Мария Николаевна, сложив руки на коленях, ждала. Когда через несколько минут следователь появился со стаканом тёплой хлорированной воды, они обе ещё молчали.
Иван взглянул на часы и проговорил:
– Я подожду снаружи.
С помощью Керр Оля приподняла голову и с жадностью стала пить, не обращая внимания на струи воды, устремившиеся по обе стороны рта, прямо за пазуху больничной рубашки. Затем, откинувшись, прикрыла глаза.
– Морозов, конечно, животное. Но он давно уже не может никому причинить вреда, – фразы, вырывающиеся свистящим шепотом, давались с трудом.
Мария Николаевна придвинулась ближе, стараясь не пропустить ни слова, уперев пышное тёплое бедро в ногу девушки.
Только животные обладают таким слухом и чутьём. Даже не дыша, не издавая ни единого шороха, Оля поняла, что Морозов безошибочно вычислил место, где она пряталась. И на расстоянии в несколько шагов она, не видя его лица, поняла, что он улыбается, предвкушая свою победу.
Она не думала о спасении или о снисхождении. То, что происходило сейчас, было чем-то неподвластным её пониманию. Грань, за которую её сознание не готово было заглянуть. Её мир рушился под давлением превосходящей силы, не оставляя ей шанса сохранить его целостность. Она – жертва? Нет, в это невозможно было поверить и принять…
Свист замер на высокой ноте, оборвав мелодию.
– Знаешь, что мне нравится в таких, как ты? – его шаги приближаются.
Только бы темнота длилась подольше.
– Я думал, что Маринка такая… – шаги чуть отдалились, и шуршание травы послышалось за спиной. – Думаешь, по великой любви я был с ней? – хриплый смех. – Когда первый раз драл, даже не пикнула, сдалась. Пыль с моих ботинок слизывала. А ты будешь?
Оля до крови закусила губу.
– Будешь, а? Молчишь… Не знаешь? Вот и я не знаю. Но очень хочу узнать!
Он внезапно схватил Олю за волосы на макушке и через кусты потащил наружу из её укрытия. Девушка повисла в его руке, вцепившись в запястье.
– Не рыпайся! – спокойно посоветовал Морозов, продолжая волочить Ольгу сквозь чащу.
Нижние ветки деревьев и кустов больно хлестали её по лицу, оставляя мелкие листочки на мокрых щеках. Острые сучки царапали ноги, застревали в оборках юбки, и Оля слышала, как с треском рвётся ткань.
Морозов дотащил её до самой поляны, швырнул рядом с кустом сирени. Отпустил волосы, но тут же оседлал, усевшись на грудь.
– Какая ты! – усмехнулся, наткнувшись на её ненавидящий взгляд. Пропихнул её руки под свои колени, упёрся в них, пригвоздив к земле. Зажал с такой силой, что Оля взвыла от боли и бессилия. Широкой ладонью грубо провёл по её лицу, словно стирая крик, просунул пальцы между губ, нащупывая язык. Девушка захрипела и со всей мочи сжала зубы. Морозов зашипел, выдернув кисть, ударил по губам.
Ольга с отвращением сплюнула, пытаясь избавиться от его вкуса и от собственной крови, тут же скопившейся внутри рта.
– Ты у меня будешь хорошей девочкой! – мужчина стал расстёгивать ремень на джинсах. – Будешь слушаться меня. Я тебе потом красиво всё сделаю, в обиде не будешь! А если попробуешь сделать то же самое с моим членом, то я выбью тебе все зубы. Поняла?!
Оля заметалась головой по траве.
– Не хочешь? Ладно, – легко согласился Морозов, – оставим на десерт. Ты же не откажешься угостить моих друзей? – его рука, до этого пытавшаяся удержать Ольгу за подбородок, скользнула вниз, к подолу юбки. – Что там у нас?
Оля завизжала, скручивая ноги, когда грубые пальцы Морозова оказались между её бёдер, пробираясь внутрь.
– Отлично, – он оттянул резинку своих трусов, демонстрируя вздыбленный член. Девушка задохнулась от чужого звериного запаха и от тошноты, которая подступила к горлу. Кулаки сжимали вырванную траву, кончики пальцев саднило от земли, скопившейся под ногтями.
Морозов сдвинулся ниже, пристраиваясь у неё между ног, освободив руки девушки. Она тут же упёрлась в его плечи, пытаясь стащить с себя. Задыхаясь от боли и ненависти, снова закричала.
Морозов навис над ней, сдавливая её грудную клетку с такой силой, что Оля закашлялась, со свистом выпуская остатки воздуха.
– Вот так, маленькая сучка.
Хриплое дыхание, смешанное с парами алкоголя, обдавало её лицо и вызывало рвотные спазмы. От глаз, налитых кровью, невозможно было отвести взгляд. Морозов взревел, надвигаясь на неё с дикой неотвратимостью, ломая словно фарфоровую куклу. Сознание стало покидать её, но грубый окрик не позволил отключиться окончательно.
– Смотри на меня! Я хочу видеть твои глаза! – Рычание и какой-то нечеловеческий смех. Его руки, словно лапы хищного зверя, рвали тело, а вместе с ним и душу.
Собственный крик лишил Олю последних сил. Она захрипела, отчаянно хлеща Морозова по лицу, и в то мгновение, когда чёрная тень заслонила и небо, и белое облако сирени над головой, мир померк, оглушив её внезапной тишиной.
– Помоги мне! – голос Марины, как гром, прозвучал в её голове.
Ольга застонала и вынырнула из обморока.
Морозов был всё ещё на ней, но стало понятно, что вокруг что-то происходит. Оля не могла заставить себя шевельнуться. Ужас и боль сковали всё её тело. Мозг отказывался воспринимать происходящее. Морозов дёрнулся и, чуть откинувшись назад, странно завертел головой.
Из-за спины мужчины появилось белое лицо Марины. Руки её были разведены в стороны.
– Помоги мне!!!
Ольгу затрясло. Прямо над ней хрипел Морозов. Кисти его рук сначала вцепились в Ольгины волосы, потом взметнулись вверх, сжавшись в пудовые кулаки. Слюна тягучей нитью свесилась из ощеренного рта. Лицо приобрело синюшный цвет, глаза вылезли из орбит. Вокруг шеи чернела тонкая чёрная полоска, которая с каждой секундой становилась всё менее заметной в складках кожи. Концы удавки находились в руках Шагиной.
– Ну же, помоги!!! – голос Марины звенел в ночной тиши. Она упёрлась одним коленом в спину Морозова и изо всех сил затягивала удавку на горле Морозова.
Трясущимися руками Оля обхватила мужчину за плечи и стала тянуть его на себя до тех пор, пока он не уткнулся в её грудь, судорожно вздрогнув и обмякнув.
Оля с трудом вылезла из-под мужчины и тут же согнулась от боли в животе.
Марина смотрела на распростёртое тело.
– Рома… Ты слышишь меня?!
– Он… он… – спазмы в груди и горле не давали Оле вздохнуть.
– Он сделал это с тобой… – лицо Марины перекосило в болезненной гримасе.
Оля всхлипнула, закрыла рот ладонью и тихо заскулила, съёжившись от боли, которая вдруг ледяным холодом сковала её сердце.
– Ничего,
