раз решит начать наступление.
Денис Боярцев чувствует себя в своей тарелке. Целыми днями ходит по лагерю, подбадривает бойцов. Его многие знают, вместе участвовали в прошлых акциях, так что он здесь – вроде неформального лидера, не считая того бородатого парня, эколога, который первым поднял всех на борьбу. «Мы здесь стоим за правое дело, детка», – успокаивает Боярцев Полину. Интересно, она одна замечает, что лес, ради которого сотни человек готовы положить свои жизни, не стоит и выеденного яйца? То есть, Полина мало что понимает в экологии, и в принципе согласна, что губить деревья – плохо, но тот пейзаж, что она ежедневно наблюдает – десяток скрюченных деревьев на пригорке – совсем не тянет на реликтовый заповедник, каким это место преподносят его защитники.
Она пробует осторожно подступиться к Боярцеву: «Милый, а тебе не кажется, что здесь есть двойное дно? Ты видел, как описан этот лес в документах? Общался с почвоведами или кем-то еще? Собирал факты?». Но Боярцев только возмущенно отмахивается от нее. Его довод: «Разве ты не видишь этой красоты сама?».
Полина отчаянно старается рассмотреть красоту. Она вглядывается в нее с утра, иногда подолгу застывает, рассматривая ее днем, и уж конечно – она уделяет созерцанию красоты не меньше пятнадцати минут каждый вечер, но все, что происходит, это то, что она все больше ощущает себя в эпицентре массового помутнения сознания. Все видят, а она нет. Все как заведенные бормочут «лес, лес, лес», но никакого леса не существует. Он – иллюзия, сформированная силой коллективной мысли, и Полина, наблюдая за происходящим, начинает подозревать: если лагерь простоит здесь еще пару месяцев, а его обитатели продолжат заклинать пустоту, очертания могучего древнего заповедника действительно выступят из нее, обретя форму, размеры и объем.
По-хорошему, надо собирать вещи и по-тихому сматываться, но Полина хочет быть последовательной. Разве не она пообещала себе стать расчетливым, хладнокровным, закаленным испытаниями бойцом? Воином, встающим на пути фэшн-корпораций и приводящим в ужас их персонал? Это была она, да. Но в то время, она и предположить не могла, что испытания продлятся так долго, а погода может быть настолько холодной. Проведя последние зимы в Лондоне, потом в Нью-Йорке, беспрестанно летая на каникулы в Тайланд, Полина подзабыла, что такое настоящая русская зима, и теперь это открытие неприятно ошеломляет ее.
Второй пункт – Денис Боярцев. Ее любовник, опора и компаньон. Он видит, что Полине не по себе, и как может пытается облегчить ее существование. Замечательный мужчина. Лучшего нельзя и желать. Так убеждает себя Полина.
Но взглянем правде в глаза. Наивная уверенность Боярцева в собственной правоте, подчеркнуто бравый вид, с каким он держится в лагере, его трогательная забота о Полине, одновременно с нежеланием возвращаться в Москву до тех пор, пока лес не будет спасен, его улыбка, добрые прищуренные глаза, весь его образ жизни и, наконец, его вечные камуфляжные штаны – все это сидит у Полины в печенках.
Ей всего лишь нужно признаться в этом самой себе. У Дениса Боярцева неплохая фигура, да. Было здорово иметь такую рядом, когда мир вокруг рушился в тартарары. Но достаточно ли этого, чтобы оправдать продолжение их связи? Полина отмахивается от сомнений как от назойливых мух. Она старается быть верной боевой подругой и замечать вокруг себя только хорошее. Лучше всего это удается ей, когда наедине в палатке Денис Боярцев остается голым и, по возможности, молчит. Но поскольку они спят одетыми, зарывшись в ворох курток и одеял, чтобы не замерзнуть, а Денис Боярцев день и ночь, не затыкаясь, говорит о важности спасения леса, таких моментов в ее жизни становится все меньше.
В одно из утр по лагерю идет слух: со дня на день чиновники приедут подписывать мир, они отступили и решили перенести трассу в другое место – «где нет релкитовых лесов». Полина слышит это и обращается к высшим силам. Она молит их сделать так, чтобы слух подтвердился, и в то время, как все в лагере закатывают радостную пьянку по случаю победы в войне, она – боится даже улыбнуться, боится, что улыбка может оказаться преждевременной и спугнуть удачу.
День или два лагерь похож на передвижной цирк-шапито. Иностранный телеканал прислал несколько ящиков шампанского с поздравлениями – в приложенном к шампанскому письме активистов назвали «борцами молодой демократии» и «атлантами, несущими на своих плечах справедливость, мир и надежду». Обитателям лагеря это здорово польстило – тут же на экстренном общем собрании было решено не церемониться и уничтожить последние запасы спирта.
И вот уже кое-кто учит иностранных телевизионщиков, как пускать огонь изо рта («набираешь спирта в рот, подносишь ко рту огонь и-и-и-и…»), из припаркованных машин гремит разномастная музыка, а старожилы расчехляют гитары. Все грозит закончиться хоровым пением одного из вечных хитов – вероятнее всего, это будет «Милая моя, солнышко лесное».
– Мы победили! – Денис Боярцев подхватывает Полину на руки и подбрасывает в воздух. – Мы показали им всем! – он отвешивает ей сочный поцелуй. – Разве ты не рада?
Полина больше не может сдерживать себя. Она победила тоже, она прошла этот путь до конца – не сбежала, не была плаксой и проявила стойкость, почетную даже для мужчин, не говоря уже о женщинах. Улыбка появляется на ее усталом, отвыкшим от косметики лице – первая за многие дни, и уже не сходит с него, даже когда все, обнявшись, начинают петь бардовские песни перед костром, когда глубокой ночью она пытается заснуть в заледенелой палатке, пряча лицо от хмельного (впервые видела его пьяным) дыхания Дениса Боярцева, и когда под утро от холода начинает, по обыкновению, сводить ноги.
Докладная записка №3, отдел ХХХ
Отправитель: Жак Дювалье, агент
Получатель: Жан-Люк Потен, руководитель отдела ХХХ
Это была чудовищная погоня, шеф. Просто чудовищная. Я знаю, вы сразу хотите узнать главное, и тут я буду как на духу. Я не взял его. Зачинщика. Пирата номер один. Он был почти у меня в руках, я дышал ему в затылок, но… Он ускользнул.
Теперь, когда разобрались с основным вопросом, в двух словах расскажу о прелюдии. Поначалу все шло гладко. Малыш-администратор из местного «Луи Вьюиттон» сдал мне своих подельников еще до того, как его оформили в камеру. Он плакал, цеплялся мне за брючину и умолял отпустить его к маме – самое жалкое зрелище, какое я только видел.
Подельников двое, сообщил мне администратор. Один – постоянно обитает в Москве. Я навел о нем справки: катается на дорогой машине, числится в светских
