Забросив главбухам документы, Брехунец поехал на Киевский вокзал, за полчаса до отправления купил два билета в СВ — поезда на Украину ходили полупустыми, не курортный же сезон, — при посадке сразу отдал их проводнице, расплатился за белье и попросил, чтобы его не беспокоили. А сам запер свое купе железнодорожным ключом-трехгранкой и вышел через соседний вагон, смешавшись с провожающими.
«Волгу», на которой он отъездил пять лет, Брехунец без сожаления бросил у вокзала. Через час Москву покинул свеженький «СААБ» с транзитными номерами. Гаишник, тормознувший иномарку в надежде получить на лапу, долго мытарил водителя с незапоминающейся отыменной фамилией. В конце концов он потребовал у него паспорт, посмотрел на штамп с пропиской и с подозрением сказал:
— Что же это вы, гражданин, живете в Петербурге, а шведскую машину приехали покупать в Москву? Из Питера-то до Швеции поближе, и машины ихние у вас, наверное, подешевле.
— Я не специально за машиной приехал. Я в Москве работал на совместном предприятии. Трудовую книжку показать? — нахально ответил бывший Брехунец. На лапу гаишнику он так и не дал.
Серпастый, молоткастый паспорт винницкого учителя валялся на помойке. Утром на него наткнулся шаривший по мусорным ящикам бомж, раскрыл обложку и разочарованно сплюнул: сожженные аккумуляторной кислотой странички высыпались бурыми хлопьями.
А в Петербурге стало одним миллионером больше.
Из-за своих кровавых дел она целый день провалялась в постели. Зато прочитала все, что было наработано командой отца: и листовки, и, вскрыв отцовский компьютер (пароль «малюська») — досье конкурентов, и анкеты «За кого вы собираетесь голосовать?». Анкетирование проводили каждый день — конечно, не по всему полумиллионному городу. И каждый день все меньше народу собиралось голосовать за кандидата, на которого команда работала — полковника милиции Красина.
Основной конкурент полковника на выборах, бизнесмен из криминальных авторитетов Антошенко, просто задавил его деньгами.
Антошенко владел молодежным центром с дискотекой «Лимпопо» и свою выборную кампанию начал с того, что бесплатно раздал там грузовик пива. Каждый тюменский пэтэушник знал, что в «Лимпопо» продают наркотики, но милиции удавалось взять только мелких торговцев. Репутация удачливого уголовника тоже добавляла Антошенко популярности в известных кругах.
Наконец, с его именем связывали аферы с соцстраховскими деньгами, которые перегонялись в коммерческие банки и бесследно исчезали. Антошенко выписал из Москвы эстрадных звезд, устроил благотворительный концерт для ветеранов и раздал всем по бутылке водки и палке колбасы. Вопрос об украденных соцстраховских деньгах был как бы снят, пенсионеры в своих анкетах подчеркивали фамилию Антошенко двумя чертами.
Красин, возглавлявший местный РУОП, трижды задерживал Антошенко, и его трижды отмазывали адвокаты. После третьей попытки у Красина загорелась дача, причем именно в тот момент, когда Антошенко улетал в Португалию поправлять здоровье, пошатнувшееся в красинских застенках. Очень может быть, что команду поджигателям отдал сам Антошенко по мобильнику. А уж того, что он любовался пожаром с борта взлетающего самолета, Антошенко и не скрывал.
Об их противостоянии, перешедшем в личную вражду, тоже знала вся Тюмень. Здешние финансовые воротилы под нажимом губернатора дали денег на выборную кампанию Красина. Но, как это часто бывает с благими делами, жмотничали они ужасно; никто не хотел, чтобы в областную Думу прошел Антошенко — и никто не хотел платить за Красина.
Лидия поняла, что не вовремя появилась у отца со своими проблемами.
К вечеру в профессорском люксе собралась та же компания: она, клипмейкер Алексей и этот новый, нахал Валерка. С минуты на минуту ждали отца, чтобы вместе идти в ресторан то ли обедать, то ли ужинать.
По телевизору шли местные новости, неинтересные для Лидии, потому что назывались имена и места, которых она не знала. Лешка с Валеркой, наоборот, высматривали что-то для себя важное, и она хотела было уйти от влипших в экран кавалеров, но тут стали показывать снятый Лешкой рекламный клип Красина.
Под гимн работников правопорядка «Не зови меня с собой» на экране бежали в замедленном темпе, как летели, здоровенные омоновцы. Следующий кадр — заваливают и надевают наручники лицам не той национальности. Потом вдруг во весь экран любимый Лидин Коля Расторгуев из «Любэ» (любимый, потому что Коля): «Глеб Жеглов и Володя Шарапов…» А потом и Жеглов-Высоцкий — «Вор должен сидеть в тюрьме!», и камера наплывает на портрет мужественного человека в камуфляже: «Глеб Жеглов за Красина, мы тоже выбираем Красина!»
Клип кончился, все молчали.
— Ну как? — гордо спросил Лешка.
— Классно! Вор должен сидеть в тюрьме! — За спиной у Лидии стоял будто сошедший с экрана этот Красин, которого выбирает Глеб Жеглов, только одетый не в камуфляж, а в жегловское кожаное пальто. Роста он был неимоверного, лобастая голова маячила под самым потолком и казалась маленькой. Ручку своего кейса Красин держал тремя пальцами — мизинец в нее не поместился. Из-за его плеча выглядывал улыбающийся отец.
— Сергей Константиныч, это дочка моя, Лидия.
Гигант нагнулся со своих высот к Лидиной протянутой руке и неуклюже чмокнул в запястье — как видно, имиджмейкеры его учили, но недоучили. А отец добавил:
— Эксперт-криминалист.
Молодец, папка, умеет продать свою команду!
Красин изумленно крякнул и, раз такое дело, счел необходимым представиться по званию:
— Полковник милиции Красин.
Он был не так бодр, как в клипе. Обычный человек, который целых восемь часов в сутки спит и всего восемь работает, взглянув на черные круги под глазами, сделал бы вывод, что полковник поддает. А, к примеру, Кудинкин сказал бы: «Пашет полкан, сразу видно». От него пахло морозом, дорогим табаком и Колькиным то ли кремом, то ли лосьоном афте шейв. Глаза — как васильки, только поздние васильки, отцветающие.
Красин одарил Лидию улыбкой номенклатурного ловеласа от сохи, открыл кейс и выставил на журнальный столик четыре квадратные бутылки в виде церковок с золочеными луковками-пробками.
— Отведайте сибирской, в дорожку.
— В какую дорожку?! — удивилась Лидия.
— Да мы с Василием Лукичем в Москву, ненадолго, — оглянувшись на отца, туманно пояснил Красин.
Литровые церковки были с этикетками разных цветов: «Сибирская», «Тюменская», «Иртышская» и «Посольцевская».
— Наверное, «Посольская»? — спросила психотехник Лидия. Мужики любят, когда женщина не пилит их за спиртное, а уважительно интересуется.
— «По-соль-цевс-кая», — с энтузиазмом купился на прием Красин. — Наш кандидат один, пищевик Посольцев, делает на своем заводе. И колбасу, и ветчину делает, и муксуна коптит.
— Муксуна — знаю, не оторвешься. Сейчас принесу.
Лидия кинулась в прихожую к холодильнику метать на стол все, что есть. Вышедший следом отец потянул ее за руку в спальню.
— Я устроил ему интервью с Андреем Караваевым. Запишем, и завтра же назад, чтобы прогнать вечером по местному «Телерегион-Сибирь». Остаешься за хозяйку, я тебя введу в курс дела. — Отец достал из портфеля маленький свой кейсик-сейф, раскрыл. Лидия ахнула. Банковские упаковки долларов и «деревянных» лежали плотно.
— Что это?
— «Пока ишшо задаток», — голосом Папанова из «Бриллиантовой руки» сообщил отец, отсчитывая доллары пачками. — Пятнадцать тысяч — нам с собой, Караваеву заплатить, три завтра отдашь в типографию, восемнадцать — доверенным лицам… Тут и наши суточные. Если протолкнем полковника в депутаты, я, пожалуй, смогу выкупить квартиру.
— Квартиру Коля записал на меня! — выпалила Лидия и пожалела: вдруг отцу опять станет плохо?
Отец среагировал холодно:
— Я верну ему деньги!
Лидию зазнобило: вот он, определяющий судьбу разговор — на разрыв, на истерику! И так не вовремя, так неожиданно — ей-то казалось, что отец отмяк…
— Хозяюшка! — закричали из гостиной.
Она вышла из спальни. Валерка с плотоядным видом парил над принесенным из ресторана огромным блюдом с бутербродами, приготовленными по высшему разряду: с муксуном, лимончиком и ложечкой черной икры; с сырокопченым балыком, колечками красного перца, огурчиков и маслин. Для Лидии — бутылка «Лидии» и коробка конфет. Красин до краев наливал гостиничные стаканы. Одним движением выбив пробку, он и Лидии наплескал так же, до краев, и, само собой, пошутил, что Лидия будет пить вино своего имени.
— Лукич, ты где? Давайте стременную! — Красин подал стакан вошедшему отцу. — Ну, за успех.
Мужчины выпили, Лидия отхлебнула, а когда подняла глаза, ей в рот совали сразу два бутерброда — Красин и Валерка, выбрав самые, по их мнению, шикарные, замерли в ожидании, чей бутерброд Лидия откусит первым.
