Через некоторое время Иветта продолжила рассказ, поведав Фифи о том, как их с мамой в условленное время на рынке встретили мадам и мсье Ришелье. Они казались приветливыми, обаятельными людьми, чуть старше ее мамы. Ришелье сказали, что будут всем говорить, будто Иветта — их осиротевшая племянница. Они жили в Торсе, где содержали булочную, и Иветта могла бы им помогать. Они также пообещали, что девочка продолжит образование и к тому времени, когда война закончится, сможет вернуться в Париж и поступить в университет.
— Они не показались мне подозрительными, — произнесла Иветта. — Мне они понравились, так же как и маме. Ришелье сказали, что лучше, если они не будут переписываться, хотя бы некоторое время, чтобы письма не перехватили. Но у мамы был их адрес, так что это меня не встревожило.
— Только не говори мне, что они оказались мерзавцами! — воскликнула Фифи.
— Именно так. Самыми худшими и безнравственными из мерзавцев. Они обманули маму. Но сначала все было так, как они обещали. Мы поездом приехали в Торс. Документы, которые они мне сделали, проверили и не нашли ничего подозрительного. У них была булочная в центре города, и мне выделили маленькую комнату, рядом с ними, на втором этаже булочной. Тетушка Грейс, как мадам Ришелье велела мне себя называть, хорошо меня кормила и не перегружала работой, и хотя мне не разрешали одной выходить из дому, я думала, что это для моей же безопасности. Но затем, где-то три месяца спустя, меня куда-то увезли на машине. Наверно, они подсыпали мне какой-то наркотик, потому что я ничего не помнила, после того как поужинала. Я проснулась в комнате с зарешеченными окнами, и какая-то женщина вошла туда и сказала, что теперь я ее собственность.
— Что это было за место? — спросила Фифи. Она и думать забыла о голоде, темноте и холоде, пока Иветта рассказывала ей свою историю.
— Бордель, — с отвращением выплюнула слово Иветта. — Я тогда даже не знала, что это такое и чем там занимаются. У меня еще даже не начались месячные и совсем не было груди. Я не знала ничего о мире взрослых. В четырнадцать лет я была еще ребенком.
Фифи вздохнула.
— Меня заставили помыться и вымыть волосы. Затем дали ночную сорочку и приказали ее надеть. Я спрашивала о тетушке Грейс и плакала, но эта женщина… она даже не назвала мне своего имени… ударила меня и сказала, что я должна исполнять все ее приказы, иначе меня накажут.
Пересказывая Фифи события той ночи, Иветта снова переживала их. Из комнаты она видела голую деревянную лестницу, ведущую вниз, длинный мрачный коридор, заканчивающийся дверью. Она боялась. Не того, что ее ожидало, потому что она понятия не имела, что с ней собираются сделать. Иветта боялась той женщины. У нее было длинное худое лицо, темные злые глаза, а во рту недоставало переднего зуба, совсем как у ведьмы из сказок. Однако одета она была как фея — в платье из темно-голубого крепа, а ее белокурые волосы спускались упругими локонами вдоль лица. Но рука, которой она держала Иветту за плечо, впивалась в девочку, точно когти, а кольцо с большим рубином на руке казалось кровавым.
В комнате, куда женщина привела Иветту, царил полумрак. Тяжелые гобеленовые шторы были задернуты. Там почти не было мебели — только кровать и пара стульев. На одном из стульев сидел мужчина.
Он был тучный и показался Иветте старым, хотя, скорее всего, ему было не больше сорока. Мужчина был одет в темно-серый костюм, из-под которого выглядывала желтая жилетка. У него было большое красное лицо с двойным подбородком, а когда он улыбнулся, Иветта заметила, что губы у него толстые и мокрые.
— Ты уверена, что она невинна? — спросил он, рассматривая Иветту, словно она была овцой или свиньей на выставке, завоевавшей первый приз. Мужчина оказался французом, судя по акценту — парижанином.
— Я сама ее проверила. У нее даже волосы на лобке еще не выросли, — ответила женщина.
Именно это стыдное замечание встревожило Иветту, и она поняла, какого рода интерес к ней испытывал мужчина. Девочка попыталась стряхнуть руку с плеча и убежать, но женщина вцепилась в нее мертвой хваткой.
Мужчина встал со стула и подошел к Иветте, обхватил ее руками и притянул к себе.
— Пойдем, мой цветочек, — сказал он. — Я хочу на тебя посмотреть.
Иветта закричала, и ее вопль прокатился эхом по комнате. Мужчина рассмеялся и, подняв ее, повалил на кровать.
— Можешь теперь уходить, — сказал он женщине. — Если она и правда такая, как ты сказала, ты получишь свои деньги.
Каждая секунда этого ужасного и болезненного испытания навсегда запечатлелась в памяти Иветты. Она чувствовала зловонное дыхание мужчины на своем лице и жар его похотливого тела сквозь одежду, когда он прижал ее к кровати. Девочке было очень стыдно, когда он начал рассматривать ее интимные места, и больно, когда мужчина воткнул туда палец и начал им двигать. Она попыталась вырваться, но он сильно ударил ее и так швырнул на кровать, что Иветта подумала — он ее убьет.
Затем мужчина расстегнул брюки, и оттуда выскочила такая ужасная штука, что девочка снова закричала. Она никогда не видела пениса взрослого мужчины, только у совсем маленьких мальчиков. А когда девочки в школе как-то показали ей рисунок, Иветта решила, что это шутка.
— Он вогнал его в меня, Фифи, — прошептала Иветта. — Мне показалось, что он разорвал меня надвое. Я не могла под ним пошевелиться, а боль была такая, словно в меня засовывали раскаленный докрасна лом. Мне показалось, что он проделывал это со мной несколько часов. Я думала, что умру. Я хотела умереть прямо там.
Обняв Иветту, Фифи плакала вместе с ней. Теперь ей было стыдно, что она расспрашивала Иветту о том, почему у нее нет бойфренда и почему она не вышла замуж, а также за шутки Дэна в адрес сексуальной таинственной француженки. Фифи хотела бы найти слова, чтобы показать Иветте, что не только понимает ее страдания, но и разделяет ее боль.
Позже Иветта закончила свою историю. Она объяснила, что кроме нее там было еще много девочек. Бордель работал уже несколько лет. Большинство девушек постарше приехали в Париж в поисках работы и попали сюда, купившись на обещание жилья и пропитания. Некоторые из них вовсе не были невинными. Кое-кому из них даже нравилась такая легкая жизнь. Но с началом войны владельцам борделя подвернулась возможность залучить в свой бизнес совсем юных девчушек, которые пользовались большой популярностью у клиентов. Евреи, напуганные зверствами нацистов, отчаянно хотели найти безопасное место для своих детей на время войны, и таким беспринципным людям, как Ришелье, ничего не стоило воспользоваться ситуацией и заработать на их страхе. Иветта слышала, что в другой дом для таких же целей свозили мальчиков.
Сюда забирали и сирот, живших на улицах. Здесь было даже несколько девочек из Северной Африки. Африканским девочкам приходилось хуже всех, потому что они могли говорить только друг с другом.
Новеньких держали под замком и запугивали до тех пор, пока они не соглашались стать проститутками и торговать своим телом за стол и ночлег. Но еврейских девочек запугать было еще легче, потому что им каждый день рассказывали об ужасах, которые их ждут в случае отказа обслуживать клиентов. Сюда просачивалось достаточно информации из внешнего мира, и девушки знали о том, что в концентрационные лагеря в Польше каждый день отправлялись товарные поезда, груженные евреями.
Через некоторое время, после того как Иветту много раз избивали, морили голодом и запирали без одежды в холодной комнате, она поняла, что единственный способ здесь выжить — это научиться улыбаться клиентам и притворяться, что ей нравится все то, что с ней проделывали эти ужасные мужчины. Были ли это нацистские офицеры или жирные французские коллаборационисты,[27] она вырабатывала в себе безразличие до тех пор, пока не перестала вообще что-то чувствовать.
В большинстве комнат окна были закрыты ставнями, но на чердаке, где девочки спали, их не было. Иветта часами простаивала у окна, всматриваясь в крыши, в поисках знакомых ориентиров. Но отсюда не видно было ни Сены, ни Сакре Кер, так что она понятия не имела, в какой части Парижа она находится.
Время от времени кому-то из новеньких удавалось бежать, но потом в бордель доходили слухи о том, что их застрелили или они утонули в реке. Дело было не только в немецких солдатах, которые хладнокровно убивали всех, у кого не оказывалось документов. Часто девочек выслеживал и убивал кто-то из хозяев борделя или их наемников. Девочки не доверяли никому, даже друг другу, потому что любая могла выдать подругу, чтобы избежать ночи с одним из самых жестоких или извращенных клиентов. На первый взгляд Иветта ничем не отличалась от остальных девочек — послушная, тихая, благодарная за любое доброе слово.
— Но в мыслях я была не такой, как они, — сказала Иветта, и в голосе ее прозвучало неповиновение. — Я знала, что все они останутся шлюхами, даже когда война закончится, а я стану другой. Я все время повторяла себе, что уеду в Англию. Там, в борделе, я продолжала шить, и у меня неплохо получалось. Если бы не мечта об Англии, я, наверное, просто сошла бы с ума.
