— А когда…
— Уходи.
Я слушаю его шаги, закрываю глаза и подставляю лицо ветру. С той стороны досок слышны возня и сопение.
— Ну что еще! — повышаю я голос.
— Ничего особенного, я только хотел сказать, что ваш протеже отправился не в ту сторону. Не к остановке. И еще, если позволите, я счел нужным ознакомить вас с результатами анализа порошка из баночки, которую вы любезно обменяли…
Следователь Поспелов!
— Помимо органических добавок, эта смесь содержит большое количество тетрадиоксина — ядовитого вещества, замедляющего реакции в организме человека и вызывающего спазм сердечной мышцы. Как тут у меня написано, минуточку… тетрадиоксин действительно содержится в печени иглобрюха, то есть фугу, причем иглобрюх, живущий в Японском море, к примеру, по размеру значительно превышает иглобрюха с карибского побережья, но у маленького иглобрюха в печени содержание тетрадиоксина значительно…
— Как потеплело! — громко сообщаю я.
— …и в засушенном виде истолченная печень иглобрюха может быть использована как ядовитое вещество…
— А вот интересно, вы обмениваетесь информацией с секретными агентами в штатском?
— Разные ведомства, — вздыхает Поспелов, я слышу, как пошевелились доски под его спиной.
— Вы здесь ночуете? В этом сарае, рядом с фургоном?
— Да. То есть нет. Выделенный мне в помощники оперуполномоченный Петя предлагает теплую постель у него в квартире. Но мне кажется, вас нельзя оставлять одну.
— Одну? Да я и дня в этом проклятом доме не была одна!
— Но сейчас вы же одна сидите… Мы помолчали. Мне даже показалось, что я слышу, как стучит сквозь доски сердце следователя.
— А я разгадал, зачем в этом доме нужен был мальчик Коля, — тихо говорит Поспелов.
— Я тоже…
— Мне иногда кажется, — еще тише говорит следователь, — что жизнь не имеет смысла. Смысл есть только у смерти, потому что это законченное действие, обозначенное контурами времени и места.
— Не скажите. Иногда смерть не имеет контура. Если смотреть сквозь пламя на звезды, они кажутся черными точками. Шесть ложек сахара на шесть ложек какао.
— Что это значит?..
— Приглашаю вас переспать в доме. Помыться в ванной, поесть и выспаться на кровати с чистыми простынями.
— Ну, я не знаю… Разве что в силу производственной необходимости… А что, какао еще осталось в банке?
Халат Антона Павловича Сидоркина на следователе Поспелове висит, почти закрывая ступни и органично подчеркивая плавную округлость его выступающего живота.
— Я вас стесняюсь, — говорит следователь, вытирая огромным отложным воротником халата свои запотевшие очки. — Вы меня унижаете глазами. Куда вы сейчас смотрите?
— На ваши голые ступни.
— Немедленно прекратите!.. Куда вы дели мою одежду?
— Засунула в стиральную машину.
— А где тут какао? — он тычется наугад в кухонные полки.
— Здесь стоит, на столе. Кузьма Ильич, перестаньте топтаться, садитесь.
— Немедленно отдайте мне коробку с сушеной рыбой, — потребовал следователь, как только сел и устроил на носу очки.
— Слушай, зачем ты притащила сюда этого?.. — не выдержал Коля, который надулся и замолчал, как только увидел Поспелова.
— Вы же сами принесли мне эту коробку!
— Почему он надел халат моего дяди и теперь командует тут?! — не унимается Коля. — Давай, пригласи сюда всю дежурную бригаду по слежке!
— Коля, иди спать, уже поздно, — ласково предлагаю я.
— А ты где будешь спать?
— Я буду спать с тобой и детьми на супружеской кровати семейства Сидоркиных.
Злобно покосившись на следователя, он наконец уходит.
— Что вы будете делать с мальчиком? — кивает на дверь следователь.
— С этим? Отдам маме с папой.
— А с маленьким?.. — осторожно взглядывает он поверх очков.
— Отдам Коле, Коля отдаст его маме с папой. Теперь вы спросите, что я буду делать с девочкой?
— Нет, не спрошу. Подвиньте сахарницу поближе.
— Почему?
— Девочка вам нравится, вы еще не решили, что с ней делать. В этой жизни столько условностей, даже и не знаю, как вы выпутаетесь…
Дождавшись, когда следователь, шевеля губами, отсчитает шесть ложек сахару, я спрашиваю, что он будет делать со мной.
— Я буду любоваться вами, Мона Кукулевская, пока есть такая возможность, пока вы сидите в таком же, как у меня, халате рядом за столом и пахнете счастьем.
Поздно ночью Коля меня растолкал и сказал, что по дому опять кто-то ходит.
— Пусть ходит, — отмахнулась я.
— Кто-то лазил на чердак!
— Значит, это Хока.
— А потом спустился в подвал и копался в гараже!
— Значит, это бильярдист забрался в багажник, чтобы заснуть там.
— А теперь на кухне стучит тарелками!
— Тогда это следователь Поспелов подъедает все, что мы с Сюшкой не доели. Спи!
— Я не могу спать. Мне страшно.
— Даже так? — я смотрю на Колю. В темноте виден бешеный свет его глаз.
— Зачем она подарила мне часы?
— На память. Давай не будем о ней говорить. Почитай мне стихи.
— Нет. Куда ты дела бильярдиста? Ты вывезешь его в Амстердам?
— Нет. Не вывезу. Читай стихи или замолчи.
— Я полный кретин, да?
— Ты худой кретин, удовлетворен?
— Ты завтра уйдешь с ним навсегда, а я останусь тут, в проклятом доме, мне уже никогда отсюда не выбраться, это предопределено!..
— Я не уйду с ним.
— Уйдешь! Вы все сучки!.. Уходите, бросаете…
— Не ори, детей разбудишь.
— Какое тебе теперь дело до детей? Скажешь, ты не сучка?.. Не такая же, как все?..
— Ладно, я сучка, только перестань орать.
— Значит, ты уходишь с ним, да? Этот тип всегда будет иметь в жизни все, что выберет! Такой неумеха, страдалец, сам за себя постоять не может, беспомощная лапочка! Вечно попадает в истории, его нужно опекать!.. Вы оба, вы мне противны! — шипит Коля.
Все. Достал!
— И твой запах, я его ненавижу! Это твое синее вымя, твои припадочные глазищи, ты хотя бы иногда смотришь на себя в зеркало или боишься упасть в обморок?!
Нет, правда достал!
— Коля, не плачь, хочешь, я тебя покормлю?
— Ты мне отвратительна. Ты даже покончить с собой не можешь по-человечески. Почему ты не утопилась?
— А почему ты не повесился на батарее?!
— Ты не женщина, ты монстр!
— Ты что, еще не понял, кто здесь монстр?
— Не смей говорить о ней плохо!
— Вот как? — я села, задохнувшись от возмущения. — Не говорить плохо? Да то, что она собиралась сделать с тобой, не имеет человеческого определения! Если бы не звонок из клиники, не ревность дядюшки, то двадцать третьего числа здесь, вот в этом месте, — стучу я по кровати, — на пожарище нашли бы твои полуобгоревшие кости!
— Почему это — мои? — Коля встал и отошел к окну.
— Потому что у тебя был двойной перелом левой ноги! Потому что у тебя совершенно здоровые зубы! Потому что ты идиот, но по малолетству это еще можно объяснить отсутствием жизненного опыта.
— Почему сразу — идиот?..
— Тебе уже все объяснили, а ты еще задаешь вопросы! Твоя тетушка влюбилась в бильярдиста! Она родила от него ребенка!
— Вранье! — заявляет Коля от окна.
— Она подготовила ему побег, а чтобы их не искали, в подожженном доме должны были остаться убедительные доказательства смерти бильярдиста!
— Мой обгорелый скелет, да?
— Да. Скелет под метр девяносто с давнишним переломом на левой ноге, совершенно здоровыми зубами и платиновыми часами на руке!
— Мне не нравится эта твоя история, — подумав, заявляет Коля.
— Сам напросился!
— То есть, — задумывается Коля, — я приехал немного раньше, чем требовалось?..
— Нет. В данной ситуации ты очень удачно опоздал. Мадлену Сидоркину задушил муж. Ты удачно опоздал во всех смыслах. Твоего дядюшку вовремя закололи отверткой. Неизвестно, как бы он себя повел после убийства жены, обнаружив в доме приехавшего племянничка, всего такого влюбленного, решительного!..
— Ладно, хватит объяснять, я не идиот. И знаешь что… Сейчас у меня случится нервный срыв и попытка самоубийства, и, чтобы меня спасти от полного помешательства, ты должна будешь заняться со мной сексом.
— Как интересно!..
— Да. Видишь, это галстук бильярдиста? — откуда-то из трусов Коля вытаскивает белую блестящую полоску. — Я приготовил его заранее. Допустим, я стал догадываться обо всем, что ты рассказала, но боялся признать это как факт… И вот я вызываю тебя на напряженный разговор, завожу как следует…
— То есть обижаешь!
— Да, обижаю и заставляю проговориться и все в подробностях объяснить.
— Потому что у тебя самого мозги набекрень, и язык не поворачивается сказать такое о тетушке!
— Я же был влюблен, как последний суслик! “Был” — это решительно сказано, а “суслик”!..
— Я довожу тебя до истерики… — со злорадством в голосе сообщает Коля.
— Не до истерики, а до злости!
