А вечером того же дня элегантный, высокий блондин с небольшим кейсом в руках вежливо постучал в дверь номера Александра Борисовича Турецкого.
Удивлению Грязнова не было границ, когда он узнал, что Виктор свою роль сыграл и сведения добыл. Как и у кого — это секрет фирмы. Впрочем, при необходимости он готов даже слегка приоткрыть свои карты.
Итоги судебно-медицинской, криминалистической и баллистической экспертиз были представлены Турецкому только через три дня.
Пока удалось опознать только труп Москаленко, причем благодаря стараниям врача-стоматолога, который совсем недавно ставил Михаилу Михайловичу коронки на верхние зубы. Свою работу доктор сразу узнал.
Из тела были извлечены три пули. Две — из груди и одна — из головы. Можно было подумать, что последняя являлась как бы контрольным выстрелом, тогда как две предыдущие смертельными ранениями не были.
Баллистическая экспертиза показала, что все три пули были выпущены из одного оружия — пистолета, принадлежащего Юрию Петровичу Кирееву. Следы пальцевых отпечатков на металле принадлежали только самому хозяину.
А вот пули, извлеченные из остальных шести тел, буквально нашпигованных ими, — эти были выпущены из пяти автоматов, изъятых при задержании охранников.
Казалось бы, какие еще вопросы? Но ведь каждый, за исключением, пожалуй, Барышникова, утверждал, что стрелял не он, а за него кто-то другой, на кого он показать не мог. Нет, Старостенко с Лютиковым валили вину на Барышникова с Алымовым. Орехов вообще отрицал свое участие, утверждая, что из его автомата мог стрелять только Игнат Русиев. Но Игнатовых отпечатков пальцев на автомате не оказалось, в то время как ореховских было предостаточно.
Словом, следователи пришли к выводу, что отрицать преступники могут все что угодно, но факты свидетельствуют против них. А долго врать и запутывать следствие, перекладывая вину с одних плеч на другие, они не смогут. Улики налицо.
В принципе можно было садиться и писать обвинительное заключение.
Ну, с охранниками вопрос предельно ясен.
С Киреевым — тоже. Против него было собрано большое количество свидетельств того, как решались в крае «экономические проблемы». И был Юрий Петрович теснейшим образом связан не только с уголовниками в милицейской форме, на что особо упирал Борис Барышников, никаким боком не причислявший себя к этим преступникам, — это так он реагировал на мысль о снисхождении к нему, но и с профессиональными бандитами. А уж эту сторону деятельности Кири с отменным вкусом расписал сам Глухой, который точно был уверен, что отделается сущей мелочью. Взял, передал, ну, под определенной угрозой же! А кто угрожал? Да Киря с Шиловым — одна компашка.
Вот и на Шилова стал набираться материал. Серьезный компромат. Но решать вопрос с генералом можно было лишь на высоком уровне, в Москве, в министерстве, где его утверждали на этот пост…
Сгоревший «рафик» принадлежал, как быстро выяснили, хозяйственному управлению химкомбината, и факт его пропажи был немедленно доведен до сведения милиции. Но там даже дела не завели по этому поводу. Тоже повод для размышлений.
Лидочка, оказывается, вовсе не отвергла внимания Турецкого. Просто Саша не то время выбрал и не то место. Она с радостью приняла его предложение увидеться, в чем он смог удостовериться в один из тихих вечеров, которые вообще практически не выпадали на его долю. Но один все-таки выбрать удалось. А она потом поклялась, что от своих показаний ни за что не откажется. И рассказала еще много необычайно интересного о том, что происходило в кабинете губернатора, когда там собирался «ближний круг».
Но с выдвижением обвинений против Георгия Владимировича Шестерева Турецкий теперь не спешил, полагая, что всему свое время.
К великому сожалению, никак не вписывался в дело дядя Киреева — Семен Васильевич. Свидетельства указывали на то, что жулик он прожженный, уголовник до мозга костей, но… не пойман — не вор! И ведь уйдет, мерзавец, от ответственности. А вся эта битва за акции химического комбината — оказывается, не что иное, как обыкновенная конкурентная борьба, ну, возможно, более острая, чем того требовала сама ситуация. И уж к делишкам племянника благородный дядя, недавний постпред края при президенте России, никакого отношения не имеет. Зачем ему, если он и без того владеет энергетическим гигантом Кубани? Стоит ли размениваться по мелочам?
А то, что оба они, и дядя, и племянник, оказались в разных лагерях — ну что ж, бывает. Не для себя, кстати, старались. Просто один использовал уголовные методы, а другой отдал предпочтение предельно открытым и прозрачным. Не жмись, заплати больше твоего конкурента, и ты первый придешь к финишу. Вот, собственно, и все.
Нет, далеко не все… Конечно, у стаи могучих адвокатов, коих, едва только возникнет подозрение, немедленно призовут себе на помощь и Асташкин, и Аксельрод, немедленно найдутся аргументы, доказать которые будет очень трудно. Если вообще возможно. Они будут утверждать, что их подопечные, затевая конкурентную борьбу за овладение важным для каждого из них производством, ни о каком пари даже речи не заводили, что все это просто смешно и несерьезно! Да, возможно, они выбрали себе не самых удачных помощников в этом деле. Нужны были помощники, которые отлично знакомы с местными условиями, а главное, сами кровно заинтересованы в коренном улучшении экономики края. Но никому же и в голову не могло прийти, что видные в городе люди, крупные бизнесмены начнут кровавые игры с привлечением уголовников! Абсурд! Их судят? И правильно делают! Но собственность-то перешла уже в заботливые руки господина Асташкина, известного в стране и за рубежом угольного магната, а господин президент не устает повторять о том, что бизнес и власть вместе ответственны за развитие экономики. Так какие же вопросы могут быть у следствия к тем, кто настойчиво, изо дня в день, осуществляют наделе этот важнейший тезис? Неважно, так будет или не совсем так, но адвокаты обязательно найдут убедительные слова.
Конечно, история, рассказанная Виктором Солониным, немного выбила Александра Борисовича из седла. Не приходило ему как-то в голову, что подлинные человеческие трагедии могут оказаться всего лишь как бы нечаянным следствием шутливого спора. И это обстоятельство казалось очень обидным.
Посмотрел Турецкий на объем документов, улегшихся уже в несколько томов уголовного дела, почесал кончик носа и сказал задумчиво:
— Даже не знаю, что и предпринять… С Костей, что ли, посоветоваться?
— Посоветоваться — это неплохо. Но Костя обязательно спросит, сам-то к какому выводу пришел? Что ответишь?
— А я отвечу, что из этого дела нам придется выделить в отдельное производство эпизоды с убийствами, чтобы и общественное мнение наконец увидело, что мы тут делом занимались, а не гаданием на кофейной гуще. И убийц надо непременно наказать. И у нас есть для этого все необходимые материалы. Ну а все, что касается, скажем так, олигархического спора, приведшего к весьма печальным последствиям, — тут придется еще пахать и пахать. Очень неблагодарная работа, но и не такая бесконечная, как сейчас кажется. Твое мнение, Славка?
— Полностью с тобой согласен. Даже готов закрепить это мудрое решение доброй рюмкой.
— А ты, Витя?
Солонин подумал, поиграл хитрой своей улыбкой, но сказал серьезно:
— Меня в данной ситуации больше всего беспокоит собственное неожиданное открытие, друзья мои. Я наконец увидел, в какой дыре исчезают народные денежки. И мне стало грустно. Я готов присоединиться к Вячеславу по поводу «мудрого решения». И еще скажу, если моя помощь понадобится, то я немедленно приду к вам. И не один, а с замечательными помощницами.
— Значит, так тому и быть, — поставил точку Турецкий. — Я звоню Косте, а ты, Славка, наливай. Ничего нам, вижу, на сегодня больше не остается…
— Не горюй! — засмеялся Солонин. — Мы им еще такие точки поставим!
— Какие точки? — нахмурился Грязнов.
— Над буквой «и».
— Ну, поставить — это мы можем, — глубокомысленно откомментировал Вячеслав Иванович. — Тем и живы…
