совершенно в его духе, – взволнованно сказал Рутберг. – Юрий писал, что больше никогда не будет с ней разговаривать. Пусть обращается к его матери по всем вопросам. Для него Нина умерла. Если она попробует встретиться с детьми, он расскажет им, что мать их бросила. Письмо заканчивалось словами: «Не приближайся к нашей семье, иначе дети все о тебе узнают».
– Да, я примерно так и запомнил это послание, – проворчал Ратманский. – Нина после этого еще несколько раз писала свекрови, просила о встрече с мальчишками. Каждый раз та отказывала. А через два года созналась, что детям сказали, будто их мама умерла. Психолог объявил, что так будет лучше для них. Легче пережить утрату матери, чем мысль, что мать их покинула.
Макар выбил на подлокотнике кресла быструю дробь.
– На какой адрес писала Нина, вы помните?
– Самое первое письмо? Конечно, Юрию. Я же сказал!
– На личный ящик или на рабочий?
Ратманский задумался.
– На личный, – подсказал скрипач.
– Вы уверены, Арсений?
– Нина никогда не отправила бы письмо подобного содержания на рабочую почту, где его могли прочесть посторонние. Она щепетильна в таких вопросах.
– Значит, ее первое послание пришло на личную почту Юрия, и в ответе содержалось предложение все вопросы обсуждать только с Тамарой, – подытожил Макар. – Замечательно. Сережа, свяжись, пожалуйста, со следователем, который ведет дело Забелиной.
Он поднялся, но остановился, держась за спинку кресла.
– Арсений, помните, мы с вами говорили о конюшне, которой владеет Нина? Вы сказали, что избегаете посещать это место.
– Да, это так. Там живут лошади-компаньоны, выкупленные с бойни. Многие поступают в разбитом, покалеченном виде. Полгода назад Нина приобрела коня с осколочным переломом левой ноги…
– А, помню: Январь… – подал голос Ратманский.
– …Он жался в угол денника, боялся людей. Гнетущее зрелище. Сейчас он здоров и бегает каждый день. Но до выздоровления наблюдать за этими животными мучительно.
– Отличный конь, – бодро сказал Ратманский. – Кусается, как хорек. Хитрющий, умный! Расцвел у нас, залоснился… Никакого ужасного зрелища, не слушайте скрипача… Нет, Арсений, позволь! Ты и над драным китайским медведем в мусорном баке прольешь слезу. А я тебе говорю – хорошая вольная старость у Нининых питомцев. Дай бог нам всем такую.
Тамару ввели в кабинет, и Бабкин с удивлением отметил, что она совсем не изменилась. Даже сутки в камере предварительного заключения накладывают отпечаток на человека. Но Тамара выглядела той же оживленной, бодрой женщиной, которую он впервые увидел на кухне Забелиных. Казалось, она вот-вот заговорит о своих соленьях.
Но Тамара сказала другое:
– Вечер добрый! Что, отпускать меня надумали? Давно пора!
– Присаживайтесь, Забелина, и не паясничайте, – сухо бросил следователь.
– А я ведь тебя помню, голубь. – Она обращалась к Макару. – Когда Нина исчезла, ты все землю носом рыл… Снова роешь?
– Рою, – признался Илюшин.
– Десять лет прошло, а ты по-прежнему юнцом ходишь! Несолидно. Иная женщина душу бы продала…
– Тамара Григорьевна, вы зарегистрированы в каких-нибудь соцсетях? – перебил ее Макар.
Она перевела на следователя свои темные навыкате глаза и указала подбородком на Илюшина:
– А чего это он мне вопросы задает? Разве он в своем праве? Он к вашей организации никакого отношения не имеет… Я на такое и пожаловаться могу.
– Жалуйтесь, – равнодушно сказал следователь. – Если вы настаиваете, вопросы вам буду задавать я. Вы зарегистрированы в каких-нибудь соц- сетях?
– Зачем же я буду настаивать! – испугалась Забелина.
Сергей был уверен, что страх ее напускной. Никого из них троих она не боялась.
– С кем скажете, голубчики, с теми и буду беседовать. Вот прямо пальчиком мне покажете, и я ему всю жизнь свою выложу, непростую, даже бедственную… Зарегистрирована я в «Одноклассниках», но ничего не пишу, только читаю изредка.
– Это вас сын обучил компьютерной грамоте? – предположил Илюшин.
– А кто же еще!
– И вы отплатили ему тем, что умолчали о письме Нины, которое она прислала после исчезновения.
Благодушное выражение исчезло с лица Тамары. Она долго смотрела на Макара и наконец протянула:
– Раскопали все-таки… Может, и Нину нашли? Я слыхала, она снова пропала.
Бабкин перегнулся через стол:
– Вы знаете, где она?
– Откуда! – безучастно отозвалась Тамара. – Мне до этого нет никакого дела.
«Врет! – подумал Сергей. – Врет, старая сволочь!»
– Письмо, – напомнил Илюшин.
Тамара вздохнула, одернула рукава.
– Ну а что – письмо? Я прибиралась в Юриной комнате, ноутбук у него на столе стоял открытый. Дзыньк! – и письмо упало. Я, конечно, посмотрела. У сына от матери секретов быть не должно. Нинка писала, стервоза… А мы к этому времени так славно обжились без нее! – Лицо Тамары приобрело мечтательное выражение. – По вечерам с ребятишками устраивались на кухне, затевали какой-нибудь пирог или супчик… Я кашеварила, они помогали. Недавно Егор стал вспоминать, как они вместе с матерью пекли шарлотку. Вовсе не с матерью они пекли, а со мной. Ну, мне не обидно. А тогда… Я за эти полгода поняла, что Нина в нашей семье лишняя. Без нее спокойнее. И к детям я очень привязалась. Она бы перетянула их на себя.
– Какие полгода! – не удержался Бабкин. – Нина написала через два месяца!
– Да ты что? Память уже не та.
– Вы ответили ей от имени Юрия…
– Ну, ответила, – согласилась Тамара. – А что мне оставалось делать? Нина предложила, что будет деньги присылать. От денег только дурак отказывается! А с мальчиками видеться – этого не надо. Два месяца она без них пережила, значит, и всю жизнь переживет. Нечего им душу теребить. Да и Юрке моему не надо…
– Вы ж ему жизнь изломали! Десять лет пустили псу под хвост, – изумленно сказал Бабкин. – Он чуть не рехнулся, когда увидел Нину!
– Насчет десяти лет псу под хвост – не смей так говорить! – отрезала Тамара. – Матери видней, что лучше для ее сына. А что увидел – да, неудачно вышло. Он мне все и выложил в тот же вечер. Жалко Юрку было – аж до слез! Нина ему всю жизнь испортила…
Бабкин от такого бесстыдства потерял дар речи.
– А может, это вы испортили? – сочувственно поинтересовался Макар. – Когда решили за Юрия, какую жизнь он будет проживать.
– Решила – и была права! Нина ему ни к чему. С детьми она не справилась, с собой не справилась… Вон, на Шурыгину посмотри! Тащит на себе и работу, и больную мать, и ничего – не жалуется! Такая жена ему и нужна. Даст бог, все у них еще сложится.
Тамара снова успокоилась и скрестила руки на груди.
– А где деньги? – поинтересовался Илюшин.
– На банковском счету, где! Часть
