – Люда как раз оканчивала стажировку на следователя, работала в группе, которая это дело и расследовала. Ирочка, наверное, решила, что моя дочь ей мстит за парня. Но это не так! Совершенно! Она просто делала свою работу и не могла отказаться. Не скажешь же генералу, что из-за любовных интриг не будешь расследовать дело. Что за глупости. И Ирина ее за это порезала ножом, мою Люду. Всегда подозревала, что эта Ирочка – ужасная глупышка. Безвкусные платья, хохот по любому поводу, ужасные оценки. А жуткий макияж, это же просто боевой раскрас. И бижутерия в три ряда, словно у дикого папуаса.
– Это она? – Я указала на девицу в черном коротеньком платье, которое даже на фотографии пестрело стразами. На губах у девушки застыла ухмылка, а лицо было щедро уляпано косметикой – румяна, яркие тени, начерненные брови, – полный боекомплект.
– Поэтому я боюсь, когда Людмила возвращается с работы одна. Я всегда встречаю ее, а зимой и провожаю до остановки. Жуткая работа, никак ее не хочет бросить. Может, вы поговорите с ней, Танечка? Вы, я вижу, такая благоразумная девушка. Я могла бы похлопотать и устроить ее в Департамент образования юристом. Раньше я все ждала, что вокруг нее много коллег мужского пола и Людмила выйдет замуж, там декрет. Но она никак…
В двери зашуршал замок, и хозяйка квартиры осеклась, натянула улыбку и поспешила в коридор.
– Людмила, ну что же так долго. Танечке наверняка скучно со старухой болтать.
– Мамуля, очередь была огромная в кондитерской. Пришлось немного постоять за твоим любимым тортиком.
– Ну что ты меня балуешь, как ребенка! Мой руки, я вам накрою на кухне.
Следующие пара часов прошли, как и положено, в милой болтовне, обсуждении городских новостей и фирменных рецептов. Обычные соседские посиделки трех женщин. Я рассказывала о своем последнем путешествии, Валентина ахала и складывала ладошки у груди:
– Ох, Людмила, вот бы и нам в такую поездку. Я бы тоже прокатилась на верблюде!
– Мама, они плюются!
– Людмила, я преподавала в выпускном классе, и никто не плевался. Неужели ты думаешь, я не справлюсь с верблюдами?
Мы хохотали до слез, представляя, как Людочкина мама усмиряет плюющихся верблюдов. После веселого ужина Валентина сварила нам еще по чашке фирменного кофе и тактично удалилась в комнату:
– Мне пора дремать уже, девочки.
