— Ну, у нее шея здоровенная. Целая выя. На ней, как говорится, пахать и пахать. Но вообще-то есть такой анекдот в тему: встретились бывший отличник и бывший двоечник. Отличник прозябает в НИИ, а двоечник разъезжает на «мерсе», весь распальцованный, упакованный. «Как же так? — удивляется отличник. — Как ты так поднялся? Ты же даже таблицу умножения выучить не мог!» — «А зачем мне эта таблица? — отвечает двоечник. — Я еду на тачке в Германию, покупаю там ящик пива за тридцать долларов, а здесь продаю его за шестьдесят. И вот на эти три процента и живу!» Понятно?
— Понятно, — улыбнулась Кира. — Но это все равно не про Тольку. Он мужик веселый, компанейский, но ведь он зад от дивана не оторвет. А чтобы «жить на три процента», нужно хотя бы съездить в Германию за пивом, условно говоря. И квартира у них — бр-р! Так запущена… Вообще, весь этот прием какой-то профанацией попахивал, не находишь? Шикарный стол в хрущевской трущобе. Пир во время…
— Ну… Почему профанацией? Толька — мужик, в принципе, не жадный. И зачем ему пыль в глаза пускать? Вот слышала бы тебя сейчас Анька Лаврова, она бы тебе устроила разнос. Для нее Толя хоть и охламон, но самый лучший и добрый.
— Я все думаю, может, у них любовь была?
— Нет. Просто оба на театре своем повернуты были. У Аньки в десятом классе был роман с Андрюшкой Семеновым из «б» класса. Забыла?
— Верно, был. Жалко, что Лавруша не пришла. Она заводная. С ней всегда весело. А что там у нее случилось?
— С мамой что-то. Толя сказал, она ее в больницу повезла. Ну ладно, Надюша. Я здесь на маршрутку. А ты?
— Як метро. Хорошо, что повидались. Так что Солечке спасибо. Если это и профанация, то весьма вкусная. Особенно рыба. Пока!
— Ты заметила, что Нережко ужасно выглядит? Худой, измученный, — уже садясь в подошедшую маршрутку, протараторила Кира.
— Ага. А когда он хорошо выглядел? Я что-то таких времен не припомню, — удерживая дверь транспортного средства, ответила Надя. — Он вообще чумной какой-то.
— Женщина, вы едете? Если нет, дверь отпустите, е-мое! — рявкнул водитель.
— Вы что орете-то, мужчина? — в два голоса напустились на него одноклассницы.
Но дверь захлопнулась и женщины наконец расстались.
Скотников уже час сидел на кухне с Виктором Нережко. Восстанавливал круг общения. Надо отдать ему должное — делал он это виртуозно. Вживаясь в предложенные обстоятельства, истово, словно родная мать, интересовался всеми перипетиями жизни бывшего одноклассника. Успели обсудить Место работы Витюши — какое-то богом забытое НИИ, где объект разработки трудился на почетной должности электрика. Обсудили и вторую профессию Нережко — тот «починял» автомобили, чем и кормил семью. Витя говорил медленно, с большими паузами между словами и фокстерьеристому Скотникову эта беседа за бутылочкой коньяка давалась нелегко. К тому же на кухню то и дело выскакивала Гуся, злобно раздувая ноздри. Она бесцеремонно отобрала у них бутылку «Хенесси» и заменила ее пятизвездочным, разлива Малой Арнаутской. Это был прокол. На семинарах рекомендовали демонстрировать неограниченность финансовых возможностей. Нужно будет сделать Гусе замечание. Так ведь и все окучивание сорвать можно! Но Витя как будто не заметил подмены. Он явно был чем-то озабочен.
Еще через три вопроса со стороны Скотникова и четверть часа молчания клиента ситуация стала проясняться: проблемы Нережко были связаны с его вторым браком. Наконец они подошли к этой волнующей теме, но тут оставшиеся гости разошлись, и Гуся выкатилась на кухню с горой посуды. Витя тоже поднялся.
— Пойдем, я тебя провожу. Зайдем в бар, пивком залакируем. Здесь у нас есть неподалеку, — подмигнул он однокласснику. — Я угощаю, — торопливо добавил Соля, увидев напряжение на лице Нережко. Тот расслабился, кивнул.
Спустились во двор. Проходя мимо серебристой красавицы «ауди», Скотников небрежно пнул колесо машины.
— Что, хороша, как считаешь?
Виктор внимательно, со знанием дела оглядел автомобиль.
— На первый взгляд — хороша. Так ведь нужно с инструментом смотреть. Твоя, что ли? — недоверчиво спросил он.
— Пока не моя. Но хочу купить у соседа. Прицениваюсь. Если сговоримся, приглашу тебя как спеца. Поглядишь?
— Конечно. Почему нет.
— Не за бесплатно! — подмигнул Скотников.
— Да ладно, какие счеты, — отмахнулся Нережко.
— Это ты брось! Деньги счет любят! И их любить нужно. Тогда они в карманах и заводятся!
Скотников открыл тяжелую дубовую дверь пивбара.
Уселись за столиком на двоих. Толя водрузил на стол кружки холодного темного пива.
— Ну, давай дальше о своем житье-бытье. Ты у нас, оказывается, молодожен, а что-то физиономия счастьем не светится? Проблемы?
— А у кого их нет? — скривился Витя.
— Не скажи. Вот у меня никаких проблем. Друзья в такой бизнес пригласили, просто супер!
— Тебя? Ты же всю жизнь безработным был, — хмыкнул Нережко.
— Что было, то сплыло. Илья Муромец тоже тридцать лет на печи сидел, пока дела подходящего не нашлось.
— И что за дело у тебя?
— Это, Витюша, одним словом не определишь. Новый для нашей страны бизнес. Аналогов нет. Усек?
— Угу, — отозвался Виктор. Было ясно, что он ничего не понял.
Помолчали. Нережко, расслабленный коньяком и сытной закуской, а теперь еще и пивом, к которому в качестве закуси прилагалось участливое лицо Скотникова, наконец-то разоткровенничался.
— Ты мою первую видел когда-нибудь?
— Что-то не помню. Ты ее вроде на наши тусовки не брал.
— Ага, не брал. Она баба скандальная и вообще… непредсказуемая. Из Ростова родом, что ты хочешь. Но красивая, зараза. Я так думаю, она за меня пошла из-за прописки московской.
Тут и думать нечего, отметил про себя Толя.
— Ну, мы с ней недолго прожили. Она от меня к офицеру сбежала. К капитану-ракетчику. И дочку забрала. Уехали они на Дальний Восток. Но только капитан всего год выдержал. Она ведь как рот откроет, как орать начнет по поводу и без — хоть всех святых выноси.
— Так ведь ты же с ней развелся давно, — напомнил Скотников, которому вся эта тягомотина порядком надоела.
— Ну да. А вторую жену я с ребенком взял. Сынишка у нее. Десять лет. Она хоть и не суперкрасавица, но женщина спокойная. В целом, — добавил он после минутного молчания.
— Ну? И в чем проблема? Отношения с пасынком не складываются?
— Почему? Складываются. Хороший парнишка. Привык ко мне. Они в мою «двушку» перебрались. У жены брат — туберкулезник. Они раньше все вместе жили.
— Так они больные у тебя? — испугался Толя. Нужно будет продезинфицировать посуду. Гуся меня убьет, думал он попутно.
— Нет, что ты! Они обследуются регулярно. Здоровы оба. Все хорошо. У нас. Баба — что надо. И по хозяйству и вообще… В общем, все путем. Было… — после очередной томительной паузы добавил он.
Я сейчас с ума сойду. От этих его пауз. Качалов отдыхает. С этими мыслями Скотников изобразил понимающую улыбку.
— Ну, и что? Все хорошо, баба твоя тебя устаивает…
— Да тут вот что произошло. Звонит мне первая супружница. Она в свой Ростов вернулась. Уже давно. Наде тогда десять лет было. Такой возраст… Отец нужен, не только мать. А я ее раз в год и видел, в отпуске. Сам туда приезжал, комнату снимал, чтобы с дочкой видеться. Встречи — по часам. Веришь ли, супружница моя бывшая только что не с хронометром время вымеряла. Какие тут отношения с дочкой могут быть? Сам понимаешь. Хоть я и с подарками, и с деньгами. А все равно волчонком смотрела. Видно, мамаша накачивала. Я почти смирился. Почти привык, что дочери у меня нет. Женился. Привык к мальчонке Галкиному.
— Ну да. Ты уже рассказывал.
— Ага. И тут как гром среди ясного неба — приезжает моя первая с Надюшкой. Она, видите ли, решила, что Надюше нужно поступать в художественное училище. И именно в Москве. У нее художественные способности. А в Ростове таких училищ, конечно, нет. Их больше нигде нет. Только здесь, блин! И что ты думаешь? Надюха поступила! То ли бывшая моя чемодан денег на это дело угробила, то ли и впрямь у девки такие способности — но поступила!
— Ну и чего плохого?
— Да все хорошо! Просто отлично! Бывшая моя Надюху к нам в «двушку» привезла и отчалила в Ростов.
— Как это? Что же ты ей разрешил-то?
— Пробовал было возразить, так она на меня так поперла… Ты, мол, дочь никогда не любил. Она, мол, при живом отце сиротой выросла и так далее. Так голосила — весь дом слышал. Бабы это умеют, а уж моя бывшая по этой части чемпион мира. Все эти причитания в присутствии Надюхи. Как я ее могу после этого в общежитие отправить? Тем более там и разврат всякий, и наркотики могут быть… Она же дочь мне! Конечно, девочке лучше жить в семье.
— А что Галя?
— Галя в глубоком обмороке. Живем теперь вчетвером. Главное, они друг друга с первого дня возненавидели. Пока все молчком, а напряг растет. Галка уже спать со мной отказывается. Устала, мол. Раньше не уставала. Она раньше вообще по этой части… золотые руки. А теперь как ледышка, все вроде как через силу. А я ж привык. Люблю ее, никто мне больше не нужен. Главное, если бы я хоть деньжищи большие в дом приносил, бабы деньги любят… В НИИ моем вообще не деньги, а слезы. На ремонте машин прирабатываю, конечно, и неплохо. На троих нам хватало. А когда в доме шестнадцатилетняя девица, это яма бездонная. То платье, то туфли, то дискотека, то хрен на блюде.
