— Мое! Меня убьют и разрубят на куски! На Мигунова сейчас такой спрос, что если я не выполню задание...
Воронов поморщился, пропустил Курляндскую в кабинет и закрыл дверь.
— Что вы от меня хотите? — устало произнес он. Мысли были далеко отсюда. В центре розыгрыша лотерей, на передаче «Как стать миллионером» или в шоу «Десять миллионов»... Но как туда попасть? К тому же ему всегда не везет...
— Мой радиорепортаж — это ерунда! — тараторила Курляндская. — Я договорилась с зав корпунктом «Ньюсуик»! Она согласовала вопрос с Центральным офисом: восемь тысяч долларов за две тысячи знаков! Это очень хороший гонорар! Маргарита обещала еще купить мне бутылку «Кристалла»! А гонорар мы поделим с вами пополам...
— Какая еще Маргарита? — буркнул Воронов. Мысли его хотя и были далеко, но начинали возвращаться.
— Маргарита и возглавляет корпункт «Ньюсуик». Красивая, элегантная женщина, но это только видимость... Чудовище, а не человек! Она лично потрошит журналистов! Помните нож доктора Ганибала Лектора? Таким ножом и потрошит. А вначале включает какой- нибудь музон на всю катушку.... Если я не выполню обещания, она поставит мое чучело в своем московском кабинете! '
Воронов смотрел на нее и думал, что, случись все это неделей раньше, нет, даже вчера, он бы не стал разговаривать с этой фифой. Уже давно выставил бы ее за дверь и занимался своими делами. Или просто не впустил. Или самолично изготовил из нее чучело, не доверяя это дело какой-то Маргарите. Но за последние сутки многое изменилось. Очень многое. Он не думал об этом, но сейчас, в эту именно секунду, вдруг понял.
— Вы сказали: восемь тысяч долларов?
Лицо Курляндской от уха до уха прорезала плотоядная улыбка.
— Да. Половина - ваша. К тому же мы с вами вдвоем разопьем бутылку самого модного шампанского в мире!
— Я не пью шампанского. И вы не интересуете меня как собутыльник...
— Готова выступить в любом качестве...
— У вас есть с собой диктофон? — спросил следователь.
— Спрашивать об этом журналиста то же самое, что спросить, есть ли на нем, простите, трусы! — Курляндская достала из сумочки крохотный серебристый «Сони», помахала им в воздухе.
Воронов усмехнулся, про себя подумав, что насчет диктофона он как раз-таки не сомневался.
— Он выключен?
— Конечно! - сказала она.
— Дайте его мне.
Воронов взял диктофон, проверил. Выключен. Спрятал его в ящик стола. Он был опытен и не хотел лишних неприятностей.
— Другие записывающие устройства имеются?
— Ну... Телефон. Вот. А что? Боитесь, что я...
— Выключите его и положите на стол, пожалуйста.
Телефон он убрал в тот же ящик.
— Хотите, чтобы я записывала от руки? Любой каприз, Виталий Дмитриевич! Еще какие-нибудь пожелания? Могу станцевать, могу раздеться и интервьюировать вас в красном белье! Могу после каждого вашего ответа кричать в окно, что я люблю вас! Пожелайте только чего-нибудь!
— Хорошо. Слушайте меня внимательно, - сказал Воронов. - Я дам вам информацию, которую вы хотите. Кратко или развернуто, как угодно. Но не в виде интервью. Просто голая информация. Мое имя, моя должность не должны предаваться огласке. Как это у вас принято: «неназванный источник в правоохранительных органах сообщил, что...» Что-то в этом роде. Это мое первое пожелание.
Курляндская посмотрела в потолок, подумала.
— Годится!— сказала она.
— Второе. Говорить будем не здесь. В час у нас перерыв, ждите меня в кафе «Эдем», это в трех кварталах отсюда, в сторону автовокзала. Заходите со двора в банкетный зал, я предупрежу кого надо...
Воронов задумался. Он чувствовал себя преступником.
— Как вы уже догадались, никаких записывающих устройств. Я должен прочесть то, что получится — это обязательное условие.
Она картинно расставила руки:
— О чем речь!
— И третье. — Воронов кашлянул. — Деньги я хочу получить в течение недели. Это тоже обязательное условие...
— Да хоть завтра! — воскликнула Курляндская. — Да хоть сегодня вечером!
Воронов почувствовал, что у него стало мокро под мышками.
— Хорошо, — сказал он. — Значит, до обеда.
И опять кашлянул. Ему вдруг показалось, что возвращается та дикая сопливая простуда, которая мучила его на прошлой неделе...
Первое, что он сделал, войдя в «Эдем», — заказал рюмку водки. Пожалуй, это был первый случай в его практике, когда он выпивал в рабочее время. Впрочем, зарабатывал деньги таким образом он тоже впервые в жизни.
* * *
г. Заозерск. Кафе «Эдем»
— Блинов — сантехник, сексуальный маньяк-убийца. Они постоянно ссорились, Блинов ему угрожал, провоцировал...
Деревянные стены с распяленной медвежьей шкурой, тяжелые деревянные столы и лавки. Воронов ел пельмени с медвежатиной и одновременно говорил. Женя, не притронувшись к кофе, быстро писала. Почерк оказался неприличным - как и все у Курляндской. В начале предложения буквы еще как-то пытаются сохранить осанку, дистанцию и четкость, но потом просто валятся друг на друга, укладываются влежку и сливаются в одну дрожащую линию, напоминающую энцефалограмму коматозника.
— ...Но Мигунов оказался проворней, он все же бывший офицер, полковник, и он задушил нападающего...
Воронов не представлял, как она будет потом разбирать свои каракули. К счастью, его это нисколько не заботило — да и ее, судя по всему, тоже... В час сорок он напомнил, что время подходит к концу - в три у него очная ставка.
— Никаких проблем, — сказала Курляндская. - Главное я записала, а остальное запомнила. И мы прямо сейчас с вами рассчитаемся...
— Мы? Кто «мы»? — насторожился следователь.
В этот момент из общего зала в кабинет для VIP- персон вошла стройная брюнетка лет тридцати пяти с быстрыми внимательными глазами. Легкий, не по сезону, серебристый плащик с приподнятым воротником, черный, в редкий белый горошек шарф, изящные черные ботиночки на высокой «шпильке», тонкие колготки телесного цвета, - выглядела она очень элегантно. Красивая черная сумка через плечо, в руках — квадратный предмет в оберточной бумаге.
— Здравствуйте, Виталий Дмитриевич.
— Простите... — следователь вопросительно посмотрел на Курляндскую, затем на нежданную гостью.
— Познакомьтесь, Виталий Дмитриевич, это Маргарита — заказчик материала! - Курляндская улыбнулась с самым невинным видом.
— Мардж Коул, - сказала брюнетка, протягивая руку. — Можете звать меня на русский манер - Маргарита, Рита. Или Марго. Как вам удобнее.
Черт, да она еще иностранка! Лицо Воронова напряглось и застыло.
— По-моему, мы так не договаривались. У нас частная встреча, а не собрание трудового коллектива, - сказал он и поднялся, собираясь уйти. - При посторонних я говорить отказываюсь.
— Я не посторонняя, - произнесла Маргарита Коул.
Мало того, что она говорила без малейшего акцента.
Тембр голоса, манера держаться, большие карие глаза излучали спокойную уверенность в том, что все обстоит именно так, как она говорит. Что она и в самом деле не посторонняя, а в ее появлении здесь нет ничего предосудительного или способного внушить какие-то опасения разумному, не подверженному беспочвенной панике человеку.
— Маргарита привезла ваши деньги, Виталий Дмитриевич, — заметила Курляндская, помешивая остывший кофе. — Вы же сказали, что это срочно.
Воронов остановился, бросил изучающий взгляд.
Правильные черты лица. Холодные умные глаза. Царственные манеры. Располагающая аура. В лице нет ничего яркого и броского, но, несомненно, это красивая женщина. Не «смазливая», не «симпатичная». Именно красивая, причем знающая себе цену. И это не Женя Курляндская, это совсем другой уровень.
— Не надо меня бояться, — она потрясла неловко вытянутой рукой.
Воронов с Запозданием пожал узкую теплую кисть, выдавил:
— Воронов. Виталий Дмитриевич... Извините...
— На самом деле Мигунов — это моя тема, — сказала Маргарита, усаживаясь за столик. — Я занимаюсь им с 2002 года, когда его только начинали судить...
— Закажете что-нибудь? - к ней подскочил официант, учтиво склонил голову.
Она отрицательно покачала головой, и тот испарился с легким поклоном. Воронов невольно отметил, что даже ему никто в «Эдеме» таких знаков внимания не оказывал.
— Но я хотела, чтобы этот материал сделала именно Женя. Мне показалось, она скорее найдет к вам подход. И, видите, не ошиблась.
Женя слегка подвигала бровями, изображая приступ скромности.
— Здесь нет ни грамма корысти или самомнения, поверьте, - продолжала Маргарита. — Мне нет нужды в громких материалах под моей фамилией. Главное — судьба моего героя. Судьба Мигунова.
— И вы специально прилетели сюда из Москвы?
Она улыбнулась. И улыбка оказалась располагающей и дружеской.
