на десяти машинах.
Если Вороны сумели исполнить этот приказ, тогда число жертв должно быть значительным. А если подумать о Братстве… Я не знала всех лично, но мне претило думать, что в тот день они потеряли не одного брата.
Вполне вероятно, так и было.
В день нашей встречи, пытаясь преуменьшить масштабы своей осведомленности, я обвинила Тобиаса в том, что он был мелким жуликом, который закатывает вечеринки, тогда как они все это время держали меня между двух огней, оберегали и защищали от уродливой правды о реальных последствиях развязанной ими войны.
Доминик признался в этом в ночь своей смерти.
«Ты была среди лжецов, воров и убийц».
Сколько бы раз мне это ни повторяли, пришлось увидеть воочию, чтобы поверить. И в ту ночь я стала верующей самым ужасным способом.
Но я понимала их. Они не хотели, чтобы я вывела их на чистую воду, и потому отвлекали, как можно дольше держали в неведении, не желая, чтобы я увидела их в реальном свете: они были опасными преступниками, чьи злодеяния состояли из корпоративных краж, шантажа, вымогательства, кибершпионажа и, если обстоятельства того требовали, мести, которая включала кровопролитие.
Они не хладнокровные убийцы, но руки их обагрены кровью, и теперь я стала соучастницей этой тайны.
Я день за днем искала в интернете сведения о случившемся в отцовском доме, но все впустую. Ни словечка, ни отчета в средствах массовой информации, даже некролога или поминальной службы о Доминике не нашла, что привело меня в бешенство.
Я не знаю, что произошло после моего отъезда, но то, как это дело замяли, не поддавалось объяснениям.
Я несколько месяцев искала в газетах и Сети зацепки, приговоры, что-нибудь, связанное с той ночью, и все тщетно. Даже залезла в газеты Майами, но безрезультатно. Да и в самых ближайших округах ничего не нашла. Спустя восемь месяцев я наконец набрела на сообщение о смерти Дельфины, которая все же скончалась от рака.
И после этого поиска я с ним покончила. Выбора не было. К тому моменту мои здоровье и психика находились под угрозой, мне пришлось сдаться и выполнить последнюю просьбу Братства.
Пришлось постараться забыть о прошлом и начать жить хоть каким-то подобием жизни.
Я провела многие месяцы, мучаясь от горя и гнева, прежде чем приняла решение попробовать. Я ни разу не ответила на докучающие письма Романа, в которых он интересовался моим здоровьем и успехами в учебе, и удачно скрывалась от него вплоть до того дня, когда спустя два года после моего отъезда он умер от рака толстой кишки.
Ни разу после его смерти я не пыталась связаться с кем-нибудь из Братства. Прекрасно понимала, что это бесполезно. В этом мне оказали содействие гнев и чувство обиды.
Я соглашалась с их условиями ради спасения себя, несмотря на то что случившееся в Трипл-Фоллс раскрыло мне глаза на правду.
Именно это решение помогло мне двигаться напролом и наконец-то вытащило из порочного круга. Но вскоре сны взяли верх, предвещая уничтожить все, чего я добилась.
Приехав сюда, я объявляю новую войну, и мне нужно подготовиться. Я хочу вернуть не только сон. Я не до конца уверена, в чем заключаются мои мотивы. Но мой сон вчера ночью побудил меня к действиям, поэтому пока я буду продолжать попытки. Знаю, что правда никогда меня не освободит, но, возможно, закроет несколько дверей, и, надеюсь, этого будет достаточно.
Стряхнув ледяной дождь и тревогу от возвращения, захожу, закрываю дверь и чувствую, как меня со всех сторон обступает его история. Ежусь в куртке и, потирая руки, направляюсь к термостату, чтобы его включить. Заглянув за диван в гостиной для официальных встреч, замечаю, что доска по-прежнему в целости и сохранности лежит у камина. Невероятно, но фигуры стоят на тех же местах нашей с Тобиасом последней игры в шахматы.
– Твой ход, – напоминает он, забрав очередную мою пешку.
Я пью вино и смотрю на Тобиаса, окутанного желтым светом от зажженных мною свечей, которые я зажгла, когда спустилась сюда после душа. Я замечаю, как он откупоривает бутылку вина, и мы улыбаемся друг другу. Втерев в тело крем с можжевеловым запахом, который, судя по всему, был его слабостью, я надела тонкий свитер с открытыми плечами и больше ничего. Кроме пеньюара, что подарил Тобиас, у меня не было неглиже, но его я решила приберечь для нашей последней ночи, которая случится перед моим отъездом в колледж. Об этом не хочется и думать. Тобиас оценивающе окидывает меня взглядом, протягивая бокал вина, в его глазах одобрение моего выбора. Мы занимаем свои места. Доска лежит на камине по диагонали, мы сидим напротив друг друга. Игру в шахматы я считаю ужасно скучной, но красота и загадочность моего напарника делает ее более сносной. И, если говорить откровенно, она несколько напоминает возбуждающую прелюдию.
– А в другие игры ты когда-нибудь играл?
– Non.
– И никогда не смотрел по телевизору ничего, кроме новостей?
– Только если болею.
– И часто ты болеешь?
– Раз в три-пять лет.
Я закатываю глаза.
– Да уж, на почве запойного просмотра телевизора мы явно не сойдемся.
Тобиас оглядывает меня, в его глазах намек на ранимость.
– Так вот чем мы должны заниматься?
Его вопрос звучит серьезно. И наивно для мужчины его возраста. За последнюю проведенную вместе неделю я узнала, что этот человек, как и его братья, не вращается в каких-либо кругах и не придерживается норм жизни стандартного американца. Он учился за границей, большую часть своего детства провел в Штатах, однако это, похоже, не привило ему любви к фастфуду, что безумно забавно для человека, который держит руку на пульсе текущих событий. Для человека, который живет в согласии с миром и все же в каком-то смысле так от него далек. Во-первых, он самый настоящий отшельник и человек привычки. Из-за его легкого обсессивного расстройства трудно увильнуть от заведенного Тобиасом порядка. Во-вторых, он без конца читал мне нотации, когда я сказала, что жуть как хочу фастфуд. По сути, он включил самого настоящего французского сноба. Я с трудом сбежала от него с сэндвичем с арахисовым маслом и желе, а теперь и вовсе приходится прятать вредную пищу.
Этот мужчина потакает своим пристрастиям, выбирая дорогой кофе в зернах, его еда должна соответствовать стандартам высокой кухни, а выбор вина, хоть и изысканный, но слишком затратный. Каждый его костюм пошит на заказ и подогнан у дизайнера, что я и так знала, но все же до сих пор, за эти
