– Обижаешь, – послышался голос Чупахи. – Я допустил такой вариант, мы с Захарчуком ждем самолет, на котором прилетят стюардессы. Теперь только они скажут, полетел Сайкадзе жариться на песках или предпочел остаться.
– Придется и нам ждать, – сказала она всем. – Что у вас есть еще, Пал Палыч?
– Перед отъездом я побывал у Бульдога… пардон, у нашего мэра. Он предложил мне выход: продать активы предприятия, дабы спасти положение.
– Кому? – последовал вопрос Урванцевой.
– Большому Биллу.
– Это же в духе Большого Билла, – вступила в диалог Марта Ивановна. – Он всегда выжидает, когда предприятие грохнется, потом протягивает хищную лапу помощи и становится фактическим владельцем. Так было не раз. Нет, он не в сговоре с «Форсингом».
– В таком случае он недостоин нашего внимания.
– А меня беспокоит Галка, – вздохнул Клим. – Такое ощущение, будто ее кто-то направляет, советует приставать ко мне с угрозами и требовать помощи в присвоении акций и завода.
Князев отмахнулся, не желая говорить на эту тему, но Урванцева все брала на заметку:
– С ней тоже разберемся, но не сейчас. Сейчас главное – взять убийцу Ермакова, этот человек много чего расскажет. И найти Гриба. Пал Палыч, Клим, давайте поиграем в блиц-опрос? Я задаю вопрос, а вы, не думая, сразу и одновременно даете ответ. Кого вы считаете самым слабым из троих: Оскара, Колчина или Спартака?
– Колчина, – ответил Князев.
– Спартака, – одновременно с ним произнес Клим.
Урванцева подумала и вдруг встала:
– Мне надо на завод. Клим, поедемте со мной.
Прощаясь с Князевым, Марта Ивановна покривилась:
– Ну, Паша, и страшон же ты. Не дай бог, ночью приснишься. Между прочим, твое новое лицо отваливается от старого.
– Потому что мы торопились, плохо обезжирили основу, – объяснил ей Бомбей. – Кожа выделяет жир и пот, а те поднимают маску. На мой взгляд, и так неплохо, будто мелкие волдырики на лице.
– Если б я не знала, приняла бы Пашу за незнакомца, вы гений, Бомбей, – похвалила его Марта Ивановна, тот распух от важности. – Ладно, идите.
Князев забрался к Малике на заднее сиденье, впереди устроился Бомбей, хлопнув по спине Чемергеса:
– Домой гони!
– Ты! Хребет сломаешь, едрить твою в качель, – беззлобно проворчал Чемергес, трогая авто с места.
Князев, забросив локоть на спинку сиденья, повернулся к Малике:
– Чего нос повесила?
– Пока вас не было, меня шантажировали.
Тут и Бомбей повернулся:
– Кто?! Чем?!
– Кто – не знаю. Ему примерно лет сорок, может, меньше, черноволосый, неопрятный, полноватый. Показал фотографии. Он снял меня, когда я в тебя стреляла, Паша. И второй снимок есть, когда стреляла по парку. Он просил за пленку и фотографии пятнадцать тысяч долларов. Иначе снимки попадут в прессу.
– Маловато запросил, – буркнул Князев, нахмурившись.
– По потребностям, – хмыкнул Бомбей. – Чемергес, а ты где был, когда этот хмырь пристал к Монтане?
– Я отпустила его за мороженым, – поспешила выручить его Маля.
– За чем?.. – набычился Бомбей. – Жрет и жрет свое мороженое, и ангины не бывает, а пользы от него никакой. Он тебя разорит, Князев. Монтана, когда шантажист требует отдать деньги?
– Сегодня. В «Копейке» на набережной. Говорит, я там его не застрелю, потому что народу много.
– Ну, так встретимся, – ухмыльнулся Бомбей, взметнув вверх кулак. – Я ему покажу… шантаж.
– Он предупредил, что знает всех, кто живет в доме Князева, и я должна прийти одна. Надо что-то придумать и забрать снимки с пленкой. Мне не хочется попасть на страницы газет. Паша, почему ты молчишь?
– Думаю. Откуда он знал, где, что и когда снимать?
– Понятия не имею, – сказала Маля.
– А он снимал, – поднял указательный палец Князев и далее говорил вслух, но, в общем-то, рассуждал сам с собой: – Теперь он грозит отдать снимки в газету, но за них много не дадут, у нас не Запад… Сообразив это, он решил напрямую поговорить с тобой… Почему он нас выслеживал?
– Может, он имеет отношение к газете? – предположила Малика. – Помнишь те снимки? Когда мы с тобой были на балконе, помнишь?
– Еще бы не помнить! – фыркнул Князев. – Скорей всего, он один из тех, кто подлавливал меня. А если это и есть П. Ржевский?
– Тетриса он не знает, – вдруг сказал Бомбей, повернувшись к Малике и Князеву. – Тетрис лежал в больнице, мы перевезли его ночью, он ни разу из дома не выходил, торчал за компьютером без свежего воздуха.
– Ну и что? – пожала плечами Маля. – Набережная вечером кишит как улей, там полно милиции. Да и мы не знаем, что он придумал на тот случай, если я вздумаю его обыграть.
– Монтана, не трепещи, – отмахнулся Бомбей. – На хитрую лисичку всегда найдется свой капкан. У меня одна мыслишка появилась, прошу выслушать ее…
Атмосфера в пустом здании дышала холодом. Урванцева сначала посетила комнату-склад, по мере возможности обошла ее, переступая через препятствия. Потом туда-сюда мерила шагами коридор на втором этаже, что-то считая в уме. Изредка она уточняла у Клима, кто в каком кабинете обитает, задавала другие вопросы, которые, казалось ему, не имеют никакого смысла. Закончили в приемной, где Елена Петровна опустилась в кресло, некоторое время она сидела, думая. Клим не мешал ей, приготовил кофе. Вдруг Урванцева ринулась к двери, открыла ее, осмотрела коридор и так простояла минут пять.
– В общем-то, мне понятно, кто убил Ермакова, – наконец сказала она.
– Кто? – живо спросил Клим.
– Не спешите, всему свое время. Помимо моих умозаключений, надо получить признание, потому что на убийцу у нас ничего нет. Он сам должен сознаться, я подумаю, как его раскрутить. Пойдемте, Клим?
Он сдал ключи вахтеру.
Чупаха и Захарчук отвели в сторонку двух стюардесс.
– Нам нужны сведения о пассажире, – начал Чупаха, – летевшем бизнес-классом в Хургаду двадцать шестого сентября. Место восемь «А».
– Как он выглядел? – спросила блондинка.
– Крупного телосложения, упитанный, – перечислял Чупаха. – Возраст… от тридцати пяти до сорока, рыжий… светло-рыжий. У него рыжие брови, ресницы, волосы… короче, он бросается в глаза.
– Такого пассажира на том рейсе не было, – сказала вторая стюардесса.
– Вы точно помните?
– Я помню точно, потому что разносила обед и напитки. В тот раз бизнес-классом летело мало пассажиров, и места в восьмом ряду были все свободны.
– А не мог он сесть на другое место? – пришла идея Захарчуку.
– Но светло-рыжих или рыжих пассажиров, которые бросались бы в глаза, вообще не было. Я имею в виду мужчин.
Чупаха отпустил девушек, позвонил Урванцевой:
– Лена, он зарегистрировался, но не улетел. У него имеется и обратный билет. Зачем ему обратный билет, если он никуда не улетел?
– Полагаю, у него есть что-то на уме. Как же он вернется, если находится здесь?
– Подумать надо. А пока – пока.
Только стало смеркаться, а набережная уже сияла огнями, как перед праздником. Собственно, на набережной каждый день праздник, особенно в выходные. Владельцы развлекательных заведений нарочно создают атмосферу торжества, чтобы привлечь клиентов перед зимой, когда наступит затишье, и выжать максимум дохода. Еще достаточно тепло, и народ не упускает момента погулять у воды, посидеть в кафешках, зимой этого не сделаешь, хотя зимы тут чаще бывают слякотными, нежели снежными и холодными.
Не зная точно, кем является вымогатель и шантажист, Маля, идя к «Копейке», обращала внимание на окружавших людей – нет ли «хвоста». Зайдя в маленькое кафе и окинув его взглядом, она не заметила шантажиста, зато увидела Тетриса за одним из немногочисленных столиков, он потягивал пиво. Она облюбовала столик на воздухе, чтобы Тетрис видел ее в окно, заказала кофе и посмотрела на часы – без пяти шесть. Он пришел вовремя, плюхнулся на стул, осмотрелся вокруг вороватыми глазами. Маля поняла: шантажист волнуется, беспокоится. Положив на столик пакет, она сказала:
– Пересчитывать будете?
Кто будет пересчитывать деньги принародно? Скляренко не был идиотом, потому, цапнув пакет и положив его на колени, взял украдкой верхнюю пачку, пролистнул ее, затем следующую. Маля внутри напряглась, ведь только три верхние пачки были набиты настоящими долларами, остальные – «кукла», подрисованная с боков Бомбеем, он не только химик, но и неплохой рисовальщик. Правда, чашку с кофе Маля поднесла ко рту уверенно, на вымогателя не смотрела – противно. Попутно у нее пронеслась мысль: почему люди летят на огонь, как бестолковые бабочки, неужели так велика их алчность? Он бросил вторую пачку назад со словами:
– Порядок. А это вам.
Маля взяла большой конверт, открыла его и перебрала несколько фотографий, не доставая их, а вот пленочку вынула и развернула…
– Э, э! – дернулся он. – Спрячьте!
– Кому какое дело, что у меня за пленка? – рассматривая кадры, сказала она. – Не переживайте так бурно, а то привлечете внимание.
