но такими вещами никогда в жизни не шутил.
С этими словами он, не оглядываясь, зашагал к дому.
Женя постояла и отправилась за ним, размышляя о том, что Митя очень сильно изменился. Намного сильнее, чем ей показалось вначале. Женя помнила высокого красивого парня, с легкостью заводившего романы и с такой же легкостью их прекращавшего. Вечные джинсы, мягкие свитера, насмешливый и внимательный взгляд. Если бы Женя не влюбилась тогда в Марка, то непременно влюбилась бы в Митьку, уж больно хорош. Да и сейчас рядом с изрядно обрюзгшим и облысевшим Борисом, и уж тем более с Гоблином и Васей, Палий выглядел почти не изменившимся. Только виски поседели. Совсем взрослыми стали те мальчики, которые помнились по первому курсу, по практике в старом монастыре под Новгородом, по вечеринкам в общежитии и на самых разных дачах. Да и девочки — тоже. Не сказать, что так уж сильно побила их жизнь, выплывали, выкарабкивались, как могли. Кому-то помогали, но большей частью сами. И выглядят сейчас отнюдь не так плохо, как могли бы. Но всё равно — грустно сравнивать…
— Жень, погоди, — она обернулась и только сейчас заметила на террасе Дину. Та стояла, опершись спиной на балюстраду, и внимательно смотрела на неё.
Женя вздохнула. Ну вот и настал час объяснений. Допритворялись они с Митькой, доигрались.
— Ты не думай, я всё понимаю, — Дина отвела глаза. — Вы с Палием взрослые люди, он разведен, ты тоже собираешься. И не пыхти так, пожалуйста, думаешь, мне легко об этом с тобой говорить? Ленка всё-таки моя подруга. Ленка, жена Мити. Бывшая жена.
— Дин, не выдумывай глупостей, — Женя устало улыбнулась и уселась на перила балюстрады. — То, что кажется, ещё не есть истина. Перестань донимать Митьку своими уговорами, и он перестанет около меня крутиться. Ну просто дети, ей-богу.
— Ты не понимаешь, — голос Дины дрогнул. — Я не могу видеть, как она без него гибнет. Ленка, умница и красавица, а доводит себя бог знает до чего. Если Митя к ней не вернется, то это кончится очень скверно. В конце концов, она Машкина мать, а он её бросил, сбежал… Увез ребенка, делает всё, чтобы она их не нашла. Разве так можно? Девочка растет без матери.
— Знаешь, Дин, лезть в чужие отношения — последнее дело, — заметив, как потемнели глаза подруги, Женя замахала руками, — я не о тебе, а о себе. Да и о тебе тоже. Что я и ты можем знать, о том, что было между ними?
— Ну, в общем, я-то все знаю. Ленка, конечно, не сахар, с её закидонами долго мириться трудно. Но Митя должен был понимать, что она не домашняя клушка, вроде меня. Ей нужно было постоянно крутиться среди людей, и не просто людей, а среди таких же, как она, веселых, общительных. Митьку же вытащить куда-то — проблема, потом появился ребенок, и он даже слушать не хотел, чтобы няньку нанять, а Ленка для пеленок и кашек не создана. Вот и началась ругань. Палий каким-то ненормальным отцом оказался, я даже не ожидала. Вечно с Машкой на закорках таскался…
— Динка, ну что ты говоришь? — возмутилась Женя. — Сама-то со своими сколько нянчилась? Да и сейчас наверняка носишься то в школу, то ещё куда.
— Я же мать, мой Марцевич работает, а я с детьми, — возразила Дина.
— А ты не работаешь?
— Работаю, конечно, но все равно — не он нянька, а я.
— Вот и подумай, что было бы, если бы ты решила, что тебе недосуг с малышами возиться? — вздохнула Женя. — Неужели твоему Лёне было бы это безразлично? Но я ещё раз говорю, что лезть в чужую семейную жизнь не хочу. Митька, слава богу, взрослый мужик, и сам в состоянии решить, как ему жить.
— Да, но не в том случае, когда от этого зависит жизнь другого человека!
Женя почувствовала какую-то гнетущую усталость. Бессмысленность разговора была очевидна. Патриархальное воспитание Дины в сочетании с её ответственностью и желанием сделать всех абсолютно правильными и счастливыми и раньше удивляли её. Иногда это вызывало улыбку, но чаще раздражало. А ведь Динка по натуре хорошая, добрая, умная. Но понять простую истину, что каждый принимает решение сам и отвечает за них сам, отчего-то не в состоянии.
— Ты не знаешь всего, — тихо продолжала Дина. — Ленка без него погибнет. Это совершенно точно. Она уже почти сломалась, я её такой никогда не видела.
— Дина, говори яснее, или прекрати эти туманные намеки, — попросила Женя. — Она что, вены режет, из окна собирается выпрыгнуть?
— Нет, просто раньше она все-таки старалась ради Мити и Машки держаться, не так часто курила эту дрянь, изредка какие-то таблетки, а теперь… Я заметила, что она носит одежду только с длинными рукавами. Мне страшно, Женька. Около непостоянно какие-то хлыщи вьются, мебели в доме почти не осталось, а она живет, словно во сне.
— Знаешь, Дина, — Женя помолчала, затем осторожно продолжила, — я в таких ситуациях думаю прежде всего о тех, кому приходится жить рядом с наркоманами. И мне их куда больше жаль. А тут — ребенок, маленькая девочка. Митька ладно, он взрослый, сильный. А о ней ты подумала?
— Мне их всех жалко, но если бы твоя лучшая подруга…
— Если бы моя лучшая подруга так поступила со своей семьей, я бы поняла её мужа, желающего спасти дочь, — отрезала Женя. — А насчет меня можешь быть спокойна, мы с Палием валяли дурака, и ничего между нами не было и нет.
Дина пожала плечами с очевидным неверием, но Жене уже было как-то безразлично, верит она ей или нет. Ей вдруг стало жаль Митьку, наверняка пережившего много скверных дней с женой-наркоманкой. Нет уж лучше банальная измена и разрыв, чем такое. По крайней мере, Марк сохранил человеческий облик хотя бы внешне, и ей не приходилось терпеть рядом алкоголика или наркомана, как другим женам. Она вздохнула, припомнив единственный загул Марка. Нет, все-таки он слишком любит себя, чтобы разрушать собственный организм. А совесть… Совесть снаружи не видна.
— Жень, — вдруг спохватилась Дина, — а что такое Надежда говорила, что Сашка виноват в вашем с Мариком разводе? И как он тебя собрался по миру пустить? Я что-то не поняла.
— Я сама толком ничего не знаю, могу только догадываться. — Жене не хотелось посвящать подругу в некрасивые подробности своей семейной жизни. — Марк уехал работать в другой город, там завел какую-то
