я. Но…
— Никаких — но! Когда это дело будет раскрыто, Артур узнает, что это была твоя блестящая идея.
Он усмехнулся и пожал плечами:
— Если ты настаиваешь…
Боюсь, у него тоже возникло ощущение, будто я в который раз откупаюсь от него за свою нелюбовь.
* * *
Выслушав Сашку, которая непривычно путалась в словах, Логов взглянул на Поливца:
— Сегодня отдыхать не придется.
— А то я так надеялся, — хмыкнул тот. — Погоняемся за Макарычевым? Вот же! С виду — полный простофиля, а смыться успел. Почуял, зараза, что мы вышли на след…
— Ориентировки Володя уже разослал по аэропортам и вокзалам. Гаишников привлекать нет смысла: его машина на парковке банка осталась, значит, на такси смотался. Но я даже не сомневаюсь, что его засекут. Он нервный, выдаст себя. Таксистов опросим. Все это, конечно, время займет…
— Еще и денег на месте не оказалось! День прожит зря…
— Найдутся.
— Макарычев прихватил?
Логов слегка скривился:
— В любом случае банк не разорится от такой потери… Пошли, надо наведаться туда.
— Опять? Я утром там был.
— Они уже истосковались по тебе. — Артур шмыгнул носом. — У тебя насморка нет? Я ни черта запахов не чувствую… А надо бы принюхаться к одной даме.
Поливец оживился:
— О! Это всегда пожалуйста.
— Семидесяти лет…
— Я так и знал, что ты ничего хорошего мне не поручишь.
Пока спускались на парковку, Логов наскоро пересказал ему разговор с Сашкой, но опер только хмыкнул:
— Серьезно? Мы бросаем все дела только потому, что девочке пришла в голову очередная бредовая идея?
— Эта девочка уже не раз подбрасывала нам блестящие идеи, — отозвался Артур достаточно сухо, чтобы Антон прочувствовал, как близко оказался к грани. — И жизнью рисковала ради расследования — забыл?
— Да помню я… Ладно тебе, шеф. Я ж ничего против Саши не имею. Просто звучит дико — определяем убийцу по запаху.
Артур усмехнулся:
— А чем ищейки занимаются? Мы же с тобой ищейки…
И подергал носом:
— Только вот я временно нюха лишился.
— Мой нос в твоем распоряжении. — Поливец сел с ним рядом. — На твоей приятнее ехать.
— Наслаждайся! Это моя вина, что гипотеза с запахом как-то выпала из нашего поля зрения… Я ее отверг, потому что подруга убитой Бочкаревой — как ее там? Врач. Она предположила, что это может быть запаховой галлюцинацией. После коронавируса многие страдают.
— Ох ты… А Бочкарева переболела?
— Вот именно. Поэтому я и не воспринял всерьез то, что ее преследует сладковатый, но неприятный запах, как она сказала. Но ведь началось это после ограбления! До него никаких галлюцинаций не было. Значит, и на этот раз ей могло не померещиться, а вспомниться. А вспомнив, она уже не смогла отвязаться.
Поливец смотрел на него с недоверием, которое обычно не позволял себе:
— Шеф, ты всерьез подозреваешь старушку? Это дико. Ты ж ее видел: она пистолет-то не поднимет…
— Не суди о книге по обложке, — заметил Логов. — Сашка тоже — чистый дохлик с виду, но, если понадобится, она еще нам фору даст в стойкости. С женщинами всегда так, у них в решительный момент внутренние резервы просыпаются. Помнишь все эти невероятные истории о матерях, поднимающих многотонные машины, чтобы спасти ребенка? Или даже паровозы…
— Должен быть сильный мотив, — проговорил Поливец задумчиво. — Я про Высоковскую… Пока мы ничего такого не нашли.
— Не особо и старались! Согласись, мы ведь практически не брали ее в расчет. Крутились рядом, но как реального стрелка Высоковскую никто не рассматривал. Ты правильно сказал: потому что это кажется диким… И если действительно она за всем этим стоит, то именно на такую реакцию наша дама и рассчитывала.
— Она — не дура, да?
— Далеко не дура. Нам нужно узнать о ней все, Антон. Если человек в старости идет на убийство, возможно, у этого преступления глубокие корни. Какие-то у нее счеты со Шмидтом…
Поливец побарабанил пальцами по ручке дверцы:
— Никто даже не намекал, что у них были какие-то контры…
— Контры? Сто лет этого слова не слышал. Бабушка моя так говорила.
— И моя.
— Только зашла речь о пожилой даме, и наши бабушки тут как тут! Надо заодно медицинскую карту Высоковской проверить: иногда люди решаются на действие, которое вынашивали годами, только узнав, что им осталась пара месяцев… Уже и посадить не успеют.
Поливец вытащил телефон:
— Сейчас сделаем. Наши техники пробьют за пять минут.
Отправив сообщение, Антон отвернулся к окну. В его голосе прозвучали незнакомые Логову нотки:
— Моя бабушка во сне умерла. Вторую я не знал толком, а эта — по маме — с нами жила. Такая тихая, сидела все на балконе, никому не мешала. И ушла так же тихо. Мне лет двенадцать было. Кажется, я ее толком и не замечал, пока она жива была… А как похоронили, вдруг стало ее не хватать. И места ведь не занимала, а дом словно опустел без нее.
— Тебя одна мама вырастила? — осторожно поинтересовался Артур.
Впервые на его памяти Антон разрешил ему заглянуть в душу, и не хотелось спугнуть его.
— Ну как одна? Вот как раз с бабушкой. Пока я сопливым был, она со мной возилась, мама-то работала… Я потом все сказки вспомнил, которые она мне рассказывала. Мама ее младшей дочерью была, так что бабушка уже состарилась, пока я родился. Ты знаешь, я не помню, чтоб от нее как-то неприятно пахло…
— Я тоже не помню, но это же общеизвестный факт. Только не все пожилые люди этим страдают. Там, видно, что-то на клеточном уровне происходит. Но мы не принимаем эту Сашкину идею как догму, — предупредил Логов. — Может, Бочкарева вообще о другом запахе речь вела.
— Теперь не узнаешь. А! Володя прислал инфу по Маргарите Лобацевич… Ты запрашивал?
— Это Марго. Читай.
Поливец театрально прокашлялся:
— Лобацевич Маргарита Максимовна… Ох ты! Ей уже тридцатник… Я думал, моложе. Москвичка. Родители… Так, мать Лобацевич Ирина Андреевна умерла шестнадцать лет назад. А Лобацевич Максим Альбертович живехонек, артист кино. Слышал про такого?
Логов только качнул головой. Потом добавил:
— Забавно. Отец артист, а дочь становится финансистом. Протест?
— Нищета осточертела, — предположил Антон. — Папа-то явно не процветает… Опять же дети вечно все делают назло родителям. Так что окончила Марго Финансовую академию. В Москве, естественно…
— Естественно.
— А! Так это у нее второе высшее. А первое… Не поверишь! Актерское.
— Вот теперь верю… Никакого подросткового протеста не было, просто таланта не оказалось.
Артур подумал, какое это должно быть мучительное разочарование, когда обнаруживаешь: как бы ты ни старался, сколько учебников ни вызубрил бы наизусть, мечта остается столь же недоступной, если
