— Ты что, проснуться с утра забыл или принимаешь таблетки для глупости, а? — спросил всерьез раздраженный Скарафино. — Если так повернется, то мы сможем увидеться с его командой только на своих собственных похоронах. Они люди старого мира. Как только завалят их босса, вся команда бросится искать, кто это сделал и кто за этим стоял. А вот если мы поведем себя правильно и верно выберем время, он согласится на переговоры с нами. Но только если мы сумеем втереть ему очки, что с нами он любые горы свернет.
— А что переговоры с ним могут дать нам? — спросил Тони Петля. Он отошел от Скарафино и вернулся к мусорным бакам. — Ну, посмотрит такой босс на нас с тобой и что увидит? Пара уличных бакланов — вот кто мы для него. Мигнет кому-нибудь, и нам в бошки по девять грамм свинца, это ему как два пальца… Если бы ты меня спросил, я бы сказал: лучше всего шмальнуть в него сейчас, на открытом месте и издаля. Но ведь ты же меня не спросишь. Я ведь у нас дурак, верно?
— Знаешь, он может сам этого не понимать и даже никогда не думать об этом, но такому парню, как он, не обойтись без команды вроде нашей. — Скарафино оторвал взгляд от Анджело и в упор взглянул на своего кузена. — Ну; а мое дело помочь ему это понять.
— Что-то я не догоняю, — сказал Тони Петля, закурив новую сигарету и выпустив струйку дыма в темноту. — С чего ты взял, что он без нас не обойдется?
— Если ты сидишь на самом верху столько лет, сколько Скелет Вестьери, то у тебя задница привыкает к подушке, — принялся объяснять Скарафино. — Ты уже не раз и не два подумаешь, прежде чем пустить твою команду проливать кровь на войне, которой никто из вас на дух не хочет. Вот тут мы с ним и сойдемся, как ботинок со шнурком. Перед тем как сесть с нами за один стол, он много чего разнюхает о нас и будет знать, что мы, может быть, мало что умеем, но пускать чужую кровь научились неплохо. Сшибемся с колумбийцами или с той черной командой из Хайтс. Все, чего мы просим, это чтобы он позволил нам пострелять вместо него. И отрезал нам за это кусочек своего пирога.
— На слух это все прекрасно, Ричи, — сказал Тони Петля. — И если так получится, я с превеликим удовольствием буду играть любую музыку, какую он закажет. Ну, а если он вместо того, чтобы пожать нам руки, прикажет вышвырнуть нас за дверь, тогда что?
Ричи Скарафино вновь прислонился к стене и приготовился ждать возвращения Анджело и Иды с прогулки. Он закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, медленно выпустил его, все это время отбивая ладонями по бедрам какой-то ритм, и лишь потом ответил:
— Тогда окажется, что дурак вовсе не ты, а он.
Пуддж сидел в массивном кресле, обтянутом красной кожей, справа от него на кофейном столике стояла большая кружка с кофе. Он посмотрел на сухощавого чернокожего мужчину, который сидел напротив него, откинувшись на спинку кожаного дивана и непринужденно вытянув ноги, и наклонился вперед, положив тому руку на колено.
— Видишь ли, Кути, это не из тех вещей, которых можно избежать, — сказал он. — Никто из нас к этому не стремился, но оно началось, и теперь мы должны со всем этим разобраться.
Кути Тернбилл обвел задумчивым взглядом большие двойные окна слева от кушетки. Если бы он встал и подошел к окну, то увидел бы, как там, четырьмя этажами ниже, возле цоколя его облицованного темным камнем особняка, оживают просыпающиеся улицы Гарлема. Этими улицами Кути Тернбилл управлял с конца Второй мировой войны. Всю прибыль от своих лотерей и тотализаторов, алкоголя, контроля за транспортными перевозками он делил пополам с Анджело и Пудджем. Соблюдая это соглашение, все они получали новые и новые миллионы, ну, а район не знал никаких гангстерских столкновений, исключая разве что случайные драки. Малыш Рики Карсон со своим ККК представлял серьезную угрозу сложившемуся равновесию.
— Какого дьявола босс черной бригады решил назвать свою команду в честь Клана? — спросил Кути у Пудджа. — Наверно, это они так шуткуют, а?
— Шуткуют или нет, но глаз на твои улицы они положили вполне всерьез. Они знают только один способ отобрать их у тебя, и это не будут переговоры.
— У него большая команда с большими пушками. — Кути вынул сигару из нагрудного кармана своей бархатной домашней куртки и все с тем же задумчивым видом покрутил ее в руках. — И людей они стреляют не из-за каких-то счетов с ними, а просто чтобы показать, что они на это способны. Они куда больше говорят о смерти, чем о жизни. Знаешь, Пуддж, нам приходилось в свое время драться с разными сумасшедшими ублюдками, но не думаю, что кто-нибудь из нас встречался с такими, как эти.
— Они ничуть не отличаются от нас — когда мы начинали, — ответил, пожав плечами, Пуддж.
— Ты небось про себя и Анджело, верно? — спросил Кути, положив сигару на кофейный столик, отделявший его от Пудджа. — Но мы уже давно не выходили поплясать. Рики Карсон об этом скоро узнает, если уже не узнал.
— Да, прошло порядком времени с тех пор, как мы в последний раз пачкали руки, — согласился Пуддж, откидываясь в кресле. — С этим не поспоришь. Но я не вижу никакого выбора. Есть дело, и его нужно сделать. Теперь остается решить, будет ли твоя команда с нами — и местные, и те, кого ты прячешь на Багамах.
Кути Тернбилл улыбнулся Пудджу и сложил руки с растопыренными пальцами перед грудью.
— Даже если я вызову стрелков оттуда, у Карсона будет по два человека на каждого моего. Как глянешь, так покажется, что он набрал к себе всех пацанов, у кого только есть оружие и водительские права.
— Народу у него действительно много, но ведь ни у кого нет опыта. Мы не собираемся начинать с ними перестрелку. Нам нужно перехитрить их. Если это получится, мы сможем выхватить у них победу прямо из-под носа.
— Я, пока ждал тебя, вспоминал, как мы первый раз воевали вместе, — сказал Кути, пошевелив ногами, обутыми в чрезвычайно удобные мокасины, сделанные на заказ. В его короткой прическе в стиле «афро» проглядывала обильная седина. Ему было пятьдесят восемь лет, но он все еще оставался красавцем с приятными манерами. Однако под этой обманчивой маской, накрепко приставшей к его истинному лицу за годы жизни в комфорте, богатстве и безопасности, скрывался первый чернокожий гангстер, принятый в высшие сферы организованной преступности. Он также был известен в своем мире как один из самых безжалостных убийц. Будучи мелким уличным «шустрилой», работавшим во владениях Пудджа и платившим ему долю, он душной летней ночью 1942 года в одном баре Восточного Гарлема кинулся под нож, направленный в грудь Анджело. Парень без колебаний резанул Кути, распоров ему рубашку и мышцы на груди до самых ребер, а затем шагнул к раненному, потерявшему сознание Анджело, который лежал на полу прямо перед ним. Кути вынул пистолет из кармана и с силой прижал дуло к горлу противника Анджело. Глядя парню прямо в глаза, он дважды нажал на спуск, пули пробили горло и вышли сзади.
— Как же, Тощий Рейнольдс и его безмозглая команда, — отозвался Пуддж. Можно было подумать, что они обсуждают какой-то особенно хорошо удавшийся давний семейный пикник. — Свалились на нас ниоткуда. Вот только если бы они были хоть вполовину так хороши, как о себе думали, то очень скоро принесли бы нам наши собственные задницы, заспиртованные в стеклянных банках. Но без тебя, Кути, мы ту войну не выиграли бы.
— Мы замочили их всех, кроме Тощего, — подхватил Кути, откинув голову на спинку дивана. — Очень уж быстро он бегал, даже мы не могли его догнать. Он тогда решил, что лучше отсидеть десять лет в Синг-Синге, чем открыто выйти против нас. Только вот не удалась ему эта хитрость. И полугода не прошло, как его нашли мертвым в камере. Вот незадача-то, — добавил он, ухмыльнувшись.
— Бывают такие планы, которые ну никак не могут исполниться, — сказал Пуддж. — Будем надеяться, что наш план не из таких.
— И какой же у вас план? — спросил Кути, наклонившись вперед и положив руку на плечо старого друга.
Пуддж посмотрел на Кути и понимающе кивнул.
— Все тот же самый план, какой был у нас, когда мы только-только взялись за этот бизнес. Мы уже слишком стары для того, чтобы придумывать что-то новое.
— В таком случае можешь не повторять, потому что я и так все знаю наизусть, — сказал Кути. — Живи, чтобы убивать. Что-что, а это мы понимаем и так и будем поступать впредь.
Паблито Мунестро еще раз всмотрелся в две фотографии, лежавшие на его кровати. Он был одет в плотную рубашку и обут в ботинки из змеиной кожи, но скомканные брюки валялись в углу большой просторной комнаты. Откинувшись на две большие подушки в пушистых чехлах, он взял с тумбочки полупустую бутылку водки, сделал богатырский глоток и перебросил бутылку мужчине в сером костюме и черной фетровой шляпе, стоявшему справа от него.
— И вы мне хотите сказать, что этой парочки все боятся до поноса? — спросил он, указывая пальцем на фотографии, и обвел взглядом четверых мужчин, стоявших по сторонам его кровати. — Вот этих старперов?
