— Все-таки сбой. Чуда не случилось. Так жаль!
И в этот момент веки пациентки дрогнули и медленно открылись. Взгляд пару мгновений не фокусировался, а потом Светлана посмотрела на склонившегося к ней мужчину и еле слышно прошелестела:
— Вы кто?
— Михаил Исаакович Соркин, ваш врач, — приветливо улыбнулся тот, перейдя на русский язык. — С возвращением, голубушка!
— Куда?
Говорить пока было очень трудно, слова цеплялись за связки, превращая голос в шелест. Да и соображать тоже толком не получалось, если честно.
— В жизнь, — в глазах доктора мелькнула укоризна. — Хотя вы сделали все возможное, чтобы с ней распрощаться. — Повернулся к медсестре, снова перешел на иврит. — Эстер, протокол лечения меняется, я откорректирую. А пока смени капельницу с физраствором.
— Я… Я не понимаю, что вы говорите, — Светлана обвела взглядом палату. — Где я?
— В Израиле. В моей клинике. Ваше состояние, наконец, удалось стабилизировать и теперь мы начинаем подготовку к операции по удалению опухоли.
В Израиле? Операция?! Этого не может быть! Они что, издеваются? Но зачем? Кому это надо? За что?
Светлана попыталась приподняться:
— Ничего не понимаю… Как я здесь оказалась? У меня же не было денег, я не смогла… Никто не помог… Я…
Воздух внезапно кончился, потемнело в глазах, аппаратура немедленно отреагировала тревожным ором.
Доктор кивнул медсестре, та торопливо ввела в катетер на руке пациентки лекарство, дыхание женщины постепенно нормализовалось, аппаратура прекратила орать, и через пару минут Светлана заснула.
Соркин занялся внесением корректив в медкарту, Эстер с восхищением наблюдала за ним, потом не выдержала:
— Вы все-таки гений! Эту русскую привезли сюда практически безнадежной — обморожение ног, воспаление легких, я вообще не понимаю, как тому человеку удалось ее быстро доставить из России сюда, к нам! Да еще в таком ужасном состоянии, она же нетранспортабельна была!
— Частный самолет с реанимационным оборудованием и бригадой врачей.
— Это ведь сумасшедшие деньги!
— Очевидно, наша пациентка очень дорога господину Агеластосу. Кстати, надо ему позвонить, обрадовать. — Доктор закончил вносить коррективы, проверил написанное, удовлетворенно кивнул и протянул планшет медсестре: — Ваша очередь, Эстер. Просмотрите назначения, подготовьте препараты.
* * *
Это было…
Алекс до сих пор не мог подобрать правильного определения своего состояния в тот день. Да он вообще, если честно, плохо помнил себя с момента, как осознал, почувствовал — сегодня он может потерять Лану навсегда. И не так, как в прошлый раз. Безвозвратно. И обратный отсчет уже пошел.
Он сразу поехал к ней домой, опасаясь того, что увидит. И все же надеясь, что успел.
Вскрыть квартиру отмычкой большого труда не составило, замки могли стать помехой только забывшим ключи хозяевам. А вот войти сразу Алекс не смог, задержался у порога на пару мгновений.
Приглушенная возня за соседней дверью — то ли кто-то собирался уходить, то ли просто подсматривал в дверной глазок — напомнила, что он не трепетная нимфа и повидал в своей жизни всякого. Так что хватит топтаться у порога чужой квартиры, вцепившись в хвост пытающейся сбежать надежде. Если Лана еще жива, твое промедление может оказаться фатальным. Ну а если…
Отфутболив неправильное «если» подальше, Алекс вошел и бесшумно закрыл за собой дверь. Позвал негромко:
— Лана!
Квартира угрюмо молчала.
Ну а как иначе, если в ней никого не было? И даже холодильник выключен. Кем или чем ей отвечать?
Алекс еще раз обошел квартиру, внимательнее присматриваясь к мелочам. Ну же, Олененок, ты должна была оставить хоть какую-то подсказку! Что ты задумала, где тебя искать?!
Алекс вздрогнул от негромкой трели смартфона, донесшейся из прихожей, поспешил на призыв и мысленно чертыхнулся — фиговый из тебя секьюрити, Агеластос, как ты умудрился не заметить лежащий на виду смартфон?
Трели не прекращались — звонивший был настойчив. Вернее, звонившая — с дисплея улыбалась Снежана. Алекс и сам не мог объяснить, почему он решил ответить на не имеющий к нему отношения звонок. Интуиция? Надежда? Отчаяние?
Но он ответил. Вернее, нажал на зеленый значок и сначала молча слушал взволнованный голос Снежаны:
— Мамочка? Наконец-то! Почему не отвечала, я тут с ума схожу! Твои слова в нашем последнем разговоре…
— Что она сказала? — напрягся Алекс.
— Кто это?! — вскрикнула Снежана. — Где мама? С ней все в порядке?
— Не знаю, Светланы дома нет, телефон и ключи она оставила в прихожей.
— Кто вы такой?!
— Друг твоей матери. Снежана, что она сказала, что тебя испугало?
Наверное, девушка и сама была на грани отчаяния, потому что расспрашивать собеседника дальше она не стала, ей надо было с кем-то разделить свою тревогу. Всхлипнула в трубку:
— Она сказала «прощай, все у тебя будет хорошо». И все. И больше на звонки не отвечала.
— Как давно это было?
— Не знаю. Мне показалось, что давно, но просто…
— Понял. Проверю по журналу звонков. А сейчас сосредоточься и подумай — куда могла пойти Лана в минуту отчаяния?
— Отчаяния? Вы… вы думаете, мама… А я… Из-за меня, все из-за меня! — Снежана явно была на грани срыва.
— Вы оба хороши, и ты, и отец твой. И сволочь этот, Иннокентий, — имя сволочи Алекс выговорил с трудом, акцент стал более явным.
Церемониться с девчонкой было некогда, ее следовало встряхнуть. Если пожалеть — рассопливится еще сильнее. А вот если разозлить — может и сработать. И Алекс продолжил жестко вколачивать гвозди обвинения:
— Ты предала мать ради квартиры, ради сытой жизни. Продала, по сути. Так же, как недавно продала сестру. Ты знала, что Алина жива, но никому не сказала. Хотя видела, как страдает мать. А когда боль твоей матери материализовалась опухолью, ты опять отстранилась. Хотя, если задуматься, в болезни Ланы виновата ты. Из-за тебя она умирает. Или уже умерла. Кем ты стала, Снежана? Из славной малышки ты превратилась в холодную расчетливую дрянь, которой плевать на мать, не говоря уже о сестре.
— Да кто вы такой?! — все-таки разозлил, прекратила ныть. — Какое право вы имеете меня осуждать?! Что вы вообще знаете о нашей семье?
