тратила его, смотря, как дорожный затор на трассе движется со скоростью улитки. Люди возвращались с работы домой, к ужину и телевизору. Обычные люди, которые жили обычной ежедневной рутиной, а я с ощущением крови своего любимого на языке не могла представить, что вернусь хотя бы к подобию обычной жизни.
Когда мой телефон наконец зазвонил, я увидела знакомый код с номером, который был мне неизвестен, ответить быстро не удалось.
– Алло.
Несколько секунд я напряженно слушала тишину, сердце переполнилось невообразимым ужасом от новостей, которые ждали меня на том конце трубки.
– Алло, пожалуйста, говорите.
Несколько секунд спустя отчетливо услышала, как открывается и закрывается зажигалка «Зиппо». От этого звука с губ сорвался всхлип. Шон.
От звука бренчащего льда в стакане – один раз, второй, третий, – я, сидя за рулем, забилась в истерике. Они знали, что я с легкостью узнаю эти два звука. Они живы. Они живы.
– Пожалуйста. Пожалуйста… поговори со мной. – Когда на том конце трубки повисла звенящая тишина, я поняла, что причиной этого проклятого молчания был Тобиас. И слов, которые так и не последовали.
– Мне жаль, мне так жаль. Пожалуйста, поговорите со мной кто-нибудь. Простите. – Тишина продолжалась, пока я пыталась отыскать слова, когда наконец заговорил знакомый голос.
– Привет, Сесилия, извини за это.
– Лайла, я… я… я… – Я рыдала так сильно, что захлебывалась собственными слезами, поэтому опустила окно и глубоко задышала, пытаясь успокоиться.
– Ох, малышка, – вздохнула она. – Это просто переезд. У тебя все будет хорошо. У нас все хорошо. – У всех, кроме одного.
– У всех? – затаив дыхание, спросила я.
– Да, клянусь, мы все в порядке. И ты тоже будешь, – продолжала она явно отрепетированную речь. – Мы будем скучать по тебе, но рады, что ты живешь далеко. Жаль, что мы будем очень далеко.
– Лайла…
– Милая, не расстраивайся. Уверена, у тебя появятся друзья на новом месте. Ты сильная девочка. Оправишься в два счета.
– Я не могу. – Я заплакала в трубку. – Я н-н-не могу.
– Выбора нет, дорогая, ты закончишь колледж и будешь жить прекрасной жизнью. А мы все будем издалека тебя поддерживать. Я так рада, что ты уехала из этого захолустья и никогда не вернешься.
– Я могу приезжать. – Вопрос повис в воздухе, а на заднем фоне раздался резкий шепот, но мне не удалось разобрать, о чем они говорят.
– Нет причин, детка… Сегодня мои мальчики покидают меня, и я не знаю, как долго они будут отсутствовать. – Они уезжают, и их невозможно будет отследить. Это осознание оседает в животе грузом.
– Надеюсь, ты знаешь, что тебе будет лучше подальше отсюда. – Это было предупреждение, и Лайла передала его с нежностью материнской любви. – Ничего хорошего из твоего возвращения не выйдет. Ты ведь не хочешь закончить высохшей старушкой, работающей на заводе. А мы хотим для тебя только лучшего.
– Лайла…
– Мне надо бежать, но я просто хотела сказать, что буду скучать по тебе.
Когда она повесила трубку, я закричала от поражения. Ни Шон, ни Тобиас не захотели со мной поговорить.
Все было кончено.
Мое будущее определено, мои узы разорваны – они не хотели, чтобы я возвращалась. Мне не предоставили выбора, права голоса. А я уже прежде жила в такой реальности.
Окончательно тронувшись рассудком, я крушила все вокруг себя от бесповоротности случившегося. Все равно бы все плохо кончилось, но это расставание лишило меня человечности.
Я переехала в Трипл-Фоллс юной девушкой, желающей только одного: испытать себя, поддаться своей дикой природе и претворить в жизнь истории, о которых потом можно будет рассказывать.
Оказавшись той ночью в своей новой квартире в Атенсе, я была женщиной, которую воспроизвели на свет божий обман, ложь, похоть и любовь, чья сущность была окутана роковыми тайнами, историями, коими я никогда не смогу поделиться. Стараясь уберечь, выстроив мое будущее, они оставили меня чахнуть и гнить вместе с этими секретами.
Несмотря на усердные старания моих парней и билет в первый класс, который купил мой отец, я просто хотела вернуться и позволить огню поглотить меня. Но, несмотря на все беды, к которым привел мой приезд, в попытке защитить меня взамен они лишь просили не возвращаться и сохранить их тайны.
Так я и поступила.
Крещенная огнем, я носила маску, пока она не приросла к моему лицу. Хранила наши тайны, выполняя их приказы в точности как было наказано, а сама пыталась вновь обрести некое подобие жизни.
И по прошествии времени это мне тоже удалось.
Я превзошла свои собственные ожидания, но время стало лишь петлей, которая давала мне по сантиметру за раз. И теперь, оказавшись здесь, я не собираюсь продолжать этот фарс. Эта просьба неприемлема.
И поэтому я потребую ответы у человека, который должен мне объяснения. И не уеду, пока их не получу.
Это моя последняя клятва самой себе, едущей по дороге к забытому дому.
Меня охватывает страх перед неизвестностью, но ничего другого я и не жду, смотря со стороны ворот на шикарное поместье. По лобовому стеклу и капоту моей «Ауди» начинает барабанить ледяной дождь. На фоне пасмурного неба дом выглядит еще более пугающим, чем раньше. Но я знаю, что мое презрение к нему в основном вызвано историей, которая живет в этих стенах.
Подъехав к дому, сглатываю ком в горле и выхожу. Оставив чемодан в машине, достаю из сумочки конверт, который несколько лет назад прислала мне управляющая компания вместе с ключом, инструкциями по охране и графиком работы тех, кому поручено присматривать за поместьем почившего Романа Хорнера. Поднимаюсь по ступеням и поворачиваю обратно к подъездной дорожке, держа в ладони тяжелый ключ. И хотя меня обдувает сильный ветер, а от хлесткого дождя пробирает до костей озноб, я вижу проблески прошлого, образ загорелого мужчины, скрестившего ноги и руки, ожидающего с улыбкой на губах у своей «Новы». Золотистые кончики его волос словно ореол. Его глаза горят обещаниями и озорством. И стоит лучу солнца появиться, как он исчезает.
Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь, отпираю дверь и застываю на пороге, сбитая с толку представшим передо мной видом.
Интерьер ничуть не изменился с моего отъезда, хотя мне оставалось только догадываться, какой урон причинили дому тем утром. Я почти уверена, что в стенах между гипсокартоном и подправленной краской застряли пули. Но следы той ужасной ночи исчезли, словно она мне приснилась.
Вот только все происходило наяву.
«Никто не уйдет живым».
Я содрогаюсь, когда вспоминаю, с каким лицом Тобиас отдал этот приказ. Тайлер сказал, что Майами прибыли
