не получится… К счастью, конечно.
Когда я приблизилась к ним, то расслышала, как Игнат пробормотал:
— Просто она — очень хороший человек.
Его ожидало еще немало разочарований в людях…
Артур заверил, что нас не нужно провожать до кабинета Марии Владимировны, дорога уже известна, и мне показалось: Игнат с облегчением перевел дух. Меньше всего ему хотелось предстать перед той, что так по-доброму относилась к нему, плечом к плечу с ее преследователями. Конечно, вряд ли Логов сообщил ему, что мы приехали арестовать Высоковскую, но этот парень явно почуял недоброе. Может, он не так прост, как мне кажется?
Но сейчас нам было не до него. Поднявшись по уже знакомой мне лестнице, мы попали в тот коридор, где я должна была мирно дожидаться консультации по ипотечному кредитованию, а вместо этого устроила спектакль в кабинете Шмидта. Тогда я не заметила, что по правую руку от него находился офис Высоковской, а слева — Макарычева, и это говорило о многом…
Артур приостановился, взглянув на табличку с именем заместителя директора, хоть и знал, что Данилы Яковлевича там нет — его сейчас ловит вся московская полиция.
— Заглянем? — Он подмигнул мне, хотя Поливец с Никитой уже прошли вперед и поджидали нас у намеченной двери.
Не знаю, почему кабинет Макарычева оказался открыт, если его там не было? Или это некая демонстрация деловой прозрачности? Как в Швеции не занавешивают окна, тем самым показывая, что скрывать им нечего? Артур толкнул дверь, она открылась завораживающе медленно, словно знала, что именно я увижу сейчас.
— Простенько, но со вкусом…
Окинув взглядом стандартную обстановку, Артур уже хотел закрыть дверь, но я проскользнула под его локтем и подбежала к большой фотографии, висевшей над столом. На ней желтело приземистое дерево с очень густыми, широко раскинутыми ветвями и мелкими листьями, среди которых призывно светились растущие семейкой плоды. Но не это было в нем самым удивительным: на причудливо изогнутых ветвях примостились… козы. А в стороне стояли…
— Что ты там увидела? — Артур подошел сзади. — Ух ты! Шустрые какие… Где это снято?
— В Марокко, — прошептала я. — Аргания растет только в Марокко.
Он все еще не понимал, что меня так потрясло, ведь его не было с нами в той русской избе. Ткнув пальцем в фотографию, я сказала:
— Два мотоцикла.
— Да, — его голос напрягся — слово «мотоцикл» заставило насторожиться. — Макарычев умеет водить мотоцикл. Но он не мог тебя преследовать в тот день…
— Не о нем речь. Марго была в Марокко этой зимой, она сама говорила об этом. Только сделала вид, будто они с Макарычевым — чужие люди.
— И она — мотоциклистка, — добавил Артур так осторожно, будто боялся ранить меня. Он ведь знал, как мне понравилась Марго.
Почему я решила, что она была честна со мной во всем, раз не солгала о том, что Шмидт любил читать? Какая глупость… Как она, должно быть, потешалась, устроив мне буллинг на Клязьме! Загнала в воду… Издевалась…
— Марго, — повторил Артур задумчиво, мысленно связывая обрывки нитей. — Ей тоже хотелось стать королевой? На сцене не удалось…
Меня осенило:
— Королевой — женой короля. Что, если она была влюблена в Шмидта? Вот почему она так тепло говорила о нем… А он женился на другой.
— На полной дуре, к слову, — ввернул Артур.
— Вот именно. Поэтому Марго и выстрелила ему именно в голову — это же намек на то, что у него не было мозгов.
Мы застыли друг против друга и чуть ли не кричали от возбуждения. С порога донесся насмешливый голос Антона:
— Ну это уж ты загнула… С намеком! Куда еще она могла выстрелить, чтобы наверняка убить, если они оба лежали на полу? В сердце никак не попадешь…
— Ну да, верно, — согласилась я.
А Никита разочарованно протянул:
— Значит, вся эта линия с запахом была ложной?
— Погоди, может, еще обнаружится какой-то запах, — попыталась утешить я его.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — пробормотал Поливец — не удержался!
Мне захотелось пнуть его, но, поравнявшись, я только скорчила гримасу, чтоб он даже не пытался смотреть на меня свысока. Физически такое под силу почти каждому, но не об этом же речь…
Артур скомандовал:
— Ивашин, быстро найди кабинет Марго и делай что хочешь, только удержи ее. Можешь лечь на пороге, можешь в любви ей признаться…
— Очень смешно, — пробормотал Никита и в ту же секунду исчез.
— А мы спросим у Высоковской, где ее прекрасная подчиненная?
Артур быстро направился к кабинету Высоковской, а я потопала за ним. На душе у меня было пакостно… Разве человек может чувствовать себя иначе, если минуту назад осознал, что обречен всю жизнь наступать на одни и те же грабли?
Почему меня всегда тянет к людям, уже задумавшим меня обмануть? Мне так понравилась Марго… Не только тем, что она действительно была прекрасна и от нее исходил теплый свет. Мне показалось, будто ей интересно со мной. Как слепой кутенок, я продолжаю тыкаться носом, пытаясь отыскать того, кто полюбит меня… Происходило бы такое, если б мама осталась жива? Но, с другой стороны, кому для счастья хватает материнской любви?
В коридоре меня догнал Поливец:
— Саш… Да стой ты! Ну, извини.
— Не бойся, я не нажалуюсь на тебя Логову, — огрызнулась я.
— Можно подумать, я испугался, — буркнул он мне в тон.
— Тогда что?
— Я же сказал! Извини. Ты — молодец.
— Ты всегда извиняешься таким тоном?
Он так удивился, что я чуть не расхохоталась.
— А что не так с моим тоном?
— Поливец, ты просто уникум, — простонала я. — Ладно, закрыли тему.
Оглянувшись на нас, Артур демонстративно натянул самую лучезарную улыбку и, коротко постучавшись, открыл дверь в кабинет Марии Владимировны. Правда, ее отклика я не услышала. И, подойдя поближе, поняла почему: выпрямив спину, Высоковская стояла посреди кабинета, точно уже давно ждала нашего прихода. Мне почудилось, будто сейчас она протянет руки, хотя на поясе Логова не болтались наручники. Я покосилась на Антона: а у него с собой? Он поймал мой взгляд и виновато улыбнулся. К чему бы это? Нашего Поливца не назовешь чувствительной натурой, страдающей из-за обиды, нанесенной другому. Уж не заболел ли он?
— Вы за мной? — спросила Мария Владимировна, глядя только на Артура. — Что ж… Я готова.
С его лица сползла улыбка:
— Почему вы решили, будто мы пришли за вами?
— Потому что я убила Виктора Михайловича Шмидта и чистосердечно признаюсь в этом.
Она произнесла это так четко, словно перед ней держали диктофон. Впрочем, я не удивилась бы, если б в джинсовке Поливца лежал включенный, он уже
