и так молчали. – В данный момент оно в ячейке банка.
Амоев и Манана выслушали меня молча, не перебив ни разу. Я коротко рассказала о том, как дед молился, как отдал мне «шкатуль», как готовился ответить за свои грехи. Мне хотелось, чтобы все поняли, что старик все же раскаялся перед смертью. Зачем мне это было нужно, не знаю. Наверное, было жаль Семочку: тяжело принять факт, что твой отец – вор.
– Вот ведь судьба-то какая… Сколько ни крутилось золото, вернулось к тому, кому предназначалось. Тогда, выходит, и наша встреча с Сашенькой была не случайной. Это отцу шанс дали вспомнить про совесть. Как узнал он, что Саша – дочь его друга Черкасова, так, видно, и понял, что пришла пора платить за грехи.
– Что-то долго он собирался покаяться, – заметил Амоев. – Сколько лет ты на Александре женат? Что ему раньше мешало золото отдать, а?
– Боялся, наверное, что останется совсем один. Я бы, как узнал, что он натворил, сразу бы с ним порвал отношения.
– Почему один? А Алексей? Где твой брат, пап?
– В город рано утром поехал. Только пора бы ему и вернуться, так, Сашенька? Что сказал тебе, когда уезжал?
– Только то, что к обеду будет. Что ты всполошился? До обеда еще два часа.
Я, не дослушав маму, отправилась в комнату, которую занимал Алексей. Шла, почти не сомневаясь, что в гардеробе его вещей не обнаружу.
Дверь в комнату была приоткрыта, я вошла и остановилась – ничто не указывало на то, что здесь живет мужчина.
На письменном столе лежала записка.
«Семен, я уезжаю. Не хочу больше вас обманывать – я догадался, что золото, которое отец оставил Марье, он когда-то украл у Петра Черкасова. Эту историю я знаю от матери Любы, она однажды приютила Петра в Горном, он ей рассказал об этом сам. Передай Саше, что Петр пропал в тайге, ушел, как сказал, на охоту и не вернулся Это случилось еще в восемьдесят седьмом. Простите меня все. Алексей», – прочла я.
Что и требовалось доказать. Интересно, в какой именно момент он понял, что мама – первая жена того самого Петра Черкасова, а я его родная дочь? На свадьбе? Или раньше? Похоже, Люба с теткой этой информацией и пытались шантажировать деда Никодима. А не тем фактом, что у него есть старший сын. А может быть, Никодим Алексею писал, что Семен женился на вдове Петра? Мол, вот такая ирония судьбы, сынок. Да, не зря мы с мамой не доверяли новоявленному родственнику Семочки.
Я решила записку пока не показывать – Амоеву и Манане о наших семейных делах знать совсем необязательно.
Мне хотелось, чтобы они поскорее убрались из дома, любовью к тетушке я не воспылала, Бедар же меня страшно раздражал.
Но когда я спустилась в гостиную, все сидели на своих местах.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил отчим.
– Ты о чем, пап? – спокойно поинтересовалась я.
– Ты к Алексею в комнату заглядывала? Вещи на месте?
Опа! А Семочка, оказывается, допускает мысль, что братец может смыться втихую. Интересно, почему?
– Я только заглянула в приоткрытую дверь, но не зашла, – на голубом глазу соврала я.
– Ладно, подождем еще. И правда, Алексей не ребенок, в городе не заблудится. Мы тут без тебя обсуждали, не съездить ли нам в Грузию? Манана приглашает.
– Я не могу, у меня работа, – вновь слукавила я: той работы оставалось две с половиной недели, с первого июля в школе начинались двухмесячные каникулы. Я просто точно знала, что к тетке не поеду.
– Может быть, в августе? – не унимался отчим.
– Сема, вы с Алексеем собирались в родные края, помнишь? – заметила мама, а я поняла, что и ей эта идея с поездкой в Рустави тоже не нравится.
Я демонстративно посмотрела на напольные часы, потом уставилась в экран мобильного, не понимая причины затянувшейся паузы. Похоже, мама с Семочкой тоже устали от гостей, темы для общих разговоров иссякли. Манана молча перебирала фотографии, Амоев не отрываясь смотрел на ее руки.
– Марья, а что ты собираешься теперь делать с этим золотом? – спросил он вдруг, переводя взгляд на меня.
– Ни ко времени вопрос, господин Амоев, мы только что похоронили моего благодетеля, – с долей иронии произнесла я.
– Если что, помогу продать, сама в это дело не суйся.
– Давайте не будем торопить события. Если у вас больше нет ко мне вопросов и предложений, я могу уехать? Мне нужно вернуться в город, я и так потеряла полдня.
На маму и отчима я старалась не смотреть, понимая, насколько они удивлены моим поведением. Но мне было все равно. Мыслями я была уже в городе. С Игнатом мы договорились вместе пообедать в кафе, но точное время, когда будет свободен, он мне пока не сообщил.
– Может быть, вы останетесь на обед? – переглянувшись с мужем, спросила мама.
– Нет, Сашенька, спасибо. Бедар, нам пора, – наконец-то тетушка догадалась, что радостного родственного воссоединения не получилось.
Амоев одарил меня тяжелым взглядом и повернулся к Семочке.
– Семен, я по-прежнему готов купить ферму и переоформить на себя аренду земли. Подумай. Дом твой меня не интересует, живите спокойно.
– Это что – угроза?! – возмутилась я.
Бородач не ответил, даже не посмотрел в мою сторону. Я поняла, что нажила себе врага.
Прощание с Мананой было неискренне вежливым. Я видела, что мама держится из последних сил, Семочка же настолько торопился избавиться от гостей, что сам покатил кресло женщины к минивэну.
Наверное, окажись она бедной и несчастной, я бы отнеслась к ней с большим сочувствием. Но состоятельность ее бросалась в глаза: бриллианты в ушах и на пальцах были настоящими, колье с сапфирами в несколько нитей закрывало все возрастные изъяны на шее, золотой браслет шириной не менее пяти сантиметров обхватывал тонкое запястье левой руки. Да, тетушка была величественно красива, но внешностью больше походила на пожилую цыганку, чем на грузинку. Или я так подумала из-за обилия украшений, выставленных напоказ? В любом случае, Манана в средствах на жизнь явно не нуждалась, и перспектива доживать свой век в нищете ей не грозила.
– Марья! – прервал мои размышления голос Мананы. – Подойди ко мне, пожалуйста, ближе, – тетушка постучала пальцами по подлокотнику коляски.
– Да, я слушаю вас.
– Хочу тебе оставить кое-что на память о том, что в тебе течет грузинская кровь, – она открыла сумочку, вынула небольшой шелковый мешочек и вытряхнула из него на раскрытую ладонь… крестик. Я не могла поверить своим глазам –
