- Ну, а меня, - визжит он, - меня эта игра изматывает. Потому что, в конечном счете, игрушка - это я! Ваша игрушка!
Может, он понял? Нет, не думаю. Это звериный инстинкт каким-то образом наводит его на след. Исключено, чтоб он мог догадаться, что руководит мною в действительности.
- Кукла - вот что я такое! - продолжает он в ярости. - Петрушка, на которого примеряют пиджаки, костюмы! И заставляют играть роли! Толкают влево, вправо и смотрят, что из этого получится! А потом вы наконец решитесь! Выберете то, что покажется вам наилучшим для романа.
- Я? Я абсолютно ничего не решаю, - говорю я сухо. - Решает чемодан!
- Чемодан? - стонет он. - Мне почему-то хочется его закрыть, этот чемодан! Он заставляет меня думать о кровавом сундуке: открываешь его, а там внутри - мертвая женщина.
Я покачиваю головой с видом старого мудреца.
- Знаете ли, в прошлом каждого человека есть покойники и покойницы.
Вдруг он начинает кружиться по комнате, размахивая руками.
- Да, вот только эта… эта покойница, не знаю почему, внушает мне страх.
Он смотрит по очереди на все двери, которые есть в комнате, словно попал в ловушку. Я пугаюсь: он в таком состоянии, что может ускользнуть от меня. Но нет, он устремляется прямо к той яме, которая и была для него вырыта.
- Знаете, что Петрушка сделает теперь? - скрипуче произносит он. - Примерит брюки!
Я готов его расцеловать! Бедняга, он мнит себя хитрецом! Взяв брюки от костюма, которые я перекинул через спинку кресла, он бросает мне с плутоватым видом:
- Потому что, в конце концов, этот чемодан… Пиджак, ладно, он мне подходит. Но с пиджаками всегда проще. А вот брюки, особенно, сшитые по мерке… Быть может, выясниться, что брюки вовсе не мои!
- Можно подумать, что вы надеетесь на это, - мягко замечаю я.
Неожиданно весь его гнев проходит.
- В какой-то степени это так, - признается он. - Мне не нравится это письмо.
С брюками в руках он направляется в свою комнату, а я бросаю взгляд на чемодан, который так и стоит раскрытый посреди гостиной.
- Э, да в чемодане еще что-то есть!
Он останавливается, вяло поворачивается ко мне.
- Что именно? - он спрашивает устало.
- По-моему, это магнитофонная пленка. - Я достаю со дна чемодана коричневую катушку. - Вам известно, что такое магнитофон? С его помощью записывают голоса. Значит, пленка может оказаться очень важной. Хотите прослушать? У меня есть магнитофон.
На этот раз лицо Улисса ничего не выражает, а голос звучит бесстрастно.
- Если вы настаиваете, - говорит он. И добавляет, поднимая глаза к небу: - Что еще меня ожидает?
- Быть может, истина.
Он ушел в свою комнату примерять брюки, а я пока вытащил магнитофон, чтобы прослушать пленку.
В течение нескольких мгновений катушка вращается беззвучно, потом слышатся звуки рояля. "Первая арабеска" Дебюсси. Отличная запись.
Поскольку Улисс оставил дверь своей комнаты приоткрытой, я кричу:
- Вы слышите?
- Да, это рояль.
Смотри-ка, он не забыл рояль. Впрочем, я заметил, что он не забыл множество вещей. Но, правду сказать, амнезия - явление очень странное. Память исчезает не полностью. Она словно вершит отбор, отбрасывая то, что ее мучает или раздражает.
- Ну, как брюки?
- Еще минутку.
Сажусь в кресло и продолжаю с наслаждением слушать запись. Я обожаю Дебюсси. Это изобретатель джаза, никто только об этом не догадывается. Как раз в "Первой арабеске" есть синкопированная фраза - чисто блюзовый пассаж.
Однако я тут же встаю, мне не терпится узнать результат примерки.
- Так что же с брюками?
Проходит несколько секунд, затем слышу голос Улисса, невеселый его голос, в котором я различаю даже легкий оттенок грусти.
- Они сидят на мне идеально… У меня был прекрасный портной.
Я ликую вслух, не сдерживая эмоций.
- Значит, чемодан действительно ваш! И светловолосая женщина-это женщина из вашей жизни. Быть может, она любила музыку. Да, несомненно, любила. Она любила Дебюсси. Я очень хорошо ее себе представляю, в Лондоне, в этой маленькой гостинице, на берегу Темзы. При условии, конечно, что она смогла соединиться с Полем. С этим Полем из письма. Вы слышите меня, эй, Улисс?
Впервые я обращаюсь к нему, называя Улиссом. Он, наверное, удивлен - что это я вдруг? Тем более, что он, должно быть, забыл, кто такой Улисс. В любом случае, это не имеет значения, и я продолжаю с тем же пылом:
- Тот, "другой", очень даже мог встать им поперек дороги. Все усложняется! Прекрасное маленькое уравнение с тремя неизвестными! Тут не "три персонажа в поисках автора", а автор в поисках трех персонажей! Справимся, справимся, и не то видали!
Но в чем дело? Почему Улисс не показывает мне свои брюки? Из его комнаты не доносится ни звука. Чем он там может заниматься?
Тихонько подхожу к двери.
- Эй, вы еще здесь?
Неожиданно он появляется с маленьким блокнотом в руке, явно чем-то взволнованный.
- Это было в кармане брюк, - глухо произносит он, указывая на блокнот.
Похоже, находка основательно его потрясла. Иду к магнитофону и выключаю звук.
- Вот, блокнот, мосье! - говорит Улисс, приблизившись ко мне. - Я сейчас в этом блокноте кое-что прочитал. Что-то ужасное!
Он очень бледен, с трудом составляет фразы.
- Что именно? - интересуюсь я.
- Эта женщина… эта - из английской газеты… она не покончила с собой. Кто-то столкнул ее со скалы!
- Что вы говорите?
- Тут так и написано. Записи велись изо дня в день. Это что-то вроде дневника.
- Но поскольку вы нашли его в собственном кармане, значит, это ваш дневник!
- Да, мой! И поверьте, я рад этому. Ибо в таком случае женщину со скалы столкнул не я!
Он показывает мне блокнот. Это небольшая записная книжка. Страница, на которой она раскрыта, заполнена мелким, убористым почерком. В письме, найденном в чемодане, почерк совсем другой. Не похож он и на те каракули, которые продемонстрировал мне Улисс. Но мой аргумент остается в силе: почерк Улисса мог измениться после несчастного случая. Так или иначе, Улисс, видно, ни минуты не сомневался, что он автор этих записок. И пребывает в ужасном волнении.
- Мои записи - это обвинение, - задыхается он. - Я обвиняю одного человека.
- Вы обвиняете его в убийстве этой женщины?
- Да. Ее звали Франсуаза. А человек, которого я обвиняю, был ее любовником. А я, я - муж!
Черт возьми! Надо бы, наверное, внести во все это некоторый порядок. И вначале сопоставить новые данные с данными из "письма Поля".
- Значит "другой" - это вы, - говорю я. - "Другой", о котором идет речь в письме. Покажите-ка мне записи
- Вы увидите, все это ясно и так ужасно. - Он протягивает мне блокнот. - Вот, взгляните, что я здесь написал: "Лондон, 11-ое марта".
Читаю:
- "Теперь я не боюсь, я знаю, что Франсуаза вернется ко мне. Она уже вернулась. Я вновь вижу ее там. Взгляд ее больших сиреневатых глаз полон замешательства и стыда. Ее глаза молили о прощении! Как я был прав, погнавшись за ними, приехав в Лондон и выследив их, сопровождая вплоть до этой мерзкой гостиницы. Я получил награду: это стыд, который отразился в твоих глазах, Франсуаза!"
Подняв голову, в задумчивости шепчу:
- 11-го марта в Лондоне. Это пишете вы, муж…
- Да, и 11-го марта Франсуаза еще жива! - кричит Улисс, и его голос дрожит от гнева.
- Итак, резюме, - говорю я. - Вы живете в Париже. Ваша жена оставила вас и уехала к своему любовнику в Лондон. Тогда вы решили отправиться за ними в погоню, приехали в Лондон, выследили их, нашли, и, в конце концов, вам удалось вернуть жену.
- Да. Наверняка так все и было.
Я отдаю ему блокнот и иду за письмом, которое оставил на письменном столе.
- Таким образом, письмо не от вас, а от Поля. От любовника.
- Несомненно, - говорит Улисс. - Поль, должно быть, поселился в Лондоне и с некоторых пор стал уговаривать мою жену приехать к нему.
- Именно так. Теперь с письмом все совершенно ясно!
Я перечитываю вслух: "Любовь моя, я не в силах больше ждать. Ты придешь, и наши плечи соприкоснутся…" И так далее… "Я снял для нас комнату в маленькой, старинной, прелестной гостинице…"
Повернувшись к Улиссу, не могу не отметить:
- О вкусах не спорят. Вы, муж, находите эту маленькую гостиницу мерзкой!
Он морщится.
- Само собой разумеется!
Продолжаю читать:
- "Милая, мы не должны никогда больше говорить друг другу "прощай"…
- А вот и нет! - вопит Улисс, потрясая блокнотом. - Нет! Франсуаза как раз и сказала ему "прощай". Причем окончательно. И именно это ее погубило, несчастную!
- В Лондоне она пообещала вам порвать с любовником?
- Так буквально здесь и написано! Послушайте дальше… "Лондон, 13 марта. Теперь Франсуаза поняла, каким заблуждением была эта авантюра, в которую вовлек ее Поль. Только что вместе со мной она смеялась над своим безумием. Она любит меня, она никогда не переставала меня любить. Она лишь хотела мне отомстить за то, что казалось ей охлаждением, безразличием с моей стороны. Понадобились ее бегство и мой гнев, чтобы ей открылась та страсть, которую она мне всегда внушала. И потому она бросает Поля, как отбрасывают ненужное оружие. Несчастный Поль! Я не сомневаюсь, что он безумно любит Франсуазу и, конечно, будет страдать. Но, в конце концов, наступил его черед, и в этом справедливость!"
