закрутила? Кран сорвало. Хорошо, что соседей еще залить не успели…
Только сейчас Вовка заметила, что брюки у мамы в мокрых пятнах, как будто мама собирала воду, ползая на коленях. Наверное, так и было… А Лида – кто такая Лида?.. Мамина подружка? Да и ну ее!..
– У нас в спальне все перевернуто, – продолжала мама. – Шкаф, комод, тумбочки… Наизнанку все! Ты зачем там копалась?
Вовка так и стояла на пороге, сжимая свой рюкзачок, заляпанный глиной с Краснокумской трассы, и глупо улыбалась.
– А видеокамера почему сорвана? Нет, ну серьезно, Владислава, это уже просто не смешно. Оставь тебя на пару дней одну…
Тут Вовка перестала улыбаться и открыла рот.
– На пару дней? Вы издеваетесь?..
Из зала выглянул папа: он тоже еще не успел переодеться в домашнее, но хотя бы пиджак скинул. Рубашка у него была мокрой и помятой. А вот лицо – чисто выбритое, как и полагается.
– А, Вован пришла, ну заходи, – махнул он добродушно. – Беспорядочек ты, конечно, знатный учинила…
– Беспорядочек? – воскликнула мама. – Я поверить не могу, что за неделю можно вот так вот упахать двухкомнатную квартиру! Хорошо хоть не сожгла!
Вовку передернуло.
– Да ладно тебе, мать, не кипишуй, – улыбнулся папа. – Ну, дочь, иди-ка, обними папку.
И Вовка бросилась ему в объятия. А потом и на маме повисла, как будто целый год не видела.
– Ну ты чего? – удивилась мама.
– И правда, – хохотнул папа. – Обнимашки же не про тебя.
Вовка мотнула было головой, а потом снова посерьезнела.
– Вы где были?
– Как это где? – удивилась мама. – Мы же с тобой по телефону разговаривали еще в воскресенье.
– Ты сама сказала, все норм, выживешь еще пару-тройку деньков одна, – добавил папа, распуская галстук. – Мы такой контрактище отхватили, Вовк, ты себе не представляешь! Наладим все, пойдут дела в гору…
– То есть вы мне звонили? – уточнила Вовка.
– Ну конечно. В воскресенье. И потом еще. Хотя, честно говоря, процент пропущенных зашкаливает, – качнула головой мама. – Ты где телефон-то носишь?
Вовка вдруг ухмыльнулась от уха до уха:
– А нет у меня больше телефона. Он мне не нужен.
* * *
– А, ну ясно все, я понял.
Федя шлепнулся на скамейку и закинул руки за спинку. От пруда веяло прохладой, но Лёля все равно обмахивалась пластиковым веером из дешевого сувенирного и дула себе под челку.
– Чего тебе там ясно? – спросила она, присаживаясь рядом.
Вовка садиться не стала, только сложила руки на груди и рассматривала друзей. Вот они какие: настоящие, без всяких там иллюзий…
В том, что на поезде с ней никого не было, Вовка убедилась быстро. События до – и странную телевизионную передачу, и мальчишку с камнем, и все Вовкины опасения – и Федя, и Лёля помнили прекрасно, а на рассказ про то, что дальше, – только делали круглые глаза. Даже обидно стало: она ведь им уже все объяснила, все рассказала, и вот теперь – сначала. Поэтому Вовка обошлась сокращенной версией, опустив максимально неправдоподобные детали и поцелуи. Впрочем, Федя смотрел на Вовку все так же внимательно, и она невольно задумалась: а может, таки выпить с ним кофе?
– Я знаю, как это делается, – сказал наконец Федя, щурясь на солнце. – Звонишь человеку, ничего не говоришь. Записываешь его голос, и все: у тебя есть образец. Дальше можно насадить его на что хочешь. Робот тебе синтезирует речь так, что будто ты говоришь – родная мать не заметит.
– Вот и не заметила… – изумилась Вовка. – И правда такая технология есть?
Федя кивнул:
– Ну. Никакой мистики. Так что поосторожнее с неизвестными номерами. Мало ли. А то окажется, что ты уже какой-нибудь кредит взяла.
– Да бред, – фыркнула Лёля, не переставая махать веером. – Какой кредит ты по телефону возьмешь? Надо же паспорт, документы…
– Ты про голосовые менюшки не слышала?
Федя с Лёлей начали пререкаться, а Вовка кусала себе губу.
Значит, Джинн и с Петром Михалычем так сделал, а тот Вовке звонить и не думал. А сколько раз с ней вот так вот разговаривали родители? О чем Джинн там им наговорил? Он, наверное, знал о Вовке из ее дневника столько, что сыграть свою роль ему не составило никакого труда. Ну конечно! Впрочем, и это уже было неважно.
Вовка удалила дневник еще накануне, когда мама выпила свое успокоительное, а папа сбегал в кондитерскую за эклерами. Поздним вечером они пили чай на кухоньке, а Яшка разочарованно взирал на них с хлебницы. Его побег и правда оказался только проделками Джинна.
Потом Вовка удалила свой Инстаграм. Ей нравилось делиться фотографиями, но в конце концов она решила, что демонстрировать свою жизнь в Сети она больше не хочет. Поэтому же Вовка продала-таки свою зеркалку и купила на эти деньги старенький, винтажный уже пленочный фотоаппарат: будет печатать снимки и вкладывать их в альбом, а если кто захочет посмотреть – пусть приходит в гости и смотрит вживую.
А дальше она без колебаний удалила и «Вайбер», и «Ватсап». Удалила и бесполезный аккаунт в «Фейсбуке», и свой «безопасный», полуфейковый аккаунт на сайте «ВКонтакте». Огнеслава Анимподистовна перестала существовать, а Вовка еще долго удивлялась: почему ее преследуют эти «Славы» и нельзя ли было придумать имя попроще?
Сначала Вовке хотелось написать Илье, как-нибудь извиниться за беспокойство. Непрочитанных от него хранилось столько, что Вовка даже удивилась: неужели она и правда ему так понравилась? Но потом, разглядывая его аватарку с этой его фирменной косой улыбочкой, Вовка передумала. Скорее всего, интерес Ильи она просто навоображала, но самое главное – что-то внутри нее перегорело, а чужие слова, сказанные Ильей на заброшенном комбинате, так и звенели в ушах. Может, настоящий Илья ничего такого и не думал. Может, он и вправду считал ее симпатичной, несмотря ни на что, и умной, и талантливой – да какая разница, за что, главное, что девчонка нравится! Но у Вовки как отрезало. Больше не перехватывало дух, не занималось восторженно сердце. Вовка вдруг поняла, что Илья для нее так и останется «первым красавчиком школы» и она просто не сможет переписать этот недостижимый образ. Она всегда с ним будет чувствовать себя не в своей тарелке. А еще она навсегда запомнит Джинна в обличье Ильи и каждый раз при взгляде на это лицо будет вздрагивать и искать, лихорадочно искать следы той страшной, чужой усмешки…
Так что Вовка решила ему ничего не писать. Просто удалила страничку. Она даже не могла написать ему эсэмэску. Телефон она твердо решила не восстанавливать.
– Как так? – бушевала мама. – В двадцать первом веке… Да это просто-напросто небезопасно!
– Оставь ты ее. – Папа клал ладонь на мамино плечо, и она успокаивалась. – Взрослая девица, сама разберется.
– А как мы с тобой по два часа болтать будем? – ныла Лёля. – Это нечестно!
– А ты к ней в гости приходи, делов-то, – веселился Федя. – Или лучше пусть Вовка к нам.
Оказалось, что на Маслищенко какие-то неприятности
