очень хорошую! Плантаторские дома начала девятнадцатого века — последний крик моды. Здесь получится отличный отель!
— Спасибо, мистер Огилби, но я, пожалуй, не буду с этим спешить.
— Как угодно, как угодно. Не задерживайтесь дотемна. Фамильные привидения и все такое… — Коротышка зарысил прочь, тихонько посмеиваясь и размахивая дипломатом. Пендергаст остался на кладбище в одиночестве. Он слышал, как завелся «Мерседес», как заскрипел гравий под колесами, а потом наступила тишина.
Пендергаст еще немного походил по кладбищу, читая могильные надписи. Каждое имя пробуждало в нем воспоминания — все более и более странные и необычные. Здесь лежали перезахороненные останки родственников, извлеченные из семейного склепа на Дофин-стрит после того, как сгорел особняк Пендергастов. А кто-то еще при жизни выразил желание быть похороненным в родовом гнезде.
Солнце опускалось за деревья; золотистый свет тускнел. От мангровых болот потянулся через лужайку бледный туман. Воздух пах листвой, мхом и папоротником. Пендергаст долго стоял среди могил — молчаливо и недвижно, а на землю опускался вечер. Из окон плантаторского дома просачивался сквозь деревья желтый свет. Запахло горящими дубовыми дровами; этот запах неизбежно вызывал воспоминания о детстве, о лете. Из высокой кирпичной трубы лениво струился голубой дымок. Заставив себя двигаться, Пендергаст оставил наконец кладбище, миновал питомник и добрался до крыльца. Рассохшиеся доски протестующе заскрипели под ногами.
Пендергаст постучал в дверь и слегка отступил. Внутри раздались медленные шаги, потом загремели замысловатые замки и засовы. Массивная дверь распахнулась; сгорбленный старик в старинном костюме дворецкого с суровым видом стоял на пороге.
— Мастер Алоиз, — сдержанно приветствовал он Пендергаста, не протягивая руки.
Пендергаст сделал это сам, и старый слуга тепло ответил на его пожатие.
— Морис, как вы тут?
— Хорошо. Видел, как машины подъехали. Принести вам в библиотеку рюмочку хереса, сэр?
— Отлично, спасибо.
Старик повернулся и медленно двинулся через холл в библиотеку. Пендергаст отправился следом. В камине горел огонь — не столько для тепла, сколько для того, чтобы одолеть сырость.
Позвякивая бутылками, Морис топтался у буфета; он налил в крошечную рюмку хереса, поставил ее на серебряный поднос и торжественно подал Пендергасту. Пендергаст взял рюмку, глотнул и огляделся.
Лучше тут не стало: на обоях пятна, в углах горы пыли, в подвале шуршат крысы. За пять лет, что он здесь не был, все заметно обветшало.
— Давайте, Морис, я найду экономку, пусть живет здесь. И повара. Вам так будет гораздо легче.
— Глупости! Я и сам могу следить за домом.
— Думаю, одному тут опасно.
— Опасно? Вовсе не опасно. Я на ночь хорошо запираюсь.
— Разумеется. — Пендергаст отпил хереса, очень сухого «Олоросо». Он лениво попытался припомнить, сколько бутылок осталось в погребах. Столько, что ему и за всю жизнь не выпить — не говоря о портвейне, других винах и отличном старом коньяке. По мере угасания боковых ветвей семейства все винные погреба вместе с деньгами переходили к нему — последнему члену рода, находившемуся в здравом уме.
Пендергаст сделал еще глоток и отставил рюмку.
— Морис, пойду-ка я пройдусь по дому. Вспомню старые времена.
— Да, сэр. Позовите, если я вам понадоблюсь.
Пендергаст открыл раздвижную дверь и вышел в холл.
С четверть часа бродил он по комнатам первого этажа: пустая кухня, малые гостиные, большая гостиная, столовая, салон, кладовая. Дом слегка пах детством; политура для мебели, старый дуб и, бесконечно далеко, запах маминых духов — все смешалось с теперешними запахами сырости и плесени. Каждая вещь, каждый звук, каждая картина — и пресс-папье, и серебряная пепельница, — все было на своих местах; каждая мелочь хранила тысячи воспоминаний о людях, что давно лежат в земле, воспоминаний о свадьбах, крестинах, днях рождения и поминках, о вечеринках, коктейлях, костюмированных балах, о детях, носившихся по залу под возмущенные окрики тетушек.
Ушло, все ушло.
Пендергаст поднялся по лестнице. Два коридора вели в противоположные крылья дома со спальнями, а прямо впереди был кабинет — за дверью с аркой, украшенной парой слоновых бивней.
На полу кабинета лежала шкура зебры, со стены над большим камином смотрела злыми стеклянными глазками голова капского буйвола. Висели тут и другие головы: куду, бушбока, оленя, лани, дикого вепря, лося.
Пендергаст заложил руки за спину и медленно прошелся по комнате. Среди этих стражей памяти и давно минувших событий он, сам не желая, вернулся мыслями к Хелен. Прошлой ночью ему привиделся старый кошмар — такой же яркий и страшный, как и всегда; у него до сих пор сосало под ложечкой. Быть может, кабинет изгонит этого демона, хотя бы ненадолго. Навсегда жуткое воспоминание, конечно, не уйдет.
В дальнем углу стояла запертая стойка с коллекцией охотничьих винтовок. После того дня Пендергаст ни разу не охотился. От одной мысли об охоте ему становилось плохо. Злая, жестокая забава — унция металла летит в дикое животное со скоростью две тысячи футов в секунду. Он и сам удивлялся, что в молодости ему это нравилось. Хелен — вот она любила охотиться… Необычное увлечение для женщины, но и сама Хелен была необычной женщиной. Очень необычной.
Оптический прицел на двустволке Хелен покрыл слой пыли. Боковые пластины «Кригхоффа» украшала гравировка и инкрустация из золота и серебра, ореховый приклад за время долгого использования отполировался. То был свадебный подарок Пендергаста, сделанный как раз перед тем, как они — в свой медовый месяц — отправились в Танзанию охотиться на капских буйволов. Красивая вещь — стоит шестизначную сумму, отличное дерево, драгоценные металлы, — а предназначена для такой жестокой забавы.
На дульном срезе притаилось пятнышко ржавчины.
Пендергаст подошел к двери и крикнул вниз:
— Морис! Принесите, пожалуйста, ключи от оружейной стойки.
Через некоторое время Морис появился в холле.
— Сейчас, сэр. — Дворецкий исчез, а через минуту уже взбирайся по скрипучей лестнице, держа в костлявой руке железный ключ. Он проковылял мимо Пендергаста и вставил ключ в замок.
— Прошу вас. — Лицо у него было бесстрастное, но он явно гордился: и ключ у него под рукой, и вообще он всегда готов служить.
— Спасибо, Морис.
Дворецкий вышел.
Пендергаст открыл стойку и медленно взялся за холодный металл двустволки. От одного прикосновения к ее оружию пальцы затрепетали. Сердце почему-то заколотилось — верно, все еще давал себя знать ночной кошмар. Пендергаст вынул двустволку и перенес ее на длинный стол посередине комнаты. Из ящика под стойкой он взял принадлежности для чистки оружия и разложил рядом с винтовкой.
Потом вытер руки, взял винтовку, переломил стволы и заглянул в них.
Удивительно: правый ствол полностью забит, левый — пуст. Пендергаст положил винтовку и задумался. Затем снова вышел к
