внутреннего позыва. В голове набатом билась лишь одна мысль: «Господи, что же мне делать? Как найти в себе силы?»
Погружённая в раздумья, Оля шла по улице, не разбирая дороги. Сама не поняла, как оказалась на карьере. Просто вдруг под ногами зажелтел песок, а воздух стал заметно жарче и плотнее.
Двинулась дальше, минуя свалку. С трепетом вошла в сосновую рощу. Везде следы недавнего пребывания большого количества людей и техники. Обрывки ограждающей ленты, оброненная использованная резиновая перчатка, множество окурков, следы машинного масла на плотно утрамбованной сосновой хвое. Старое корневище выкорчевано и лежит теперь в нескольких метрах от того места, где было закопано первое найденное тело. Старые отростки корневища подрублены, и теперь пень напоминает большую хозяйственную щётку. Участок ещё огорожен небольшими колышками, но белая лента держится на них только за счёт узлов. Концы её, обтрёпанные и пыльные, шевелятся на земле.
Чуть дальше, среди тонкой поросли молодых деревьев, белеет ещё одно ограждение. Ольга подошла ближе. Никаких глубоких рвов или разломов. Видимо тело было закопано неглубоко, неряшливо, в спешке. В голове не укладывалось, что Сергей мог так поступить с кем бы то ни было. Может быть, он действительно болен и сам того не осознавая, совершал убийства в периоды обострения. Иначе как объяснить его действия?
Страшное место. Оля не могла сдержать душивших её слёз. Она оплакивала не себя, а мёртвых девочек, их потревоженные могилы и несбывшиеся мечты. Какой бы год и век не наступил, какими бы они ни были – красавицами или простушками, каким бы характером не обладали, каждая женщина рискует стать жертвой сорвавшегося с катушек маньяка. Можно сколько угодно прятаться за стенами своего дома и думать, что ты в безопасности, но где гарантия, что этим человеком не станет кто-то, кого ты знаешь и кого не боишься?
Задрав лицо вверх, она смотрела на сомкнувшиеся кроны сосен. С западной стороны неба надвигалась огромная туча, по цвету напоминавшая спелый баклажан. Всё вокруг замерло в ожидании первой грозы. Поток ветра разбавил недвижимый до этого воздух. Ощутимо запахло озоном. Где-то в стороне, ещё без вспышки, глухо зарокотало, неумолимо приближая майский ливень и растравляя сердечную тревогу.
«Пора! Пора!» – стайка ласточек, сорвавшись с песочного склона, низко пролетели друг за другом и взметнулись вверх, прямо навстречу грозовому фронту.
Оля закрыла глаза в ожидании дождя. Пусть будет буря, пусть разразится ураган, пусть её накроет потоком холодной воды и смоет, наконец, эту липкую оболочку, в которой она находилась столько лет. Она долго верила, что это вторая кожа, защитная плёнка, помогала ей выжить. Но сейчас, когда Оля отчётливо поняла, что почти задохнулась в ней, что ещё немного, и она сгниёт внутри неё, как в рыбьем пузыре, ей не хватило лишь самой малости, чтобы разом покончить с этим и очиститься.
Первые крупные капли упали мимо, лишь задев волосы у виска. Девушка подняла руки и раскрыла ладони. Вверху громыхнуло основательнее.
Да, жизнь, всё равно, будет продолжаться!
Надо просто жить!
Надо.
Дождевая вода смешалась с солёными потоками на щеках. Одежда намокла, облепив тело, словно проволочный каркас. Хотелось кричать, выплёскивая из себя накопившиеся гнев и боль, кататься по земле, полосуя ногтями землю, впитавшую в себя вместе с дождём, возможно, последний вздох жертвы.
Оля упала на колени, набрала воздуха в лёгкие, успела ощутить его чистоту и влажность, как шею сдавило коротким и сильным нажатием газового платка, перекрыв кислород. Она захлебнулась этой свежестью. Удивлённо посмотрела на плачущую тучу, заметив, как сужается пространство над головой, как темнеет и наливается кровью небо. Уловила движения собственных рук, царапавших шею в попытке освободить горло, но совсем не почувствовала боли. Тяжёлая, удушливая, страшная судорога готова была, вот-вот, пронзить её тело.
– Ненавижу тебя!!!
Мозг лихорадочно ловил слова, которые звучали совсем рядом.
– Мерзкая глупая крыса! Все вы – мерзкие крысы!
«Да, именно так и должно всё закончиться…»
Последнее, что Оля услышала, проваливаясь в бесконечную чёрную яму, был громкий лай собаки.
– Мама? Папа?
На фоне окна, словно в тумане, две фигуры.
Губы шевелятся, но звук раздаётся только в голове. Она знает это, потому что фигуры не слышат её и продолжают стоять к ней спиной.
Надо встать и подойти к ним, обнять, ощутить, наконец, долгожданный покой. Никаких сожалений. Никаких воспоминаний. Никакой боли.
Протягивая руку навстречу, Оля чувствует сопротивление и саднящую тяжесть в мышцах. Так не должно быть. Что-то со звоном падает на пол. В голове этот звук троекратно усиливается, вызывая прилив тошноты.
– Оленька! Ольга Павловна!
Фигуры движутся к ней и при ближайшем рассмотрении становится понятно, что это совсем другие люди, а не её родители.
Значит, она жива?!
Лишь одно движение, а тело становится влажным, как после пробежки. По виску катится капля.
– Пожалуйста, лежите спокойно. У вас в руке капельница, – приятный женский голос успокаивает.
Оле никак не удаётся сфокусировать взгляд на лице обладательницы бархатного тембра. Картинка расплывается, как жидкий шоколад по тарелке.
Женщина убирает волосы со лба Оли, кладёт на него тёплую ладонь. Её движения мягкие и нежные
– Как хорошо, что вы очнулись.
Медсестра достала иглу из вены, заклеила ранку пластырем. Деловито оттянула Оле веки и заглянула в глаза. Сделала пометки в прикреплённом над тумбочкой листке.
– Постарайтесь недолго, – обратилась к присутствующим.
Ольга переводила взгляд с Марии Керр на следователя, чувствуя, как болят глазные яблоки.
Керр, присев на край кровати, легко поглаживала тонкое одеяло. Следователь, прислонившись плечом к стене, наблюдал за её движениями, не говоря ни слова. На нём был тот же костюм, и Оля заметила, что нижняя пуговица пиджака почти оторвана и держится лишь на одной нитке.
– Что случилось? – голос совсем не слушается её. Каждый звук вызывает спазм и неприятную щекотку, словно горло натёрли на мелкой тёрке.
– Вы чуть не погибли.
– Там собака была… – почему-то вспомнилось именно это.
– О, это не просто собака! – следователь на секунду отделился от стены и, отряхнув плечо, снова привалился к ней. – По-моему, это теперь самый известный пёс не только в городе, но и в области. И имя ему – Платон.
Ольга попробовала улыбнуться, но лицо совсем не слушалось её. Потрогав себя за щёки, она подумала, что голова стала похожа на воздушный шар, и кожа такая же неживая, резиновая, как будто и не принадлежит ей вовсе.
Керр прихватила её за локоть, заставляя убрать руки.
– Всё наладится. Это последствия удушения. Это нормально. То есть… – смутилась, покраснев до корней волос. – Это
