похоронах ее матери, Анни.
Мою маленькую девочку, которая покоится где-то там, в мемориальной роще.
Месяц спустя
В первые дни после возвращения на службу Гренс избегал кабинета шефа. К кофейному автомату пробирался окольным путем, через черную лестницу, так же и обратно. Пока однажды утром он не застал Эрика Вильсона у себя в кабинете на вельветовом диване.
Засада, рано или поздно этого следовало ожидать. Разговора о том, чем занимался во время отпуска один из комиссаров следственного отдела, было не миновать. Крайне затруднительно сохранить в тайне то, что стало достоянием журналистов всего мира. О разоблачении международного педофильского сообщества сообщали все крупные газеты и телевизионные каналы как в Европе, так и в США. Волей-неволей пришлось вытаскивать на свет каждый несанкционированный начальством шаг, начиная с разговора на кухне Хоффмана и поездки в Копенгаген и Сан-Франциско. И Вильсон задействовал весь бюрократический талант, чтобы придать расследованию видимость законного действа – в рамках международной полицейской операции.
С тех пор прошло почти три недели. А увесистые кипы распечаток из разных педофильских чатов до сих пор громоздились на столе Гренса. Они мешали, отвлекали внимание, когда комиссар пытался взяться за что-нибудь другое, и не давали спать по ночам. И с этим, конечно, надо было что-то делать.
Отнести в архив. Просто уничтожить. Или отправить обратно, в управление датской полиции, чтобы дать им возможность пополнить свои архивы. Упаковать и отправить, прямо сейчас. Оставить наконец в прошлом расследование, которое никогда не будет завершено. Потому что и без этих двух девочек там остается один в принципе неразрешимый вопрос. Один из педофилов никогда не будет пойман. Некто Редкат, который, как и Оникс, прятался за плавающими IP-адресами.
Ну, а что если…
Стоит ли ворошить это дело перед окончательной сдачей в архив? Последняя попытка, почему бы и нет? Увидеть до сих пор неувиденное. Продумать непродуманное.
Больше некому.
Бирте давно была занята другими преступлениями в разных концах Дании. Время от времени она писала на почту, интересовалась, как дела. Гренсу было трудно дать правдивый, взвешенный ответ, поэтому иногда он не отвечал вовсе. Впутывать Билли он тем более не хотел. Как и в случае Хоффмана, не стоило лишний раз прибегать к помощи гражданских лиц.
В общем, так или иначе, оставался один Гренс. А вместе с ним и методы, далекие от цифровых технологий. Это ведь Гренс однажды в жаркий летний день запустил это расследование, когда сидел над увеличенными снимками, с лупой в одной руке и канцелярской замазкой в другой. И теперь, за неделю до Рождества, поставит в этом деле точку, перечитав каждую бумажную копию бесед в педофильском чате в свете обычной настольной лампы.
Две тысячи четыреста страниц – распечатки бесед за год. То, что удалось найти Бирте и что вращалось вокруг одной-единственной темы – насилия детей.
03–08–2019 04:09:36 Сообщение от 873118765: Моя дочь возвращается завтра в одиннадцать.
03–08–2019 04:10:10 Сообщение от 434876234: Знаю. Она такая стыдливая. Представляю, как будет выглядеть в том, что я ей послал.
03–08–2019 04:11:04 Сообщение от 873118765: О! Не могу дождаться.
Но последний раз ощущался так же, как и первый. Гренс, как и Бирте, неоднократно просматривал эти тексты. До сих пор, правда, не вычитывая из них больше необходимого минимума – того, что казалось достаточным для обвинительного приговора. И даже в том, что успевал прочитать, многого не видел. Механически «раскодировал» слова, связывал их в предложения и фразы, не особенно вникая в содержание.
Только теперь Гренс занялся этими распечатками всерьез. Вглядывался в цифры, IP-адреса, искал альтернативные варианты перевода текстов, в которых, как казалось до сих пор, не могло быть никакой двусмысленности. Искал речевые клише, маркеры индивидуальной манеры выражаться.
Больше всего времени Гренс посвятил страницам с пометкой «Предположительно Редкат», сделанной рукой Бирте. Сейчас комиссар изучал текст сообщения, в котором тот, кто называл себя Редкатом, поздравлял другого члена сообщества с одиннадцатилетием его дочери. Редкат писал о некоем подарке, который отправил девочке, и ждал взамен фотографий.
03–08–2019 04:11:43 Сообщение от 434876234: Обязательно сделайте фото. Может, ее последнее детское.
Эверта Гренса затрясло, как это часто бывало последнее время. Опыт нисколько не притупил его чувствительности. Привыкнуть не получалось, что бы там ни говорила Бирте.
Он взял ужин в торговом автомате в коридоре, бутерброды в пластике. Все-таки хорошо, что больше не нужно прятаться от Вильсона. Гренс вставил кассету в старый магнитофон, и музыка унесла его в такие спокойные шестидесятые. Комиссар отключил мобильник, запер двери и продолжил листать дальше.
Язык – вот первое, что бросалось в глаза. Английский комиссара оставлял желать много лучшего, но манера Редката выражаться ясно указывала, что этот язык не его родной. Редкат не был ни американцем, ни англичанином, ни австралийцем, ни уроженцем какой-либо другой страны обширного британского мира.
Следующее наблюдение потребовало больше времени. Всякий раз, когда Редкат общался с кем-нибудь из Европы, это происходило либо в дневное, либо в вечернее время. И никогда ночью, как это бывало, если он обменивался сообщениями с кем-нибудь из Соединенных Штатов. Редкат жил в европейском часовом поясе. В принципе, он мог быть из Африки, но, с учетом общей структуры сообщества, это выглядело маловероятным.
Но главное открытие, касающееся местонахождения Редката, Гренс сделал в ночном кафе на Эриксгатан, за чашкой крепкого кофе и двумя булочками с корицей. На основании диалога Редката и Лацци, до сих пор остававшегося непрочитанным, в самом низу кипы.
В этом разговоре Лацци, он же Карл Хансен из Лердаля, неожиданно перешел с международного английского на родной датский. И Редкат ответил ему по-шведски.
Член сообщества, которого Бирте так и не смогла идентифицировать из-за плавающего IP-адреса, так что в конце концов была вынуждена с этим смириться, проживал в Швеции.
Если обычный лист формата А4 для принтера весит около пяти граммов, то две тысячи четыреста четырнадцать страниц потянут почти на двенадцать килограммов. Такую кипу Эверт Гренс поднимал и опускал, переставлял с места на место, раскладывал на своем столике и других свободных поверхностях в пустом зале ночного кафе. Молодая официантка так ничего и не сказала, разве что улыбнулась, когда их взгляды встретились.
То есть ты швед? И где ты находишься? Кто ты? Сидишь ли возле монитора ближе, чем я думал раньше, и продолжаешь вести свою анонимную педофильскую жизнь?
Ответ мог бы повести Гренса и дальше, но листы с пометкой «Возможно Редкат» не давали ни малейшего намека.
Разгадка пряталась в одной из бесед, которые обнаружились сохраненными в компьютере из квартиры над пекарней. С пометкой «Лацци», сделанной
