– Пока что? – Алина подняла взгляд. – Ты здесь никто.
– Это ты никто, сестричка. Ты сорвалась. Спилась. Сошла с ума. И все это видели! Теперь любой врач подтвердит твое безумие…
– И вы получите право на опеку, так? – прервал поток речи Вась-Вась. – Станете полновластной хозяйкой в доме. Ради этого все? Призрак скорой смерти. Проклятие. Батори. Гребень.
И ради этого тоже. Сигарета горчила. Пальцы размяли фильтр, и он теперь вываливался мелкой крошкой. Долго потом придется вычищать.
Курить Галя начала после возвращения Витольда. Курила тайком и назло, испытывая странное наслаждение от самого факта сигареты в зубах. Иногда она и не курила, а, забившись в закуток под лестницей, сидела с сигаретой, выбирала слова, которые – Галя знала – не хватит смелости сказать. А вернувшись домой, она неслась в ванную и долго чистила зубы, перебивая несуществующий запах дыма. Потом выходила, натягивала улыбку и целовала мужа в щеку. Замирала, гадая: заметит или нет.
Витольд замечал лишь себя.
Скотина он. Алинка жаловалась, что из нее жизнь тянули, да только вряд ли она знает, каково это, когда по-настоящему жизнь тянут. Когда день за днем, в одной колее, в танце с неудобным партнером, отказаться от которого неприлично: люди не поймут.
Играть в любовь.
Играть в дом.
Почти как в куклы, только намного сложнее. Хотя правила те же. Дочки-матери-сыновья. Она хотела сделать аборт, чуяла – нездоровый плод внутри зреет, но снова не решилась. А родив, в нерешительности раскаялась, но отказную писать не стала.
Витольд не позволил.
Он умел быть благородным. За ее счет.
Не он метался между больницей, домом и работой, порой забывая собственное имя. Не он совал взятки медсестрам и врачам. Не он бился, продляя жизнь уродцу и мечтая втайне, чтобы тот уродец сдох.
Витольд только и умел, что приходить, садиться и за руку держать.
Сволочь.
А потом вдруг Алинка появилась со своим милосердием.
– В Германию везти надо, – сказала она с ходу, и в голосе ее Галя услышала ленивое презрение. Дескать, вам-то на Германию в жизни не заработать. – В Германии лучшие врачи.
Послать бы ее, но…
Германия далеко. И больница исчезнет из Галиной жизни, если повезет, то навсегда. Да и Витольд в предложение вцепился, как плесень в старый потолок. Он даже поехать вознамерился. Конечно, за чужой-то счет отчего не прокатиться? Вот только Алина катать идиота отказалась. И правильно.
Три следующих месяца Галя была почти счастлива. А на четвертый появилась Алина с новым предложением, отказаться от которого не получилось:
– Мальчик все равно умрет, прогноз однозначный, – на Алине было длинное кашемировое пальто с квадратными пуговицами и высоким воротником. В ее прическе блестели камушки, а шелковый шарф придерживала резная брошь. – Другой вопрос, где он будет умирать. Или в немецком специализированном и очень дорогом интернате, или здесь.
Она оглядела Галину квартиру и скорчила гримасу.
– Я оплачу счета там, если ты мне поможешь.
Витольд, вертевшийся рядом, поспешно заверил, что Галя поможет. Он не удосужился спросить, хочется ли Гале помогать.
– Есть мальчик одного возраста с вашим. Незаконнорожденный сын моего супруга, – Алина присела на поданный Витольдом стул, и полы пальто разошлись, выпуская острую коленку в глянце дорогих чулок. – Ребенка надо спрятать.
– Надолго?
– Да. Возможно, что навсегда.
– Нет.
– Галя! Галочка, постой. Ты же не дослушала! Ты… – Витольд вцепился в руки, заставляя сесть в кресло, и подол Галиного платья – простенького, самосшитого – задрался, обнажив тяжелые шары коленей. И чулки на ней штопаные. И живот уже выпирать начал – снова сроки проворонила! И вся она отличается от сестрицы, отличие же это вызывает желание бухнуться на колени и завыть от тоски.
Несправедливо!
– Ты и вправду не дослушала. Он – хороший мальчик, просто с матерью не повезло. А тебе не повезло с ребенком. Хорошая возможность для обоих. Я дам денег. Много денег. Я могу дать их еще кому-нибудь, думаю, найдутся желающие, но ты – моя сестра.
К несчастью.
– И судя по всему, скоро тебе понадобится поддержка. Хотя, конечно, при таком первом решаться на второго…
Галина и не хотела решаться. Просто получилось так. И если второй тоже будет уродом, то пускай с ним Витольд сам и возится.
– …но будем надеяться, что все сложится хорошо. А если нет – я снова помогу тебе. А ты поможешь мне. Скажешь, что в Германии сделали операцию. У нас верят в чудеса иностранной медицины… – Алина грустно усмехнулась. – Да и твоего здесь вряд ли кто помнит, хотя, конечно, лучше бы тебе переехать.
Она продолжала говорить, излагая план будущей Галиной жизни, добавляя в него позолоту чужих денег и сдабривая жирным кремом надежд.
И Галина не устояла.
Мальчика привезли спустя неделю, он был не так и плох, тихий и ласковый, ходил за ней хвостиком и жалел Галю. Никто никогда ее прежде не жалел, как этот смешной белобрысенький приемыш.
Наверное, его Галя полюбила по-настоящему. И еще Аньку-пакостницу, родившуюся здоровой. Они втроем жили хорошо, славно даже, и Витольд, вытесненный на окраину этой их жизни, ничуть не мешал. Зудел себе и зудел, но стоило рявкнуть: затыкался. Наверное, если бы все так и осталось, то Галя сумела бы привыкнуть.
Она стала бы счастливой.
– Зачем она появилась снова? Не могла отстать от нас? Письмецо прислала, дескать, супруг кони двинул и приезжайте в гости, всею семьей? Я знаю, чего она хотела: забрать у меня то, до чего еще не добралась, – Галина выплюнула сигарету на ковер и с наслаждением раздавила ее. – Она всегда брала чужое. Платье. Мужа. Детей.
Уже тогда все стало понятно. И Галина попыталась отказать, но… В этом доме пахло деньгами и спокойной жизнью. Поначалу была иллюзия выбора и свободы, открытые двери говорили, что возвращение возможно в любой момент, и Галина поверила.
Ей очень хотелось верить, как хотелось пожить для себя. Мир вдруг завертелся. Магазины модной одежды. Салоны красоты. Прислуга. Шофер. Их желание угодить льстило и развращало.
И вместе с тем появился страх, что когда-нибудь все закончится.
– Деньги принадлежали ей? – нарушил молчание ментяра. Широкоплечий и плоскоголовый, он казался туповатым. – Вы никогда не забывали о том, что деньги принадлежали вашей сестре.
– Она не позволяла, – Галя достала вторую сигарету. – Ей нравилось управлять нами. Стоило немного расслабиться, забыться, как Алька тут же одергивала. Она мне собственных детей воспитывать не разрешала!
– Аньку воспитывала ты, – Алина сумела взять себя в руки. Теперь она сидела прямо, плечи расправила и ладони на колени положила. – И воспитала хорошо. Лентяйка. Тупица. Мелкая дрянь.
– Не смей так говорить о моей дочери!
Анечка отвернулась и спряталась за братца.
– Почему же не сметь? Или это ты подучила ее шантажировать меня? Ты послала ее украсть гребень, чтобы убить ту девочку, так?
Анечка раскраснелась. Жарко ей. Ничего, жар костей не ломит, как пришел, так и уйдет. Просто нужно взять себя в руки и довести игру.
У них ничего нет.
– Это ты ее убила. Ты и твой проклятый гребень. Ты ведь так хотела оставаться молодой. Красивой. Уж не для того ли, чтобы в постель к шоферюге прыгнуть? Не даром он с тебя глаз не сводит!
– А спит с тобой!
Верно. Теперь Галя успела раньше. И не нужен ей был этот тип, досадить хотелось.
– Со мной. Но ты пальчиком поманишь, и он передумает. Он умный мальчик. И из нищеты выбраться желает. А ты поможешь. Ты купишь его, как покупала все.
– Прекратите! – воскликнула девица в мятом платье и руки подняла. – Пожалуйста. Вы ведете себя… невозможно. Просто признайте, что играли друг с другом. Вы, Алина, с ними. Ваша сестра – с вами.
И это справедливо. Вот только выгода от тех игр разная. Алинка, играясь, с ума сходила, а Галя к цели двигалась. И уже почти добралась.
И доберется.
– Вы поняли, что у вашей сестры появляется мания. – продолжила девица. – И вы решили сделать так, чтобы об этой мании стало известно окружающим. Тогда возник бы вопрос о душевном равновесии и адекватности, а вследствие – возможность признать Алину душевнобольной. Что дальше? Опека над ней и всем состоянием? Или просто шанс побыть хозяйкой в доме?
А зачем делить, смешная девочка с усталыми глазами? Зачем делить, если можно взять все? Девчонку зовут Дарьей. Отчества Галина не помнила, да и плевать она хотела на отчество, не в нем дело, а в том, что Алинка сама наняла эту дурочку. И дурочке не останется ничего, кроме как подтвердить: госпожа Красникина безумна.
Девочке ведь не впервой рассказывать на суде о чьей-то неадекватности.
– Это вы явились в морг и заказали бальзамирование тела. Вы приняли работу и сыграли сцену для врача. Думали, он примет вас за Алину? Даже надели ее шляпку. А бальзамирование зачем? Хотя постойте, знаю: в похоронной конторе просто обязаны были обратить внимание на некоторую… странность тела. Вы рассчитывали на заявление в милицию, так? Конечно, дело бы закрыли, но на руках у вас остался бы протокол, документальное подтверждение чужого сумасшествия. А вышло иначе. И вам пришлось импровизировать. Вы украли гребень, подкинули его Маше Капуценко и сказали Алине, где искать вещь.
