же мне очень интересно, за что ты выбросил из окна Татьяну? Это ведь ты ее убил, она не сама, да, Володя? Очень красиво говорил тут о возмездии и прочем, а действовал ради себя – любимого. И к Степанову пришел не ради мести – обидел он тебя. Сильно обидел. Ты на больничной койке долго провалялся и едва работы не лишился. Месть, Володя, это твое личное дело. Татьяна тут ни при чем! Тебе просто нужен был сообщник, чтобы осуществить задуманное. Его ты нашел в лице ее брата. А так бы… Только ради тебя он бы не согласился. Но! – Климов высоко поднял правую руку и щелкнул пальцами. – Но признаю: сработано виртуозно!
– Спасибо, Паша. Я знал, что ты оценишь. Танька дура. Этот ей платил за шантаж, а она решила, что он снова в нее влюбился, и решила со мной порвать. А я… Я выбросил ее из окна. Ни мне… И никому…
Изотов поднял пистолет, направляя его в голову Степанову-старшему, его указательный палец напрягся, и в следующую секунду он выстрелил.
Вадик Игнатов только что закончил совещание. Дождался, когда последний сотрудник покинет его кабинет, откинулся в высоком кресле и тяжело вздохнул, прикрывая глаза ладонью.
Он испытывал странное чувство, заняв пост генерального директора унаследованной им фирмы – смесь удовлетворения и грусти. Он был удовлетворен, потому что заслужил. Вадик любил работать и делал это с полной отдачей. А грустил он по Свете. Что бы ни говорили, как бы ни шептались, он скучал по Светке! И на кладбище ездил каждый день тайком. И говорил с ней там по часу. Даже советовался. Удивительно, но оттуда он возвращался просветленным. Находились ответы на вопросы, которые Вадик ей адресовал. И сволочью он себя не чувствовал.
Но часа через два после возвращения с работы, когда он запирался в своей новенькой квартире на десятом этаже, тоска снова накатывала волнами и топила его, топила. Он включал громкую музыку, наливал себе скотча. Ходил по комнатам, трогал новую мебель, засматривался видом из окна. Но истинного удовлетворения, от которого хочется петь и прыгать, не было. Хоть умри! И ему совершенно точно не хватало ее – Светы. Голоса, шуток, ее тела. Пару раз воспользовавшись услугами девушек по вызову, он плюнул и завязал с этим. Кроме тошноты после – ничего.
Дверь кабинета бесшумно приоткрылась. Он понял это по легкому сквозняку и открыл глаза.
Хлопов! Постаревший, еще более седой и уставший, тот стоял на пороге – руки в карманах брюк – и хмуро смотрел на Вадика.
– Упиваешься успехом? – поинтересовался он, без приглашения подходя к столу и выдвигая стул.
– Успех имеет место быть. И это закономерно. Я вкалываю, – произнес он с нажимом.
– Это да, работать ты умеешь. Спорить не стану, – неожиданно согласился Хлопов и уставился на сцепленные в кулак пальцы, которые уложил на стол, усевшись. – Как ты, Вадик?
– Как видишь. Справляюсь. Сумел справиться. – Он был напряжен, не понимая цели визита.
– А как без нее? – Хлопов поднял на него совершенно больные глаза. – Знаю, плохо тебе. На кладбище ездишь каждый день, говоришь с ней, даже плачешь иногда. Плохо тебе без нее, как и мне.
– Плохо. – Губы Вадика затряслись. – Ты за этим здесь?
– Нет. Не могу я… Всю жизнь о ней заботился, стерег, но проглядел этого урода. Простить себе не могу. Как я мог так облажаться?..
– Распознать сумасшедшего среди нормальных людей сложно. Его, кажется, застрелили при задержании?
– Да. Он успел выстрелить, попав Степанову в плечо. Но тот уже идет на поправку. А следующим выстрелом снайпер его снял. С разницей в секунду выстрелили. – Хлопов разжал пальцы. – Извиниться я хотел за то, что подозревал тебя. Ты еще с машиной на обочине подозрений подлил. Света светлую машину видела, а ты сказал, что темный внедорожник. Зачем соврал?
– Думал, это Виноградов тешится. Хотел отвести от него подозрения, чтобы самому с ним разобраться. Он же меня шантажировал. Вот и соврал про цвет машины.
– А я, пока тебя пас, просмотрел настоящего преступника. Извини, что подозревал.
– Ну… Основания для подозрений были, – нехотя признал Вадим. – Я тоже вел себя не очень. Как засранец. Ляля… Потом шантаж этот дурацкий. И признаться Светке не мог. А как? Она бы не простила.
– Не простила бы, – подтвердил Хлопов.
– Вот поэтому все так и произошло, – с натянутой улыбкой развел руками Вадик. – Ко мне-то ты зачем пришел? Со старыми упреками или…
– Или. Не со старыми упреками, а с новыми предложениями, – остро глянул на него Хлопов. – На работу меня к себе возьмешь?
– На работу? – растерялся Вадик и судорожно сглотнул. – А кем?
– Кем при Светлане был, тем и при тебе стану. Делить нам с тобой нечего, все выяснили. Черноты промеж нас нет. А надежнее меня тебе не найти.
Хлопов встал из-за стола и прошелся по кабинету. Навис над подоконником, уставившись за окно. Конец апреля торопил черемуху с сиренью, заставив расцвести до мая. Везде зелено, сочно, нарядно. На загородном развлекательном объекте, который планировали запустить на праздниках, тоже было красиво. Но не вся красота Хлопову нравилась.
– Вот от этого я тебя и хочу сберечь, Вадим, – пояснил он, рассказав о своих сомнениях.
– Принято, – хлопнул в ладони Игнатов.
Он даже обрадовался, что рядом с ним будет человек из его со Светланой прошлого. Не надо будет пускаться в объяснения при необходимости или тайну какую-то стеречь. Хлопов знает о нем все!
– Принят! – Он протянул Владу руку. – Ступай в кадры, оформляйся. Я позвоню, отдам распоряжения.
Хлопов пожал руку и, хитро прищурившись, хмыкнул.
– И еще от пороков буду тебя стеречь, Вадик. Уж не обижайся, когда стану наставлять. Я иначе не могу… Не нужна она тебе.
– Кто? – Он почувствовал, что краснеет, и подумал, что, возможно, делает ошибку, принимая Хлопова на работу.
– Гуля, подруга Одинцовой. Она в последнее время слишком настойчиво нарезает вокруг тебя круги, Вадим. И я даже знаю, почему.
– Почему?
– Ее мужу неожиданно понравилась идея Буторина – использовать свою женщину в интересах бизнеса. Тебе это надо? Правильно – нет. Ты должен действовать в своих интересах и в интересах бизнеса, который унаследовал. Светка нам оттуда… – Хлопов глянул наверх и часто заморгал, – покоя не даст, если все просрем. Так что, нужен я тебе такой вредный? Не передумал?
– Нет, – нахмурился Вадик, тут же удаляя номер Гули из телефона. – Иди, оформляйся…
– Так что все между ними теперь сладко да гладко, Воронова.
Павел, стоя босиком возле крыльца своего дома,
