Вся твоя ложь - Гарриет Тайс

Вместе с грязью дом покидает и царивший здесь до этого угрюмый дух тоски и отчаяния. Сквозь не до конца отмытое оконное стекло в кухню проникает холодный солнечный свет. Морок начинает рассеиваться, и мое душевное состояние явно улучшается.

После пары часов моей бешеной деятельности кухня вполне пригодна к использованию. Здесь стоит все та же духовка, которую я хорошо помню еще с детства. Я проверяю, исправна ли она, почти инстинктивно воспроизводя в памяти, что нужно довольно долго удерживать ручку нажатой, прежде чем газ загорится. Старый электрический чайник тоже на прежнем месте. У него уже давно перетерся шнур, оголяя провода. Помню, как еще пятнадцать лет назад, когда была тут в последний раз, я посоветовала своей матери выбросить его.

Я приподнимаю чайник и с минуту верчу его в руках, разглядывая следы известкового налета на внутренней поверхности. Внезапно в груди у меня все сжимается, во рту появляется кислый привкус. «Почему тебя волнует, что меня может убить током?» – в памяти воскресают ее слова. Я бросаю чайник в мешок с мусором и замечаю, как уголки моего рта машинально приподнимаются в улыбке.

Порывшись в кухонных шкафчиках, я достаю маленькую кастрюльку, наполняю ее водой и ставлю кипятиться на плиту. Несмотря на то что дом стоит на достаточно оживленной улице, на кухне, выходящей окнами на задний двор, совершенно не слышно шума машин. Из-за этой тишины мне становится не по себе.

Через стеклянное окошко в задней двери я разглядываю небольшой, выложенный бетонными плитами внутренний дворик. В тени вечнозеленых деревьев он кажется еще более темным и прохладным. Тисы и другие растения, за которыми когда-то ухаживала моя мать, теперь выглядят жалко и печально. Их пожухлые опавшие листья засыпали все пространство, сбиваясь в кучи по углам. Я все здесь расчищу и приведу в порядок. Белоснежный бульденеж, разноцветные герани в больших синих горшках – все эти некогда прекрасные цветы, теперь засохшие и вялые, снова оживут и взбодрятся.

Помню, как однажды на День матери я принесла домой букет тюльпанов. Я вручила его маме, но она резко отбросила цветы в раковину, помяв лепестки. «Мне хватает уже того, что я – твоя мать, – очень громко сказала тогда она. – Не нужно мне об этом постоянно напоминать! «Я до сих пор не забыла, какой глупой, жалкой и ничтожной я чувствовала себя в тот момент. Ноги меня не слушались. Я запнулась и, задыхаясь от обиды, убежала прочь из кухни…

Сейчас самое время сажать нарциссы и подснежники. А еще нежные крокусы и яркие тюльпаны всех цветов радуги. Я попрошу Робин мне помочь.

Отвернувшись от окна, я окидываю взглядом кухню. Она явно стала значительно чище, но все равно здесь еще довольно мрачно и уныло. Закипела вода, и я завариваю себе чай. Поудобней усаживаюсь на стул и с наслаждением вбираю в себя тепло горячей чашки, крепко обхватив ее ладонями.

Уже почти полдень. Кажется, в школе сейчас как раз должен быть обед. Наверное, теперь еда там стала гораздо лучше. По крайней мере, очень на это надеюсь. Я невольно начинаю перебирать в памяти то, чем обычно кормили нас: холодное картофельное пюре, плавающая в жиру лазанья, черствый как камень мясной пирог с вареными яйцами какого-то серо-зеленого цвета.

Я делаю глубокий вдох и усилием воли прогоняю эти внезапно нахлынувшие воспоминания. Нет, только не сейчас. У меня нет никакого желания перелистывать свой мрачный дневник памяти. То, что в нем записано, – чем дальше в прошлое, тем трагичнее. А в данный момент у меня нет ни времени, ни сил снова погружаться в эти драматичные переживания.

Я возвращаются мыслями к Робин. «Все будет хорошо», – сказала я ей недавно. Мой голос звучал ласково и приветливо. Теперь я стала гораздо мягче. Ободряющие слова легко слетают с моего языка. Но так было не всегда. Раньше я была весьма острой на язык особой. Решительная, напористая, абсолютно уверенная в себе. И бескомпромиссная – пан или пропал. Именно такой я была тридцать лет назад. С тех пор многое изменилось.

Я вспоминаю, как сегодня утром, глядя на это огромное, устрашающе-мрачное здание своей новой школы, Робин судорожно сжала мне руку. Настолько сильно, что просто удивительно, почему на коже не осталось никаких следов. Надеюсь, что все будет не так страшно, как полагает Робин. Однако, по правде говоря, сама я в глубине души боюсь, что все может обернуться даже хуже, чем она думает.

Мой чай быстро остывает. Я выпиваю его залпом и ставлю чашку на стол. У меня кое-что еще запланировано на сегодня. Мне нужно переодеться и сходить в адвокатское бюро узнать насчет работы. Где-то в глубине души я чувствую, что, скорее всего, эта затея окажется безрезультатной. Но сейчас я не могу позволить себе того, чтобы в моем сердце поселилось сомнение.

Впрочем, прежде чем куда-то идти, я должна немного прибраться в комнате Робин. Когда здесь еще жила моя мать, эта комната использовалась для размещения гостей, которые, впрочем, бывали в доме не так уж и часто. Я безжалостно выгребаю на выброс груды старых газет и порванных журналов. Вытряхиваю все содержимое из ящиков комода. Вышвыриваю из шкафа старые пальто, куртки, жакеты, изъеденный молью лисий меховой воротник с застежкой из черепашьего панциря. Все это отправляется в мешки для мусора.

Приходит сообщение от Зоры: «Да, отлично, давай пообедаем завтра. И ты подробно расскажешь мне, что же, черт возьми, случилось. Не могу поверить, что ты вернулась. Мне не терпится поскорее с тобой увидеться».

Я ощущаю, как у меня поднимается настроение. В душу пробивается тоненький лучик света. Я ужасно рада,