— Хорошо, — произнес он.
Потом, когда он ее все-таки не убил, она резко перевернулась на влажных простынях. Экстатически дернулась, словно пробуждаясь от крепкого сна. Я забыла, подумала она, совсем забыла, как это бывает.
— Ты голодный? — пробормотала она. — Мы так и не поужинали.
— Ерунда.
Они лениво, не торопясь, встали. В полумраке она разглядела шрам у него на животе. Лоскутки пересаженной кожи, возможно — не меньше двух операций. Каково это, когда тебе так выжигают живот? Не спрашивай, предупредила она себя, он не хочет об этом говорить.
Она натянула халат, пока он влезал в штаны. На кухне он уселся на стул, пока она делала макароны и салат на скорую руку. Рэй зашнуровал ботинки, сунул мобильник в карман, снова надел бейсболку. Она зажгла свечу и открыла бутылку вина. Сейчас скажу тост — за радости сексуального акта, подумала она. Она достала два бокала, разлила вино, накрыла на стол, и ей было так хорошо, как не бывало уже… господи, да уже годы. Может, сегодня же вечером мы сделаем это еще раз, надеялась она. Я постараюсь удержать его здесь до самой последней минуты. Она взглянула на часы, зная, что вот-вот должна позвонить ее мать: это было бы сейчас совершенно некстати. Тут она вспомнила об отце Рэя.
— Тебе не надо позвонить отцу? — спросила она.
— Сейчас он, скорее всего, слушает, как играют «Янки». Но мне надо будет проверить, как он там.
По телефону? Или ему нужно будет сходить к отцу? Она уже готова была уточнить, когда заметила, что по ее подъездной аллее движутся чьи-то фары.
— Странно.
— Что такое? — спросил Рэй.
Держа дымящийся горшочек с макаронами, она выглянула из кухонной двери.
— На аллее лимузин. Из него выходит мужчина. И еще мужчины.
Она шагнула назад.
— Ты никого не ждешь?
— Нет. — Она еще раз глянула. — Осматривают твой пикап.
— Я забыл его запереть.
— Они не собираются открывать… по-моему, они идут сюда.
Кто-то массивный показался за дверным стеклом, постучал. Рэй встал. Незнакомец заколотил в стекло.
— Эй! — тревожно окликнула она. — Кто там?
Стекло над дверной ручкой разбилось вдребезги. Она закричала и отпрыгнула за кухонный стол.
Рука в перчатке проникла в отверстие и отперла замок. Затем исчезла. Внутрь шагнул крупный китаец в темном костюме. Он отошел в сторону, и вошли еще трое китайцев.
— Рэй, — сказал первый мужчина, указывая на него. — Идешь с нами.
Рэй встал между нею и вошедшими, защищая ее.
— Вы кто, ребята?
Они не ответили. Первый поддернул рукав пальто, показывая пистолет. Двое других скользнули Рэю за спину.
— Мисс леди, — произнес первый китаец, — не вызывайте полицию. А то мы вернемся и… — он посмотрел на горшочек макарон у нее в руке, — и съедим всю вашу плохую лапшу.
Двое положили руки Рэю на плечи. Она ощутила, как по его телу пробежала дрожь — желание физически отреагировать, дать отпор, — но он это желание тут же подавил. Он посмотрел на нее.
— Ничего, — сказал он. — Не звони в полицию. Я серьезно.
Но она знала, что это не «ничего». Она стояла в дверях кухни, пока они волокли Рэя вниз по лестнице и потом запихивали в лимузин.
Неужели все это было на самом деле?
Она хотела закричать, ей нужно было закричать. Они его увозили! Дверцы захлопнулись, длинный автомобиль задним ходом плавно выехал с аллеи — и вот он уже исчез.
Что делать? Должна ли она что-нибудь предпринять? Она глянула на пол, где валялись осколки. Руки у нее тряслись. Эти люди могли ей что-нибудь сделать. Как они собираются поступить с Рэем? Он не знал этих людей, но… Она видела, что он смирился с их появлением, как будто сразу сообразил, кто они такие. Она взяла телефонную трубку. Рэй сказал — не звони, и я не буду, подумала она. Нет, все-таки буду. Она стала набирать номер полиции. Но потом остановилась. Вдруг Рэю будет только хуже? Из-за нее? Она не могла этого допустить.
Поэтому, вместо того чтобы звонить в полицию, она сунула телефон в карман халата и вышла из кухни. Красный пикап Рэя стоял на том же месте на подъездной аллее, параллельно ее собственной машине, и она подергала за ручку пассажирской дверцы. Та открылась. Она поднялась на высокую подножку и забралась внутрь, отлично при этом понимая, что в освещенном салоне видна всем, кто будет проезжать мимо или выглянет в окно. Она предполагала найти в машине обертки от фастфуда, стаканчики из-под кофе — весь этот мусор, который болтается у мужиков в пикапах и грузовиках. Однако вместо этого она обнаружила планшет, на котором были записаны имя и адрес отца Рэя; в нем хранились записи по дому, которые вел Рэй. Она изучила его плотный, аккуратный почерк. Под планшетом лежали три книги: одна — о воздействии Китая на мировую экономику, другая — философский трактат о смерти и сознании, а третья — толстый том по истории Афганистана, лондонское издание 1936 года. Я понятия не имею, что он за человек, подумала она. Она открыла бардачок. Записи о ремонте двигателя, тщательно соединенные скрепками. Под ними — десятидюймовая финка с потертой рукояткой, обмотанной клейкой лентой. Она на дюйм-другой вытянула оружие из ножен. Блеснуло лезвие. Испугавшись, она засунула финку обратно в ножны.
Не сходя с места, заглянула под сиденье. Под водительским лежал обычный аварийный набор — маячки, фонарь, тросы. Из-под пассажирского сиденья она вытянула девичью полотняную теннисную туфлю желтого цвета — казалось, так и излучавшую игривость и сексуальность. Она положила ее рядом с собственной ногой. Слишком мала для нее. Изящная, нежная ножка. Тоненькая ступня на сексуально-тоненькой лодыжке. Туфля неношеная, совсем новая. Она почувствовала укол ревности, легкое раздражение. У Рэя явно был секс с той, которая потеряла эту штуку. Такие вещи сразу чувствуешь. Вот что он имел в виду, когда сказал про «признание». Может, она когда-то выставила его за порог. Но почему? Кто бросит такого мужика, как Рэй? — спрашивала она себя. Она вдруг вспомнила, как громко хватала воздух в постели, как ее руки стискивали простыни.
Ей безумно хотелось что-нибудь разузнать, что-нибудь сделать, и она погрузила руку под сиденье как можно дальше. Она нашарила контейнер. Открыла крышку. Внутри… что это — мертвое животное? Нет, волосы: густые, темные, курчавые. Какая мерзость! И еще там таилась записка. Она осторожно вытянула ее, стараясь не касаться волос. В записке было сказано:
Привет, Рэй-Ствол, я же говорил, что отправлю тебе свою бороду. Что ты сделал со своей? Я тут, в Мельбурне, катаюсь по волнам. Если хочешь, заезжай меня навестить. Я на связи, но от электронной почты отказался — она слишком быстрая. А мне надо малость замедлиться. Не терпится получить новое задание. А еще у меня какие-то непонятные головные боли от тех таблеток, которые они нас заставляли принимать. У меня внутри все плавится, как всегда после миссии. Больше всего на меня действуют эти маленькие тельца. Ты же меня понимаешь, я знаю, что понимаешь. Грустно было услышать про твоего отца. Я знаю, как ты его любишь. Не уверен, смогу ли еще продержаться. Буду пить и трахаться, чтобы достичь просветления. Может, ты справляешься лучше, чем я. А может, и нет. У меня уже толком не осталось никаких идей, я даже не уверен, настоящий ли я американец. Кто знает. Не могу себе представить, как стану возвращаться домой, это слишком уж дико. Если у тебя есть подходящие мыслишки, напиши. Дай мне знать, если получишь новое задание. Ну ладно, через час уже прилив.
З.
Под неряшливо спутанными волосами обнаружилась фотография — двое мускулистых мужчин с длинными бородами. Рэй и еще один — видимо, З., тот, который написал это письмо. Сильно загорелые, в грязных футболках, позади — горы. Они военные? — предположила она. Но на снимке она не заметила никакого оружия. Она задержала взгляд на руках и плечах Рэя: видно было, какие они сильные. Ее пальцы помнили, какие они на ощупь.
Она вздрогнула: в кармане зазвонил телефон. Она сложила записку, сунула ее вместе с фотографией обратно в контейнер, а туфлю — под сиденье, словно звонящий мог ее увидеть. Это была ее мать — готовая к обычному разговору. Выбравшись из пикапа, женщина вернулась на кухню.
— Мама, можно я тебе перезвоню?
Но мама не разрешила. И началось. О том, как приходил доктор. Об отцовском артрите. На все это ушли еще десять минут ее жизни. Она поймала себя на том, что направляется в спальню, чтобы посмотреть на измятую постель. В простынях, казалось, еще оставался след Рэя. Но сам он исчез.
— По-моему, ты плачешь, — заметила ее мать. — Плачешь? Что случилось?
Она повесила трубку. Ну да, она плачет. Она встретила красавца прямо у себя в подъездной аллее, позволила ему целый час трахать ее до изнеможения, а потом, довольная, готовила ему ужин, и тут — что такое! — является банда каких-то китайских головорезов и выволакивает его из дома! Да у любой бы крыша поехала! Ясное дело, я буду плакать! В ящике кухонного стола она нашла фонарик. Может, у Рэя в пикапе лежит еще что-нибудь. Она подошла к кухонной двери и открыла ее.
