- Не надо, - сказал я. - Он может обидеться, что вы прислали кого-то чужого разбираться с лошадьми, и откажется мне помогать. В гостинице я и сам устроюсь. Если будете посылать телеграмму, просто сообщите, что я ненадолго собираюсь в ЮАР и, возможно, загляну к нему посмотреть лошадей.
Нерисса расплылась в улыбке.
- Ну вот, видишь, мой дорогой! Значит, ты все же умеешь вести расследование!
Пять дней спустя я вылетел в Йоханнесбург. У меня была куча фактов, но я считал, что разобраться в них мне не под силу.
Мы с Чарли возвращались от Нериссы в глубочайшем унынии. Бедная Нерисса! И бедные мы! Как тяжело будет ее потерять!
- А ты только-только вернулся домой! - добавила Чарди.
- Да, - вздохнул я. - И все же… я не мог отказаться.
- Ну конечно, нет!
- Хотя толку от меня будет мало.
- Ну, это еще неизвестно! Вдруг ты что-нибудь узнаешь…
- Оч-чень сомневаюсь.
- Но ведь ты сделаешь все, что от тебя зависит? - с беспокойством спросила Чарли.
- Конечно, любовь моя.
Чарли покачала головой:
- Ты умнее и хитрее, чем тебе кажется.
- Как бы не так!
Чарли поморщилась. Некоторое время мы ехали молча. Потом она сказала:
- Пока ты ходил смотреть этих молоденьких стиплеров на выгоне, Нерисса мне сказала, что с ней такое.
- Да?
Чарли кивнула.
- Какое-то жуткое заболевание, называется болезнь Ходжкина. От нее распухают миндалины, или что-то еще в этом духе, и начинается перерождение клеток - хотя я не очень понимаю, что это значит. Она, по-моему, и сама не очень-то в этом разбирается. Но только это смертельно в ста процентах случаев.
Бедная Нерисса…
- И еще она мне сказала, - продолжала Чарли, - что нам она тоже кое-что оставила на память по завещанию.
- В самом деле? - Я обернулся к Чарли. - Как она добра… А что именно, не сказала?
- Смотри на дорогу, бога ради! Нет, не сказала. Она говорила, что было очень забавно составлять новое завещание и расписывать, кому какие подарки она оставляет. Она чудо, правда?
- Правда.
- Нерисса это говорила всерьез. И она так рада, что подвернулся этот племянник и что он оказался хорошим молодым человеком… Знаешь, я такого никогда раньше не видела. Она умирает и относится к этому абсолютно спокойно. И даже забавляется такими вещами, как составление завещания… И это несмотря на то, что она знает… знает…
Я покосился на Чарли. По щекам у нее катились слезы. Она редко плачет и не любит, чтобы кто-то это видел. Я стал смотреть на дорогу.
Я позвонил своему агенту и ошарашил его.
- Но… но… - промямлил он. - Но ведь вы же никогда никуда не ездите и всегда отказываетесь… Вы стучали по столу и кричали, что…
- Совершенно верно, - согласился я. - Но мне нужен повод поехать в ЮАР. Так намечаются ли там премьеры каких-нибудь моих фильмов или нет?
- Ну… - Агент был в полной растерянности. - Сейчас посмотрю… Вы точно уверены, - недоверчиво переспросил он, - что, если там будут какие-нибудь премьеры, вы хотите, чтобы я сообщил, что вы приедете лично?
- Я же сказал!
- Да, только я ушам своим не поверил…
Он перезвонил через час:
- Премьер две. В Кейптауне с понедельника будет демонстрироваться «Один день в Москве». Это первый из шести восстановленных фильмов. Он, конечно, старый, но ваш приезд поможет подогреть интерес к показу. А в Йоханнесбурге будет премьера «Скал». Но это только четырнадцатого сентября, через три недели. Вас устроит?
- Нет, это поздновато… - Я поразмыслил. - Но мне надо в Йоханнесбург.
- Хорошо. Я все устрою. И… э-э… эта ваша внезапная перемена настроения распространяется на телебеседы и газетные интервью?
- Нет.
- Увы… Так я и думал.
Я забрал у Нериссы все письма от ее тренера, все южноафриканские календари скачек, вырезки из газет и журналов, которые ей присылали, и все подробности о происхождении и спортивной форме ее одиннадцати молодых аутсайдеров.
Пачка бумаг оказалась толстенная, и разобраться в ней было не так-то просто.
Однако картина, которая начала вырисовываться передо мной после долгих трудов, заставила бы призадуматься любого, не только владельца лошадей. Девять из одиннадцати в начале своей скаковой карьеры демонстрировали прекрасные результаты. Всего с декабря по май они выиграли четырнадцать скачек. В худшем случае занимали одно из призовых мест.
Заглянув в списки ведущих производителей и соответствующий раздел южноафриканского журнала «Конь и пес», я обнаружил, что все лошади обладали безупречной родословной. Ну да, конечно; судя по суммам, которые выложила за них Портия, сестра Нериссы, она была не настолько богата, чтобы покупать дешевых лошадей. И тем не менее ни одна из двухлеток пока не выиграла достаточно призов, чтобы покрыть хотя бы свою начальную стоимость. А с каждым новым проигрышем их будущая стоимость в качестве племенных лошадей опускалась все ниже.
В качестве наследства эти южноафриканские лошадки были мертвым грузом.
Чарли приехала в Хитроу проводить меня. Я провел дома всего девять дней. Нам обоим казалось, что это очень мало. Пока мы ждали у стойки регистрации, к нам подошли по меньшей мере полдюжины дам, попросить автограф для своих дочек, племянниц, внуков и так далее. На нас глазели. Вскоре появился аэропортовский служащий и предложил нам подождать в маленькой отдельной комнате. В аэропорту меня знали - я часто улетаю отсюда. Мы приняли предложение с благодарностью.
- У меня такое впечатление, словно тебя двое, - вздохнула Чарли, усаживаясь на диван. - Один для публики, другой мой личный. И это совершенно разные люди. Как будто у меня два мужа. Знаешь, когда я вижу тебя в кино или даже в клипах по телевизору, я потом смотрю на твои фотографии и думаю: «С этим человеком я спала прошлой ночью». И это кажется ужасно странным, потому что ты, который для публики, принадлежишь не мне, а всем этим людям, которые платят, чтобы на тебя посмотреть. А потом ты возвращаешься домой, и это снова ты, мой родной муж, а ты, который для публики, - это кто-то совсем другой…
Я посмотрел на нее с любовью.
- Кстати, тот, который твой личный я, забыл заплатить за телефон.
- А, черт! Я же тебе двадцать раз напоминала…
- Заплатишь?
- Ну да, наверное… Но ведь счета за телефон - это твоя работа! Проверять все эти телеграммы, звонки в Америку - я ведь не знаю, кому и куда ты звонил. Если ты не будешь их проверять, с нас могут содрать лишнее.
- Что ж, придется рискнуть.
- Ну, знаешь!
- Зато эти деньги вычтут из суммы налога…
- Ну разве что…
Я уселся рядом с ней. Надо же о чем-то говорить - так почему бы и не о счетах за телефон? Нам давно уже не было нужды говорить другу другу вслух то, что мы все время твердили про себя. За все время совместной жизни мы всегда прощались легко и так же легко встречались снова. Многие думали, что это от безразличия. Скорее наоборот. Мы нуждаемся друг в друге, как пчела нуждается в цветах…
Десять часов спустя, когда я приземлился в международном аэропорту имени Яна Смита, меня встретил нервный человек с влажными руками - менеджер «Южноафриканской компании по распространению международного кинематографа».
- Венкинс, - представился он. - Клиффорд Венкинс. Очень рад познакомиться.
Бегающие глаза, рубленый южноафриканский акцент. Лет сорока. Не преуспевающий - и никогда преуспевающим не будет. Он говорил слишком громко, держался чуточку фамильярно, с потугами на добросердечность - тот тип людей, который я переношу хуже всего.
Я со всей возможной вежливостью отцепил его от своего рукава.
- Очень любезно было с вашей стороны меня встретить, - сказал я. Лучше бы он не приезжал.
- Ну, как же мы могли не встретить Эдварда Линкольна!
Он нервно хохотнул. И чего он так суетится? В качестве менеджера он должен встречаться с известными актерами чуть ли не каждый день.
- Машина там!
Он принялся пятиться боком впереди меня, точно краб, растопырив руки, словно расчищал путь, хотя народу вокруг было совсем немного. Я шел за ним, помахивая чемоданчиком и изо всех сил стараясь делать вид, будто его навязчивые знаки внимания доставляют мне удовольствие.
- Тут недалеко, - беспокойно сказал он, заискивающе заглядывая мне в глаза.
- Чудесно, - ответил я.
В здании аэропорта стояли человек десять. Ну да, конечно… Их костюмы и позы выдавали представителей прессы. Я совсем не удивился, когда при нашем появлении толпа ощетинилась фотокамерами и диктофонами.
- Мистер Линкольн, что вы думаете о Южной Африке?
- Эй, Линк, ну-ка, улыбочку!
- А правда ли, что…
- Нашим читателям хотелось бы знать ваше мнение о…
- Улыбнитесь, пожалуйста…
Я старался не замедлять шага, но они обступили нас со всех сторон. Я улыбнулся всем и никому и принялся давать стандартные ответы вроде: «Мне тут нравится. Я здесь в первый раз. Да, мне очень хотелось здесь побывать». В конце концов нам удалось выбраться на свежий воздух.
