Сидоренко посмотрел на Рябчука с нескрываемым сожалением.
— Ты, Миня, конечно, извини, но ты дурак, — мягко сказал он.
— А че дурак-то?
— А то. За выкупом вы с Олежей, конечно, поедете. Только обратно не вернетесь. Шлепнут вас на месте, и делу конец. Да там каждая купюра меченая. Куда вы с этим лавандосом сунетесь, даже если от ментов уйдете?
— А Десантник?
— А Десантник к тому времени свое уже получит. Ты ведь сам говорил, вы этого терпилу похитили, чтобы он под ногами у больших дядей не путался, пока они свои дела проворачивают. Вот за это Десантник и получит. А сказки насчет выкупа — это для вас с Олежей. Десантник не такой лох. Пока вы с меченым лавандосом по Московской области будете кататься с ментами на хвосте, он уже давно тю-тю.
Рябчук нервно провел ладонью по черепу. Уставился на Сидоренко и взволнованно спросил:
— Так че теперь делать-то?
— Думай, Мишаня, думай. Мое-то дело сторона, а тебе жить.
Рябчук наморщил толстый лоб и задумался. Пока он думал, Сидоренко разлил водку по рюмкам…
— Ну че, Мишань, — бодро сказал он, — давай-ка с тобой дернем за решительность и силу!
— Давай, — согласился Рябчук.
Они выпили.
— Слушай, доцент, — сказал Рябчук, жуя кусок мяса, — раньше Десантник таким не был. В натуре, он свою братву никогда не кидал.
— Раньше да, — согласился Сидоренко. — Но все когда-нибудь бывает в первый раз.
— Это точно, — кивнул Рябчук. — Слышь, доцент… А ты-то че посоветуешь?
— Даже не знаю. От терпилы этого вам надо избавиться — это однозначно.
— Замочить, что ли?
— Не. Мочить никого не надо. Рожи он ваши все равно не видел. Зачем понапрасну срок накручивать?
Рябчук поморщился:
— Ну ты тоже не каркай. Так че нам с ним делать?
Сидоренко задумался. Думал он долго, усердно шевеля надбровными дугами, чтобы Рябчук видел «движение мысли» У него на лице. Рябчук же смотрел на него с нескрываемой надеждой, даже рот от нетерпения приоткрыл.
— Короче, так, — сказал наконец Сидоренко. — Терпилу этого надо отпустить. Выкинуть там же, где взяли. Заложить он никого не сможет. А насчет Десантника… — Сидоренко нахмурился. — Тут уж думайте сами. Бабло-то он наверняка уже получил, да только от вас тихарится. Надо сделать так, чтобы он поделился, и все. Понимаешь, о чем я?
Рябчук вздохнул.
— Десантник — пацан крутой, — задумчиво протянул он. — Его просто так не вытрясешь.
— Ну почему же? — тихо сказал Сидоренко и загадочно усмехнулся.
— Че? — прищурился Рябчук. — Есть план?
— План есть всегда, — неопределенно сказал Сидоренко.
— Например?
— Например, можно капнуть в стакан Десантнику клофелина. Он и уснет. А пока будет спать, можно избавиться от терпилы, а самого Десантника связать. Когда проснется — быстро расколется. Вы возьмете бабки и по-тихому слиняете.
— А Десантник?
— А Десантника сдадите.
Глаза Рябчука свирепо блеснули.
— Ты че, доцент, чтоб я кореша ментам сдавал? Я че, по-твоему, совсем ссучился?
— Зачем сразу — ментам? Ты же сам говорил, что вашего терпилу ищут какие-то чудилы из ЧОПа.
— Ну говорил. Десантник про это базарил. Там какая-то «Глория» за терпилу вписалась.
— Ну вот этой «Глории» Десантника и сдайте. И пусть он с ними сам договаривается. Захочет откупиться — откупится, не захочет… вашей вины тут нет.
— Дело говоришь, — согласился Рябчук, совесть которого быстро успокоилась. Он огляделся, затем заговорил тихим голосом: — Слушай, доцент, а насчет этого… как его…
— Клофелина?
— Угу. Сможешь достать?
Сидоренко покровительственно улыбнулся:
— А че доставать-то? У меня всегда с собой. Лучшее средство против лохов!
— Дашь?
— Да ради бога. У меня этого добра как волос.
— Так давай.
Сидоренко быстро глянул по сторонам, затем сунул руку в карман и достал маленькую коробочку.
— Тут как раз на дозу осталось, — сказал он, передавая коробочку Рябчуку.
Рябчук кивнул и сунул коробочку в карман.
— А подействует? — усомнился он. — Десантник — мужик здоровый.
— Слона повалит, не то что Десантника, — успокоил его Сидоренко."
Рябчук удовлетворенно кивнул. Потом посмотрел на Сидоренко исподлобья и сказал:
— Слышь, доцент, ты это… никому, ага?
— О чем базар.
— А я с тобой потом рассчитаюсь. Падлой буду, обижен не останешься.
— Надеюсь, Миня, надеюсь. Ты меня еще никогда не кидал.
— Точняк, — довольно отозвался Рябчук.
Сидоренко поднял руку и посмотрел на часы.
— Ну ладно, — сказал он. — Мне пора. Да и водяра почти кончилась. Лавэ подкинуть или сам расплатишься?
— Обижаешь, доцент. Сам расплачусь.
— Ну давай.
После ухода Сидоренко Мишаня Рябчук сидел в забегаловке еще минут двадцать, обдумывая предстоящее дело. Когда графин опустел, он был готов действовать.
3
Убеждать Олега Маркова пришлось долго. Рябчук уже почти исчерпал все доводы, а бутылка коньяка, которую он принес, для того чтобы создать атмосферу доверительности, почти подошла к концу.
— Да пошевели ты мозгами, — в который раз повторял Рябчук. — Кинет он нас. Как пить дать кинет!
— Не, Десантник не крыса. Сука он, конечно, порядочная, но не крыса.
— Вот и кинет, потому что сука! — с жаром сказал Рябчук, уцепившись за меткую характеристику, данную Марковым Десантнику. — Ты порассуждай, чего ты так-то… Вот прикинь, бабло мы за терпилу все равно не получим. Получим или маслину в жопу, или меченые бумажки. Куда ты с маслиной в жопе и мечеными бумажками сунешься?
— Ты, Мишаня, этот… как его… пессимист, — изрек Марков.
— Пускай, — кивнул Рябчук. — Пускай я пессимист, но ты, Олежа, рассуждаешь как чистый валенок. Закроют нас с тобой, а Десантник будет где-нибудь на Багамах жировать.
— Да че ты решил, что деньги у него?
— А ты слышал, о чем он с ментом говорил? Нет? А я слышал. Он с клиента всю сумму налом потребовал. Мент ему еще сказал, чтобы он через ментовскую голову не прыгал, когда с клиентом договаривается. Я у двери чулана стоял и все слышал.
Марков задумался. Мишаня подлил ему коньяку в рюмку. Тот взял рюмку и молча закинул ее содержимое себе в глотку. Поморщился.
— Ладно, — сказал он. — Допустим, Десантника надо валить. Но как? Он же здоровый кабан. Порежет нас на куски, и все.
— А это уже другая тема, — самодовольно ответил Рябчук. — Секи, че у меня есть. — Он достал из кармана коробочку, вынул ампулу клофелина и показал Маркову. — Видал?
— А че это?
— Клофелин. Накапаем ему в стакан, он отрубится. Мы его, пока он в отвале, к стулу привяжем. А когда проснется, побазарим по душам.
— Че, думаешь, скажет?
Рябчук свирепо усмехнулся:
— А куда денется? Помнишь, как мы того лоха с вокзальной пробивали? Чтобы сейф показал? Вот так и с Десантником. Расскажет, никуда не денется.
Марков задумчиво подергал себя пальцами за небритый подбородок:
— Не знаю, не знаю…
— Да брось ты тушеваться, — махнул рукой Рябчук. — Если хочешь, я это возьму на себя. Нам главное — к стулу его привязать и терпилу отпустить, чтоб под ногами не путался. Может, нам за него еще и бабки отвалят. — Рябчук задумался и покачал головой. — Хотя нет, бабки просить рискованно. Лучше просто так бросить. В лесу. И путь сам до хаты топает.
Марков взял бутылку и снова наполнил свою рюмку.
— Боязно как-то, — сказал он. — Десантник не дурак. А че, если пронюхает?
— Как? — возмутился Рябчук. — Ну как он пронюхает? Когда он возвращается?
Марков посмотрел на часы:
— Да уже должен.
— Хавчик я купил, так?
— Так, — кивнул Марков.
— И бутылка коньяка у меня еще есть! Скажем ему, что решили чуток расслабиться, коньячку предложим. Он ведь выпить не дурак.
— Это точно, — согласился Марков, взял рюмку и, словно в подтверждение своих слов, решительно выпил. Поставил рюмку на стол, посмотрел на подельника и сказал: — Ладно, я согласен. Только Десантником занимаешься ты, понял? А я… я пока терпилу отвезу.
На том друзья и порешили.
Если бы они были более трезвыми, они бы заметили, как десять минут назад дверь комнаты слегка приоткрылась и тут же закрылась снова. Заметили бы они и злобно сверкнувшие глаза Десантника. А заметив, вспомнили бы, как бесшумно он умеет ходить. И как внимательно умеет слушать.
…Когда дверь распахнулась во второй раз, Марков и Рябчук сидели за столом и как ни в чем не бывало обсуждали подцепленных несколько дней назад телок.
— О, Десантник! — заметил босса Рябчук. — Проходи, братела, че встал? Приземляйся к нашей поляне.
Десантник остановился на пороге и окинул взглядом стол, уставленный закусками.
— Че, пацаны, выпить решили? — весело спросил он.
