– А здесь этого сделать нельзя?
Другой резонно возразил:
– С вами хочет поговорить капитан, мистер Тобин. Много времени это не займет, и мы сразу же привезем вас обратно.
Я мрачно вслушивался в знакомые интонации. Когда-то подобные заверения срывались и с моих собственных губ, и отзвуки когда-то привычных слов вызвали массу воспоминаний. Когда я трепался подобным образом, то иногда мои слова соответствовали действительности, но зачастую являлись заведомой ложью, своего рода тактическим маневром – попыткой доставить за решетку потенциально опасного субъекта без лишнего шума и неприятностей.
На этот раз они, похоже, говорили правду. Не было никаких причин отнести меня в разряд особо опасных, а глядя на откровенно скучающие физиономии этих двоих, я понял, что они далеки от подобных намерений. Но зачем тогда забирать меня с собой? Возможно, просто из принципа, чтобы жизнь мне медом не казалась. В любом случае мне ничего не оставалось, как подчиниться и испытать на собственной шкуре, что будет дальше.
– Мне нужно обуться, – сказал я. – Ботинки наверху.
– Какой разговор? Конечно!
Наверх никто за мной не последовал – еще один признак того, что в данную минуту надо мной пока не дуло и не капало. Я пробыл у себя недолго – чтобы не тянуть резину и побыстрей со всем разделаться, поэтому наспех надел приличную рубашку и натянул ботинки.
Они поджидали уже у дверей. Я сказал Кейт, что если не вернусь через час, то позвоню, и мы вышли из дому.
У входа стояла их машина – зеленый “Меркурий”.
– Куда садиться? – спросил я.
– Пожалуй, лучше на заднее сиденье, – ответил один. Они вдвоем уселись спереди, и мы тронулись с места. Тот, что не вел машину, повернулся и, улыбнувшись мне через плечо, сказал:
– Не стоило оговаривать время с женой. Мы и в самом деле привезем вас домой.
– Как знать, – пожал я плечами.
– А что она будет делать, если вы через час не явитесь?
– Сядет на телефон. Он кивнул:
– Я так и думал. Верно, что вы раньше служили в полиции?
– Верно.
Он продолжал глядеть на меня, улыбаясь ожидал, что я что-нибудь добавлю, – значит, ему еще была неизвестна вся моя подноготная. Но уж я-то точно не собирался ничего ему выкладывать; когда молчание сделалось тягостным, я отвернулся и начал разглядывать проплывавшие сбоку здания, после чего разговор в машине закончился.
Участок, в который мы прибыли, размещался в старом кирпичном здании с выложенными плиткой ступенями; с одной стороны к нему примыкало пошивочное ателье, а с другой стороны – мрачноватая на вид общеобразовательная школа. Мы припарковались возле самого гидранта, и они препроводили меня вовнутрь; теперь как тот, так и другой изменили отношение ко мне – держались гораздо более холодно. Мы поднялись на второй этаж, здесь мне велели сесть в коридоре на скамейку и подождать, и оба моих сопровождающих вошли в дверь с надписью “Отряд детективов” на матовом стекле.
Я давно уже не бывал в подобных местах, и нахлынувшее на меня чувство причастности ко всему этому, казалось бы, давно забытое, всколыхнуло меня гораздо сильнее, чем я предполагал. Мне было не по себе – от покоробленного дерева старой скамьи, от стен, выкрашенных в два слоя зеленой краской, от покрытого потемневшим лаком дощатого пола и от потолка, покрашенного успевшими потемнеть белилами и облупившегося в одном углу. Пока я сидел там в полном одиночестве, мое беспокойство и возбуждение все нарастали, пока наконец я не выдержал, встал и начал расхаживать взад-вперед по коридору, чтобы снять напряжение. Все попытки умерить свою прыть ни к чему не приводили: я постоянно сбивался на все более быстрый шаг, затем, опомнившись, пытался перейти на размеренную походку, но снова сбивался на рысь, и боюсь, что со стороны здорово смахивал на новобранца, который учится ходить в строю.
Я ждал всего несколько минут, но они показались мне вечностью. В коридор вышли те же самые, что меня привезли, двое детективов, и тот, который прежде пытался завязать со мной беседу, произнес:
– Вас хочет видеть капитан Линтер.
Он продолжал держаться холодно из-за моего нежелания разговаривать с ним в машине.
Я пошел за ним, и меня провели сквозь “загон” – длинную унылую комнату, вдоль которой тянулись в ряд небольшие квадратные деревянные столы с телефонами, почти все пустые – явление, впрочем, обычное. Какой-то парень в одной рубашке без пиджака тыкал пальцами в клавиши стоявшей в углу дряхлой пишущей машинки, другой, сидя за одним из столов, негромко бубнил по телефону.
Табличка на двери в противоположном конце комнаты гласила: “Капитан”. Они остановились, отступили по сторонам, дали мне пройти и закрыли за мной дверь.
Теперь я оказался в маленьком квадратном офисе, отделанном той же цветовой гаммой, что и коридор. В глаза сразу бросался большой деревянный письменный стол, аккуратно прибранный, но донельзя обветшалый. Прочая мебель – диван, деревянные стулья, еще стол – была столь же преклонного возраста, за исключением стоящего в углу новенького, поблескивающего серым металлом несгораемого шкафа для хранения документов. На стенах висели в рамках портреты президента, нынешнего мэра и других менее известных личностей.
В комнате находились двое мужчин, оба лет пятидесяти с небольшим, одетые в штатское. Тот, что сидел на диване, был худой и долговязый, с густыми седеющими волосами и изрезанным морщинами бледным лицом. Другой, за письменным столом – очевидно, капитан Линтер, – лысеющий грузный мужчина, судя по всему, был в курсе того, что меня вышвырнули из полиции: он глянул на меня с нескрываемым отвращением и произнес:
– Значит, вы – Тобин.
Я ничего не ответил по той причине, что говорить было нечего.
Он повернул голову со словами:
– Это капитан Дрисколл, двадцать седьмой отряд.
– Рад познакомиться, – произнес я, и капитан Дрисколл ответил кивком.
– Капитан Дрисколл желает поговорить с вами по делу об убийстве, свидетелем которого вы оказались, происшедшем на его участке, – объявил он и, снова повернув голову, добавил:
– Что ж, он в вашем полном распоряжении, – и поднялся на ноги. – Я буду в коридоре.
Капитан Дрисколл поблагодарил его, подождал, пока капитан Линтер выйдет из кабинета, затем поглядел на меня и сказал:
– Присаживайтесь, Тобин.
– Спасибо. – Я уселся на деревянный стул недалеко от него. Он достал трубку и темный кожаный кисет и, не отрывая глаз от трубки, которую набивал табаком, произнес:
– Вы проходите свидетелем по делу об этом двойном убийстве на моем участке.
– Да, я был там.
Он поглядел на меня, затем снова на кисет и трубку.
– Почему вы там оказались?
– Меня попросила прийти Робин Кеннеди. Она – моя родственница, троюродная сестра.
– Почему она вас об этом попросила? – Он отложил кисет и посмотрел мне прямо в глаза. Я объяснил:
– Ее друзьям из этого кафетерия не давал покоя какой-то полицейский в штатском. Они не знали, чего он хочет – может, денег, и она попросила меня с ним поговорить.
Он медленно кивнул, засунул трубку в рот и начал охлопывать себя по карманам в поисках спичек.
– У меня к вам есть еще один вопрос, – сказал он. Я вынул из кармана спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:
– Какой?
– Спасибо, – поблагодарил он и, взяв спички, закурив трубку и выпустив дымок, продолжал:
– Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве. – Он задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу на столе капитана Линтера, отклонился на спинку дивана и снова поглядел на меня. – Вы располагаете какими-нибудь свидетельствами в пользу этого обвинения?
– Мне следовало догадаться, – ответил я. На его лице обозначилось недоумение.
– О чем вам следовало догадаться?
– Я слишком давно не имел дела с полицией, – объяснил я. – Иначе бы я догадался, зачем ко мне приехали. Мне следовало сообразить, что капитан полиции не явится сюда ради того, чтобы допрашивать меня по делу об убийстве.
– Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, – признался он.
Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть. В другой его руке все еще были мои спички.
– Давайте снова пройдемся по моему заявлению, – попросил я.
– Не вижу в этом необходимости.
– Это не займет много времени.
Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и потянулся, чтобы вернуть их мне.
– Благодарю, – сказал я. – Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский в штатском обратил их внимание на некоторые нарушения, касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли, что от них требуется, поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и выяснить, что им нужно делать.
Он нахмурился:
– Вы меняете свои показания?
– Нет, просто формулировку, – ответил я. – Продиктовать? Я слишком поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту событий. Он сказал:
