В следующую минуту глаза и рот Мэгги широко раскрылись. Ури, замолчав, также вперил пораженный взгляд в экран адвокатского компьютера. Шимон Гутман достал откуда-то — никто из них не видел, откуда именно, — небольшую глиняную табличку и чуть придвинул ее к объективу видеокамеры. При этом у самого Шимона на лбу заблестели невесть откуда взявшиеся бисеринки пота.
— «Я не дам тебе возможности увидеть, что здесь написано, Ури. Бог его знает, в чьи руки может попасть эта запись. Думаешь, я параноик? Возможно. А скорее всего нет. Пойми, сын, многие люди готовы будут пуститься во все тяжкие, чтобы прочитать этот текст и заполучить себе саму табличку».
— Он прав, — шепнула Мэгги.
— «Ты, конечно, захочешь задать мне очевиднейший вопрос: с чего я взял, что табличка подлинная? Не буду утомлять тебя техническими подробностями, рассказывать о том, как я устанавливал возраст и происхождение глины, сверял язык и стилистику, особенности печати и прочее. Скажу лишь, что все это со всей определенностью говорит мне: табличка взялась из той эпохи и из тех мест, где жил Авраам. И клянусь тебе как ученый: ни один уважаемый эксперт не усомнится в подлинности таблички. И еще одно немаловажное обстоятельство, которое говорит в пользу моей версии. Никто не пытался всучить мне эту табличку, никто не был заинтересован в том, чтобы я увидел и распознал ее. Я наткнулся на завещание Авраама совершенно случайно, прогуливаясь по арабскому базару в Старом городе. Обрати внимание, никто меня туда не гнал, ни о каких встречах я ни с кем не договаривался и в ту лавку заглянул в самый последний момент, когда уже хотел уходить. У меня не было никакого плана, Ури…
…Теперь ты спросишь — откуда могла взяться эта табличка в жалкой лавке? Не знаю. Не знаю, кто именно принес ее туда, но мне совершенно ясно, что она из Ирака. Либо ее выкопали прямо из земли, либо украли из коллекции или даже из Национального музея. Знал ли ее прежний владелец о том, чем владеет, — неизвестно. И мы никогда этого уже не узнаем. Если предположить, что она хранилась в фондах Национального музея Багдада, все становится еще интереснее. Она никогда не экспонировалась. Почему? Затерялась среди прочих, и на нее никто не обращал внимания? Или багдадские ученые знали, что у них в руках, и намеренно прятали это сокровище?.. В любом случае ясно лишь то, что она из Ирака. Кстати, именно на территории этой страны некогда располагался легендарный город Ур, в котором родился Авраам… — Шимон вдруг усмехнулся. — Впрочем, почему я говорю об Уре в прошедшем времени? Он и сейчас стоит… Итак, Ури, главное — табличка подлинная и текст, начертанный на ней, тоже подлинный. Этим текстом Авраам подводит итог всей своей жизни. Нам известно, что он скончался в удивительно преклонном возрасте — ста семидесяти пяти лет — в Хевроне. Оба его сына — Исаак и Измаил — находились рядом с отцом, когда тот составлял это завещание. Вполне логичная гипотеза, ведь Тора свидетельствует о том, что именно сыновья похоронили Авраама. Этим завещанием отец хотел положить конец распрям между своими детьми, возникшим из-за наследства. Мы знаем из священных текстов, что Авраам завещал Израиль младшему сыну Исааку и через него — евреям. Знаю, отлично знаю, Ури, что ты и твои друзья из лагеря левых всегда были не согласны с этим. Но ты возьми Писание и открой его. Скажем, Бытие, пятидесятую главу, стих двадцать третий: „И сказал Иосиф братьям своим: я умираю, но Бог посетит вас и выведет вас из земли сей в землю, о которой клялся Аврааму, Исааку и Иакову“. Или возьми, к примеру, Исход, главу тридцать третью, стих первый: „И сказал Господь Моисею: пойди, иди отсюда ты и народ, который ты вывел из земли Египетской, в землю, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: потомству твоему дам ее!“ Или из Второзакония, главы тридцать первой, стиха двадцать третьего: „И заповедал Господь Иисусу, сыну Навину, и сказал ему: будь тверд и мужествен, ибо ты введешь сынов Израилевых в землю, о которой Я клялся им, и Я сам буду с тобою“. Все эти строчки свидетельствуют в пользу версии, согласно которой Господь заповедал всю землю Израилеву евреям, не так ли, Ури?..
…Но Иерусалим — отдельная песня. Именно он и стал причиной усобицы между детьми Авраамовыми, и кстати, по сию пору является яблоком раздора для народов, ими порожденных. В тексте Иерусалим, разумеется, не упоминается. Когда составлялось завещание, его еще не было. Но из контекста четко видно, что именно это место не поделили между собой Исаак и Измаил. И отец решил разрешить их спор до того, как навечно сомкнет веки. Он, очевидно, пригласил в Хеврон нотариуса… этакого адвоката тех далеких времен… и постановил ему составить завещание. Чтобы раз и навсегда положить конец всем ссорам.
В тексте своего послания старик Авраам говорит лишь о горе Мории. Он не рассказывает в подробностях о сути спора, полагая его очевидным для себя и для тех, кто собрался тогда у его смертного одра. Ури, ты только вообрази себе, какие страсти бурлили в этом семействе! Ведь гора Мория — совершенно особенное место. Именно там, по Писанию, Авраам был готов принести в жертву Исаака. И все завещание сводится к тому, что Авраам окончательно решает, кто будет наследовать эту гору…
Дорогой сын мой, тебе не надо объяснять всю значимость сделанного открытия. Ты сам не хуже моего знаешь, что творится сейчас в нашей стране. И ты отлично знаешь, кто и как всегда оспаривал эту землю друг у друга. Завещание Авраама обладает абсолютной силой и авторитетом. С ним не поспоришь. Если выяснится, что он отдал эту землю евреям, то как можно будет после этого помыслить о добровольном компромиссе с арабами? В нарушение завета Авраамова? А если выяснится другое? Тебе известно, что наши заклятые враги — ХАМАС — исключительно религиозны. Для них слово Авраама такой же закон, как и для евреев. И если они узнают, что старик завещал Харам аль-Шариф наследникам Измаила, им больше не о чем будет говорить с нами, евреями. А если в завещании, напротив, обнаружатся неутешительные для них вести, как они себя поведут, эти правоверные мусульмане?..
…К чему я все это говорю… А к тому, что слишком многие будут заинтересованы в том, чтобы ни при каких обстоятельствах не предавать завещание Авраама гласности. Это накладывает на меня огромную ответственность. Очень важно, пойми, жизненно необходимо, распорядиться этим сокровищем правильно. Сегодня вечером я попытаюсь встретиться и поговорить с нашим премьером. Но если вдруг со мной что-нибудь случится — не дай Бог, конечно, — вся ответственность за дальнейшую судьбу моего открытия падет на твои плечи, Ури…»
При этих словах Мэгги ободряюще коснулась рукой плеча Гутмана-младшего.
— «Как видишь, я не раскрываю вслух содержание завещания. Я не хочу рисковать. Как я уже говорил, нельзя исключать того, что даже сама запись эта попадет не в те руки. Но если со мной случится беда, моя миссия станет твоей миссией. Табличку я спрятал. В надежном месте, о существовании которого, помимо меня, знают еще лишь двое — ты и мой брат…
Мы с тобой часто ругались и вообще плохо ладили в последние годы, сынок. Но забудь про все это! Лучше вспомни старые добрые времена и ту поездку, которую я тебе устроил на бар-мицвах. Помнишь, Ури? Вспомни…
Поиск стоит начать с Женевы. Но не с того города, о котором слышал каждый школьник. Я имею в виду другое, более современное место, где каждый может быть тем, кем захочет. И когда будешь там, хорошенько вспомни ту нашу поездку…
Ури! Если я уйду из этой жизни, ты найдешь меня в другой. Она есть. Удачи, сын!»
Экран погас. Давид Розен переступил затекшими ногами. Он был потрясен увиденным и услышанным. Как и Мэгги. Что до Ури, то тот пребывал… в бешенстве!
Он изо всех сил лупил по клавиатуре, пытаясь отыскать на отцовском диске что-нибудь еще. Но ничего больше на нем не было.
— Не может быть… Не может быть… — будто в бреду бормотал он.
Вновь включив запись, он перемотал на самый конец и вновь убедился в том, что после слов «Удачи, сын!» все заканчивается.
— Господи! — воскликнул он, и в голосе его были ярость и мука. — Поверить не могу! Но как это похоже… Как это похоже на него, будь он трижды проклят!
— Ури, о чем ты? — осторожно подал голос Розен.
— Я?! Я вот об этом! Об этом, черт возьми! Давайте теперь, друзья, похлопаем! Он, наверно, ждал от нас этого, старый клоун! Мало ему того, что он сам лишился жизни! Мало ему того, что из-за него убили мать и теперь могут убить еще бог знает сколько людей, включая меня, его сына! И что же? Он открыл нам свой секрет? Черта с два! Он все никак не наиграется! Даже после смерти! Псих!
— Ури… — Мэгги пыталась говорить максимально спокойно и рассудительно. — Но разве он не намекнул нам? Ты помнишь, что он сказал про Женеву?
— Да не слушайте вы его, ради всего святого! Какая, к чертовой матери, Женева?! Во всей этой галиматье нет ни одного слова правды!
