и облик Нины запечатлелся в его памяти весь, целиком, с фотографической точностью. После он каждый день возвращался к этому моментальному снимку, рассматривая бежевую шубу с рукавами до локтя, длинную слоистую юбку, полупрозрачную, как вуаль, окутывавшую ноги его жены голубой кисейной пеной, мягкую замшу голенища, розово-белый профиль, будто светящийся в полумраке салона.
Пока он растил детей, она разъезжала в дорогущих тачках по салонам. Он не задумался, откуда взялось ее богатство. Ясно, что Нина променяла его на какого-то толстосума! Самой ей не заработать даже на колесо от «Мерседеса». Он оплакивал ее, а она наслаждалась жизнью дорогой содержанки. Ее сожитель, любитель тощих мелких блондинок, отрихтовал Нину по своему вкусу.
А он-то, идиот, предлагал ей бросить работу и заняться детьми! Что она отвечала каждый раз? «Юра, я люблю свое дело, я не вижу себя запертой дома с мальчишками». Однажды ей хватило наглости ответить, что если он так переживает за сыновей, может сам заняться их воспитанием, а она возьмет на себя финансовое обеспечение семьи.
Теперь стало ясно, что Нина в действительности любит больше всего.
Деньги.
Она обычная продажная сука. Вроде тех, что обслуживают дальнобойщиков. Просто тем повезло меньше, а его жене – больше. Вот и вся разница между ними.
Юрий ненавидел ее с такой силой, что выцарапал бы из салона, как устрицу из раковины. Он размочалил бы эту стерву по тротуару, мордой в придорожную грязь, в талый снег, в окурки и плевки! Юрий сделал шаг к обочине, но водитель прикрыл дверь перед его носом, даже не взглянув на него.
Когда «Мерседес» замигал поворотником, Юрий вышел из оцепенения и кинулся к своей машине.
– Я поехал за ними и потерял их на следующем повороте, – сказал Забелин. – Больше ее не видел. Номер не запомнил.
– Ну, допустим, – согласился Бабкин. – А перед нами зачем комедию ломал? Почему не сказал, что знаешь, что Нина жива?
– А это, Сергей, не твое собачье дело. – Юрий говорил почти весело, и Илюшин бросил на Бабкина предупреждающий взгляд: веселье это звучало очень нехорошо. – Кому какая разница!
– Ты и сам отлично знаешь, какая разница. Жена твоя исчезла…
– Она мне не жена! – оборвал его Забелин. – Ее, если ты не в курсе, объявили умершей через пять лет после того, как она пропала. Как я могу быть женат на мертвой бабе? Это уже некрофилия какая-то получается!
Сергей услышал за спиной шевеление, обернулся, увидел Егора с Леней и выругался про себя. Какого дьявола они оба дома утром в будний день! В темноте коридора мальчишки, тесно стоявшие друг за другом, казались сиамскими близнецами со сросшимся телом.
Илюшин вкрадчиво расспрашивал Забелина, вился вокруг, словно кот… Юрий молчал. На все вопросы он отвечал только: «Я тебе уже все сказал».
– А как же сумка с деньгами? – мурлыкнул Макар.
Юрий поднял голову:
– Какая сумка?
– Вы еще спросите, какие деньги! Которые вы поделили на троих, свистнув у ваших незадачливых нанимателей.
В глазах Юрия мелькнул страх. У кота вырос змеиный хвост, и этот хвост обвился вокруг его шеи.
– Не знаю, о чем ты… – пробормотал он и ухватился за сиденье.
Бабкин про себя хмыкнул: Илюшин, фигурально выражаясь, занимался именно тем, что расшатывал стул под Забелиным.
– Предложение такое, – ласково говорил Макар. – Вы рассказываете правду о вашей последней встрече с Ниной, а мы не идем к хозяевам денег и не сообщаем им о вашем маленьком грешке.
Илюшин подталкивал Забелина хотя бы к одному признанию. Юрий окружил себя непроницаемой стеной. Стоит ему сказать: «Ладно, я соврал, мы с Ниной встречались две недели назад», – и первый расшатанный кирпич выпадет из кладки. Тогда разрушение всей стены – лишь вопрос времени.
Но Забелин ушел в глухую оборону. «Никаких денег не брал, впервые слышу, это все вранье», – бормотал он, не глядя на Макара.
– Очень глупо выглядит ваше запирательство, Юрий Геннадьевич, – заметил Илюшин. – Ваши бывшие друзья подписали признательные показания, сдав вас с потрохами.
– У меня нет друзей!
– Мордовин и Колодаев.
– С этими козлами я десять лет не разговаривал!
– Потому и не разговаривали, – спокойно сказал Макар. – Вы вернулись к ним, чтобы перераспределить деньги, а им – вот поразительно! – не понравилось это предложение. Странно, что они вас там же в кустиках не закопали.
Забелин уставился на него, пораженный тем, что сыщику известны такие подробности.
– Так когда вы в последний раз виделись с Ниной? – Илюшин был сама доброжелательность.
– Никогда! – заорал Юрий и вскочил. – Все, пошли вон! Буду праздновать, что эта сука наконец-то сдохла окончательно!
– Для празднования вам не хватает мамы, – участливо заметил Макар.
Бабкин еле успел перехватить Забелина. Юрий рванулся к Илюшину, обезумев от ярости. Скрутив ему руки за спиной, Сергей силой усадил его на стул и собирался толкнуть короткую нравоучительную речь о вреде физического насилия, но Макар, не двинувшийся с места, вдруг спросил:
– Вы ведь посвятили маму в подробности февральской встречи, не так ли?
Забелин окаменел в его руках, словно тролль при первых лучах солнца. Это было так неожиданно, что Бабкин едва его не выпустил.
– Вижу, что посвятили, – кротко сказал Илюшин. – Занятно. Значит, восемь месяцев и вы, и Тамара Григорьевна знали о том, что Нина жива…
Раздался звонкий голос:
– Я вызвал полицию!
Все трое обернулись. Леня стоял в дверном проеме с телефоном в руках.
– Я вызвал полицию, – твердо повторил он.
За его спиной маячил смущенный Егор.
– Будьте добры, покиньте нашу квартиру.
Сергей взглянул на Егора, и мальчик кивнул.
– Очень напрасно. – Бабкин пожал плечами. – Теперь с вашим папой будут разговаривать совсем другие люди.
– Я сомневаюсь, что их методы допроса сильно отличаются от ваших, – все с той же невыносимой вежливостью заявил Леня. – В таком случае, есть ли разница?
Сергей покачал головой, с сожалением глядя на него, и сделал Илюшину короткий знак: выходим. Он сомневался, что кто-то приедет на вызов. Однако тратить время на разборки с полицией не хотелось. Макар бесстрастно прошел мимо сидящего Забелина, едва не коснувшись его. В прихожей он обернулся к близнецам:
– Леонид, а где вы сами были в понедельник вечером?
– Я гулял, – после долгой паузы сказал Леня. Лицо его было непроницаемо и казалось очень бледным в сумраке коридора.
– А где вы гуляли? – поинтересовался Илюшин.
– Я гулял на улице, – так же вежливо сказал Леня.
Этот обмен репликами живо напомнил Бабкину диалоги из учебников по английскому языку.
– Погодь, у тебя же занятия в рисовалке… – начал Егор и почему-то замолчал.
– То есть занятия вы пропустили? – уточнил Илюшин.
– Вы все правильно
