Что-то сейчас делают Лю и Вэнь?
– Скоро Вэнь предстоит расставание с Лю, – задумчиво сказала она.
– Когда-нибудь Лю приедет в Америку…
– Но он не сможет ее найти, – покачала она головой. – Ведь она будет жить под новым именем.
– Ну, Вэнь может вернуться сюда… на время. – Чэнь оборвал себя. – Нет, слишком опасно.
– Еще бы.
– «Встретиться трудно, да и расстаться не легче. Ветер с востока слабеет, и цветы увядают», – пробормотал он. – Простите, я опять цитирую стихи.
– Что же здесь плохого, старший инспектор Чэнь?
– Слишком уж сентиментально!
– Значит, вы превратились в краба-отшельника, который прячется в раковину рациональности.
Она тут же поняла, что слишком далеко зашла. С чего она вдруг накинулась на него? Возможно, из-за разочарования результатами расследования, потому что ни она, ни он не были в состоянии помочь Вэнь? Или из-за подсознательного понимания параллели – ей тоже предстоит скорое расставание с Китаем.
Он промолчал.
Она потянулась и потерла щиколотку.
– Доедайте, это последнее печенье. – Чэнь протянул ей коробку.
– Странное название – зеленое печенье «Бамбуковые листья», – сказала она, глядя на коробку.
– Значит, в печенье использованы бамбуковые листья. Бамбук всегда был очень важной составляющей китайской культуры. В китайском ландшафтном парке обязательно присутствуют заросли бамбука, а на торжественных обедах подают блюдо из молодых побегов бамбука.
– Интересно, – заметила она. – Гангстеры используют слово «бамбук» в названии своей преступной группировки.
– К чему вы клоните, инспектор Рон?
– Помните тот факс, который я получила в гостинице в прошлое воскресенье? В нем говорится о международной бандитской группировке, которая занимается незаконной переправкой людей. Одна из них называется «Зеленый бамбук».
– Текст сообщения при вас?
– Нет, я оставила его в гостинице «Мир».
– Но вы точно помните название?
– Да, конечно.
Кэтрин поменяла положение и повернулась лицом к Чэню. Он убрал чашки. Она сбросила туфли и положила ноги на скамью, подтянув к себе колени, а босыми ступнями уперлась в холодное мраморное сиденье.
– У вас еще не до конца выздоровели связки, а скамья холодная, – заметил он.
И он взял ее босую ступню и стал согревать, потом помассировал щиколотку.
– Спасибо, – сказала она, невольно поджав пальцы ноги от щекочущего прикосновения его пальцев.
– Позвольте я прочту вам одно стихотворение, инспектор Рон. Последние несколько дней мне то и дело вспоминались из него отдельные строчки.
– Ваше стихотворение?
– Не совсем. Скорее подражание «Свету солнечного сада» Макниса. В нем говорится о людях, которые благодарны за то время, которое они провели вместе, хотя и очень короткое.
Он начал читать, не выпуская ее щиколотки из теплой ладони:
Солнца свет горит золотой.
Мы не можем забрать этот день
Из старого сада
И упрятать на память в альбом.
Так вернемся играть в его тень,
Или время не даст нам пощады.
– «Свет солнечного сада», – тихо произнесла Кэтрин.
– Вообще-то главный образ первой строфы пришел мне в голову, когда мы с вами сидели в «Подмосковье». А потом, когда я получил поэму Лю о девушке, исполняющей «Танец верности», особенно после встречи с Вэнь и Лю, появилось еще несколько строк, – объяснил он.
Когда сказано все,
Как отделить
Истину от фантазии?
Что нас больше влечет
И чьи чары сильней –
Танцовщицы или танца?
– Танцовщица и танец… Понимаю, – кивнув, сказала она. – Своим «Танцем верности» Вэнь сотворила для Лю настоящее чудо.
– Стихотворение Макниса посвящено беспомощности людей.
– Да, Макнис – тоже ваш любимый поэт-модернист.
– Откуда вы знаете?
– Я немного изучала ваше прошлое, старший инспектор Чэнь. В одном из последних интервью вы говорили о его печали из-за того, что работа не оставляла ему времени на занятия поэзией, а на самом деле вы сожалели о себе, о том, что не стали поэтом. Люди часто говорят в стихах о том, в чем не смеют признаться окружающим.
– Даже не знаю, что и сказать…
– А вам и не надо ничего говорить, старший инспектор Чэнь. Задание мы выполнили, и через день-два я уеду домой.
Парк обволакивал вечерний туман.
– Если не возражаете, я прочту вам последнюю строфу, – сказал Чэнь.
Печаль уже прошла,
И сердце вновь спокойно.
Прощения не жду,
Но рад и благодарен
За то, что был с тобой
Я в солнечном саду.
Кэтрин поняла, почему он выбрал именно эти стихи.
В них говорилось не только о Вэнь и Лю.
Они долго молча сидели там, заходящее солнце освещало их силуэты на фоне сада, но она не испытывала грусти, она знала, что этот вечер навсегда запечатлеется в ее памяти, и была благодарна за него Чэню и судьбе.
Вечерняя панорама разворачивалась перед ними наподобие свитка со старинным китайским пейзажем: все то же и вместе с тем с каждым мгновением чуть изменившиеся очертания далеких гор на горизонте, смягченные легким туманом.
Вечный поэтический сад, так же поскрипывал мостик во времена династии Мин, так же заходило солнце в эпоху Цин.
Сотни лет назад.
Сотни лет спустя.
Было так тихо, что они слышали, как лопаются пузырьки воздуха на зеленой поверхности воды.
Поезд прибыл на вокзал Фучжоу точно по расписанию, в половине двенадцатого дня.
На вокзале царила обычная суета: кто-то ожидал своего поезда, кто-то махал рукой вслед только что отошедшему, кто-то бежал рядом с вагоном, в стороне несколько человек держали в руках таблички с именами прибывающих пассажиров. Но среди них не было встречающих из полиции Фуцзяни.
Чэнь ничего не сказал Кэтрин; некоторую небрежность местных полицейских он мог понять, но только не в данном случае. На душе у него стало тревожно.
– Подождем здесь, – предложила Кэтрин. – Наверное, они опаздывают.
Вэнь стояла молча, с бесстрастным лицом, как будто возвращение в этот город ничего для нее не значило. За время поездки в поезде она почти не разговаривала.
– Нет, у нас слишком мало времени, – не желая признаваться в своих опасениях, сказал Чэнь. – Лучше я возьму машину напрокат.
– А вы знаете, куда ехать?
– Следователь Юй набросал для меня план местности с дорогой. Подождите меня здесь.
Когда он вернулся в фургоне «дачжун», на платформе оставались только Кэтрин и Вэнь.
Он пригласил Вэнь в машину:
– Садитесь рядом со мной впереди. Будете указывать дорогу.
– Постараюсь, – впервые заговорила с ним Вэнь. – Простите, что причиняю вам столько забот.
Устраиваясь на заднем сиденье, Кэтрин постаралась ее успокоить:
– Ничего страшного, не вы в этом виноваты.
Руководствуясь картой и подсказками Вэнь, Чэнь нашел нужную дорогу.
– Сейчас карта служит целям, о которых Юй и не думал.
– Я только один раз говорила со следователем Юем по телефону, – сказала Кэтрин. – Мне не терпится с ним познакомиться.
– К сожалению, в данный момент его самолет, наверное, уже подлетает к Шанхаю, так что увидитесь с ним там. Юй и его жена Пэйцинь – замечательные люди. Пэйцинь к тому же изумительно готовит.
– Не сомневаюсь, что это так, раз ее хвалит такой гурман, как вы.
– Обязательно пойдем к ним в гости, там уж вы отведаете настоящую китайскую еду. А у меня дома полный кавардак.
– Буду с нетерпением ожидать такой возможности.
Они предпочитали не говорить о делах в присутствии Вэнь, которая словно окаменела, сложив руки на животе.
Поездка была долгой. Чэнь только раз остановил машину на деревенском рынке, где купил пакет плодов личи.
– Очень питательный фрукт. Теперь у вас в крупных городах тоже можно купить личи. Их доставляют самолетом, – сказал он, – хотя они не такие вкусные, как в деревне.
– И правда вкусно! – Кэтрин надкусила сочную мякоть личи.
– Главное, свежие! – сказал Чэнь, очищая один фрукт для себя.
Не успели они съесть фрукты, как показалась деревня Чанлэ. Впервые Вэнь ожила, она потерла глаза, как будто в них попала пыль.
Автомобиль въехал на узкую улочку.
– Вам долго собираться, Вэнь? – спросил он.
– Нет, вещей немного.
– Тогда давайте остановимся здесь.
Они вышли из машины, и Вэнь повела их к своему дому.
Время приближалось к часу дня. Большинство крестьян разошлись по домам, чтобы поесть. Около огромной лужи копошились в грязи белые гуси и, угрожающе вытянув длинные шеи, зашипели на чужаков. Женщина с плетеной сумкой на плече, как видно, узнала Вэнь, но поспешила уйти, завидев шедших за ней незнакомых людей. Дом Вэнь находился в тупике, рядом с развалившимся пустым сараем. Чэню он показался довольно большим. Перед домом был внутренний дворик, за ним – еще один на покатом спуске к ручью, заросшем кустарником. Но потрескавшиеся стены с облупившейся краской и забитые досками окна придавали дому угрюмый, заброшенный вид.
