Длинные тени - Дэвид Балдаччи

– Не знаю, что он может нам открыть такого, что не могла сказать его жена. Пройдемся-ка по дому Камминс еще разок. Может, что-нибудь всплывет…

Он отпер переднюю дверь полицейским ключом, и оба вошли.

Тотчас же вскинув ладонь в воздух, Декер огляделся.

Уайт тоже расслышала. В доме кто-то был.

Оба достали оружие. Амос указал на лестницу наверх, откуда доносился шум.

Они медленно двинулись на второй этаж, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы прислушаться. Добравшись до площадки второго этажа, Декер осторожно выглянул из-за угла.

– В спальне Камминс свет, – шепнул он Уайт.

Та кивнула.

Когда они двинулись по коридору, шум стал слышен отчетливее. Декер в замешательстве поглядел на Уайт. Звук был такой, словно кто-то всхлипывает.

Они добрались до двери в комнату; Декер встал справа, Уайт слева. Дверь была чуть приоткрыта.

Подняв три пальца, Декер согнул их один за другим. И как только убрал последний, пинком распахнул дверь, и оба ринулись внутрь, дугообразно поведя оружием перед собой.

И остановились, нацелив стволы на человека, сидевшего на кровати.

Всхлипывания исходили от Барри Дэвидсона.

Пистолеты они не опустили, потому что Дэвидсон тоже держал ствол в одной руке. И бутылку скотча – в другой.

Он ошарашенно уставился на них:

– Какого х-хера вы тут д-делаете?

– Мистер Дэвидсон, – проговорил Декер, – нам нужно, чтобы вы положили пистолет сию же секунду.

Дэвидсон воззрился на оружие с таким видом, будто понятия не имел, как оно очутилось у него в руке.

– Эт-то м-мой ствол. К-купил и з-заплатил.

– Не сомневаюсь, но оружие и алкоголь несовместимы, – отрезала Уайт.

– Эт-то м-мой с-ствол.

– Положите его, – произнес Декер.

– Х-хлебнул-т-то всего г-глоточек.

– По-моему, далеко не один. Но давайте поговорим об этом. После того как вы положите пистолет.

– Это м-мой д-дом. Мог б-бы быть, если б… если б-бы я х-хотел.

– Давайте поговорим об этом внизу. Когда вы положите пистолет.

Вместо этого Дэвидсон поднял пистолет к виску.

– Не стоит этого делать, Барри, – предупредил Декер, и воображаемые последние мгновения жизни Мэри Ланкастер снова вспыхнули у него в голове.

– Д-джулии больше нет. Н-нет. Я лишился в-всего. Н-ну и к-какая разн-ница? Вот в-вы м-мне скажите…

Его палец подбирался к спусковому крючку.

– У вас есть Тайлер, – увещевал Декер, – у вас остался сын. Вы хотите оставить его круглым сиротой? Разве это по-отцовски? Бросить подростка собирать осколки?

Дэвидсон поднял глаза на Декера – наверное, впервые увидев его.

– Т-тайлер заслуживает л-лучшего, чем я.

– Но, кроме вас, у него никого не осталось. Так что отдайте мне пистолет, и поговорим.

Дэвидсон не сдвинул пистолет, но палец со спускового крючка убрал. И упрямо замотал головой.

– В-вы думаете, эт-то я ее уб-бил.

– Мы такого не говорили.

– Знаю, что думаете! – взвыл Дэвидсон. – Н-не врите мне.

– Мы просто делаем свое дело, изучая множество вещей и людей.

– К-кто ж тогда? А?.. Вы врете. Больше никто. Больше никто. – Он понурил голову.

– Есть Деннис Лэнгли. Вы ведь знали о нем, правда?

Дэвидсон снова поднял взгляд.

– Л-лэнгли?

– Вы ведь с ним встречались, правда? Во французском бистро. Вы собрались там на день рождения Тайлера.

Дэвидсон медленно кивнул.

– А он тут при чем?

– Он встречался с Джулией.

– Он г-говённый г-гольфист, – усмехнулся Дэвидсон. – В-видел, как он иг-грает. Размах-хивает к-клюшкой, как сраным т-топором.

– Не сомневаюсь. Давайте теперь спустимся, и вы введем вас в курс расследования.

– Пап!

Обернувшись, они увидели насквозь взмокшего Тайлера.

– Т-тайлер?

– Па, зачем тебе эта пушка?

– М-моя п-пушка.

Тайлер ступил вперед:

– Брось, пап. Пошли домой. Где ключи? Я тебя довезу. Пошли. Поздно уже.

Забрав у отца пистолет, он помог ему подняться на ноги.

– Пошли.

Бросившись вперед, Уайт прибрала пистолет к рукам.

Пока они спускали Дэвидсона по лестнице чуть ли не волоком, Декер спросил:

– Как ты узнал, что он здесь, Тайлер?

– Ехал на велике и увидел его машину, припаркованную на обочине футах в пятистах от ворот. Решил, что он здесь. Ему просто пришлось идти через поле для гольфа, чтобы не светиться на воротах.

– А почему бы ему просто не проехать в ворота?

– По-моему, его электронный пропуск истек или типа того, – буркнул Тайлер, не глядя на Декера.

– Истек?

– Или типа того. Слушайте, я толком не знаю.

Они вдвоем дотащили Дэвидсона до прокатной машины и погрузили его на сиденье, а Уайт села за руль.

– Довезем вас до его машины, а дальше забирай его ты, – сказал Декер. – Где твой велик?

– Он складной, так что я положил его в папин багажник. Он не запер машину.

– Можем поехать следом, если тебе нужна помощь, чтобы отвести его в кондо.

– Справлюсь. Мне уже не впервой тащить папу в дом, – со смущенным видом пояснил Тайлер.

Когда он уехал в «Мерседесе» с отцом, лежащим на заднем сиденье, Декер обернулся к Уайт:

– Нужно отдать ствол на экспертизу.

– Не думаешь же ты…

– Не знаю. Потому-то и нужна экспертиза. И еще кое-что.

– Что?

– Тайлер сказал, что отец припарковал машину на обочине и проник в поселок через поле для гольфа, чтобы обойти ворота.

– Откуда следует, что он мог сделать то же самое в ночь убийства. Но его машина в ту ночь гараж не покидала, да притом у него есть алиби.

– Машину он мог одолжить или арендовать. И может быть, Тайлер не так уверен по поводу времени в ту ночь, как утверждает.

– Думаешь, прикрывает отца?

– Кроме отца, у него никого не осталось.

– Но хотя бы одно мы знаем наверняка.

– И что же? – полюбопытствовал Декер.

– Дэвидсон явно врал, когда сказал, что у него с бывшей женой покончено раз и навсегда.

Не в состоянии уснуть, Уайт покинула номер, добрела до вестибюля отеля и вышла через задний ход. Сев у бассейна, выудила из кармана жакета одну-единственную сигарету. Она покуривала в старших классах и колледже, но, забеременев в первый раз, поклялась завязать. Однако когда начались приступы паники, Уайт время от времени позволяла себе оттянуться, зная, что приступы начались сразу после смерти Донте отнюдь не по совпадению.

Когда это произошло, Уайт прилетела первым же рейсом и поехала прямо в морг, чтобы увидеть свое дитя лежащим без признаков жизни на столе прозектора. Вскрытие еще не проводили, задержав его, чтобы Уайт смогла увидеть ребенка до предписанной процедуры, за что она испытывала благодарность. И это было единственное, за что Фредерика могла испытывать благодарность.

Казалось, ей потребовалась целая вечность, чтобы открыть глаза и поглядеть на его маленькое тельце под простыней, натянутой до груди. В глубине души